Неточные совпадения
Притом их связывало детство и школа — две сильные пружины, потом русские,
добрые, жирные ласки, обильно расточаемые в семействе Обломова на немецкого мальчика, потом роль сильного, которую Штольц занимал при Обломове и в физическом и в нравственном отношении, а наконец, и более всего, в основании
натуры Обломова лежало чистое, светлое и
доброе начало, исполненное глубокой симпатии ко всему, что хорошо и что только отверзалось и откликалось на зов этого простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца.
Я вижу, где обман, знаю, что все — иллюзия, и не могу ни к чему привязаться, не нахожу ни в чем примирения: бабушка не подозревает обмана ни в чем и ни в ком, кроме купцов, и любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии к
добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания принципа, у бабушки принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее
натуре!
Когда он отрывался от дневника и трезво жил день, другой, Вера опять стояла безукоризненна в его уме. Сомнения, подозрения, оскорбления — сами по себе были чужды его
натуре, как и
доброй, честной
натуре Отелло. Это были случайные искажения и опустошения, продукты страсти и неизвестности, бросавшей на все ложные и мрачные краски.
— Она? — Марья Павловна остановилась, очевидно желая как можно точнее ответить на вопрос. — Она? — Видите ли, она, несмотря на ее прошедшее, по природе одна из самых нравственных
натур… и так тонко чувствует… Она любит вас, хорошо любит, и счастлива тем, что может сделать вам хоть то отрицательное
добро, чтобы не запутать вас собой. Для нее замужество с вами было бы страшным падением, хуже всего прежнего, и потому она никогда не согласится на это. А между тем ваше присутствие тревожит ее.
По
натуре добрый и по-своему неглупый, Виктор Васильич был тем, что называется «рубаха-парень», то есть не мог не делать того, что делали другие, и шел туда, куда его толкали обстоятельства.
Моя мать действительно имела много неприятностей. Женщина чрезвычайно
добрая, но без твердой воли, она была совершенно подавлена моим отцом и, как всегда бывает с слабыми
натурами, делала отчаянную оппозицию в мелочах и безделицах. По несчастью, именно в этих мелочах отец мой был почти всегда прав, и дело оканчивалось его торжеством.
В их
натуре вовсе нет злости, нет и вероломства; но им нужно как-нибудь выплыть, выбиться из гнилого болота, в которое погружены они сильными самодурами; они знают, что выбраться на свежий воздух, которым так свободно дышат эти самодуры, можно с помощью обмана и денег; и вот они принимаются хитрить, льстить, надувать, начинают и по мелочи, и большими кушами, но всегда тайком и рывком, закладывать в свой карман чужое
добро.
В поступке Подхалюзина могут видеть некоторые тоже широту русской
натуры: «Вот, дескать, какой — коли убрать и из чужого
добра, так уж забирай больше, бери не три четверти, а девять десятых»…
Но этим и ограничивается то, что мог он сохранить из
добрых качеств своей
натуры; далее начинаются приобретения самодурства.
Но Авдотья Максимовна, твердя о том, что отец ее любит, знает, однако же, какого рода сцена может быть следствием подобной откровенности с отцом, и ее
добрая, забитая
натура заранее трепещет и страдает.
Даже в лучших
натурах комедий Островского мы не видим той смелости
добра, которой могли бы требовать от них в других обстоятельствах, но которой именно не может быть в них под цветом самодурства.
У ней были теперь две ближайшие цели: первая обратить Махина или, скорее, как она говорила это себе, вернуть к себе, к своей
доброй, прекрасной
натуре.
Мы, люди прохожие, народ благодушный и
добрый; мы, по
натуре своей, склонны более оправдывать, нежели обвинять, скорее прощать, нежели карать; притом же мы делом не заняты — так мудрено ли, что такие вопросы толпами лезут в наши праздные головы?..
Но замечательно то, что не только князь Гальцин, но и все эти господа, расположившись здесь кто на окне, кто задравши ноги, кто за фортепьянами, казались совсем другими людьми, чем на бульваре: не было этой смешной надутости, высокомерности, которые они выказывали пехотным офицерам; здесь они были между своими в
натуре, особенно Калугин и Гальцин, очень милыми, простодушными, веселыми и
добрыми ребятами. Разговор шел о петербургских сослуживцах и знакомых.
И в то же время этот «
добрый малый» шел рядом с ним кошачьей походкой, слегка прислоняясь к нему, и заглядывал ему в лицо; и шел он в образе молодого женского существа, от которого так и веяло тем разбирающим и томящим, тихим и жгучим соблазном, каким способны донимать нашего брата — грешного, слабого мужчину, одни — и то некоторые и то не чистые, а с надлежащей помесью — славянские
натуры!
Широкий по
натуре,
добрый и хлебосольный, Н.И. Пастухов помогал студенческой молодежи, которая кормилась, дневала и ночевала у него.
Непонимание
натуры человека, и проистекающее отсель бесстрастное равнодушие к
добру и злу, и кривосудство о поступках: оправдание неоправдимого и порицание достойного.
Справедливость требует сказать, что у чернявки когда-то, хоть очень давно, хоть еще в раннем детстве, в
натуре было что-то
доброе.
Он не сделает сам ничего именно потому, что в нем
натуры, крови нет; но кто вправе сказать, что он не принесет, не принес уже пользы? что его слова не заронили много
добрых семян в молодые души, которым природа не отказала, как ему, в силе деятельности, в умении исполнять собственные замыслы?
Шафиров говорит, что Петр «побужден был острым и от
натуры просвещенным своим разумом и новожелательством видеть европейские политизованные государства, которых ни он, ни предки его, ради необыкновения в том по прежним обычаям, не видали, дабы притом, получа искусство очевидное, потом, по прикладу оных, свои пространные государства как в политических, так и в воинских и прочих поведениях учредить мог, також и своим прикладом подданных своих к путешествию в чужие крап и восприятию
добрых нравов и к обучению потребных к тому языков возбудить».
Что-то вроде участия слышалось в этих бессвязных словах, и Муфель на минуту превратился в порядочного человека — может быть, сказалась в нем
добрая немецкая
натура или уж в известные критические моменты и в дураке пробивается искра человеческого чувства.
Я не люблю говорить дурно о людях, особенно о молодых, из которых может выйти и
добро и зло с одинаковой вероятностью, но есть такие
натуры, которые неисправимы.
Нрава Домна Платоновна была самого общительного, веселого,
доброго, необидчивого и простодушно-суеверного. Характер у нее был мягкий и сговорчивый;
натура в основании своем честная и довольно прямая, хотя, разумеется, была у нее, как у русского человека, и маленькая лукавинка. Труд и хлопоты были сферою, в которой Домна Платоновна жила безвыходно. Она вечно суетилась, вечно куда-то бежала, о чем-то думала, что-то такое соображала или приводила в исполнение.
Молодой князь не любил учиться, он был рассеян и зевал за уроками;
добрый, очень
добрый, раскрытый всякому чувству и благородный по
натуре, он был вял, и ум его дремал еще беспробудно, да и не знаю, просыпался ли впоследствии когда-нибудь.
Как тебе сказать — девочка по наружности весьма приятная,
добрая, ласковая, и
натура еще не вполне испорченная.
Забавляясь внутренно ловушкой, в которую попал Рубановский, я продолжал читать на той же странице следующее: «Когда мысль наша в гармоническом порядке представляет мысль божию в боге силою, а в
натуре явлением силы, тогда мы мыслим благо, истинно, изящно — поелику
добро, истина и изящность, или красота, составляют чертеж, по которому вселенная создана».
Натуры действенные, активные обращают свое внимание главным образом в сторону положительных явлений, на те ростки
доброго, которые, развиваясь при помощи нашей воли, должны будут изменить к лучшему нашу трудную, обидную жизнь.
Все, что было
доброго в моей
натуре, обратилось в другую сторону — к поддержанию прав старших над нами.
«По
натуре своей, — говорил он, — я был мальчик очень
добрый и впечатлительный.
Но при всем этом — посмотрите, что сделало из этой твердой,
доброй и благородной
натуры то положение, в каком он находился.
Это уж, кажется, не слабая
натура, носившая в себе задатки
добра, но погибшая только вследствие своей лени и слабости; это сильная, злодейская душа, талантливая только на мерзости всякого рода.
Положение их, конечно, смешно, даже отвратительно, но насмешку над положением этих господ не нужно переносить на самую
натуру их, вовсе не лишенную
добрых качеств.
Все они гадки и вредны или по крайней мере бесполезны; но посмотрите на начало жизненного поприща этих господ, вникните в сущность их
натуры, и вы увидите, что все их увлечения имеют
доброе начало, а падение происходит просто от бессилия противиться внешним влияниям.
Все это, нельзя не сознаться, обнаруживает
натуру добрую, симпатичную, с наклонностями истинно благородными.
Вот это-то воображаемое знание уничтожает инстинктивные, блаженнейшие, первобытные потребности
добра в человеческой
натуре…
Я никак не могу утверждать, что этот плевок относился непосредственно к «его превосходительству», но maman, вероятно, в виду этой случайности сейчас же нашла нужным добавить, что Лев Яковлевич очень не злой человек и имеет свои заслуги и достоинства, а жена его Ольга Фоминишна положительно очень
добрая женщина, и дети их тоже очень
добрые, особенно старшая дочь Агата, которую maman назвала даже
натурою превосходною, благородною и любящею.
Этому мужику, по
натуре доброму, но всегда в руках какого-нибудь приказчика, понравился статный и речистый барин.
В его
добрых глазах она могла бы прочесть сожаление о женской слабой
натуре, не совладевшей с радостным волнением. И он верил в то, что она сердцем сливается с мужем в одном чувстве успеха и всеобщего признания его достоинств.
Оставшись на восемнадцатом году после смерти матери и отъезда сестры в Голштинию, она без руководителей, во всем блеске красоты необыкновенной, получившая в наследие от родителей страстную
натуру, от природы одаренная
добрым и нежным сердцем, кое-как или, вернее, вовсе невоспитанная, среди грубых нравов, испорченных еще лоском обманчивого полуобразования, бывшая предметом постоянных подозрений и недоверия со стороны двора, цесаревна видела ежедневно, как ее избегали и даже нередко от нее отворачивались сильные мира сего, и поневоле искала себе собеседников и утешителей между меньшей братией.
Добрая по
натуре, она, однако, не пользовалась своим превосходством дальше безобидных шуток над подругами. За это все любили ее. Души в ней не чаяла Ксения Яковлевна, не скрывала от нее своих тайн девичьих.
Сам Гурьев был умный и дальновидный мужик и отлично понял, что его маленькая Дашутка из ряда вон выходящая
натура и что не надо поэтому перечить
доброй «учительше» заниматься его девочкой.
Он все со своей хорошей
натурой! Глупый он, глупый, мечтатель, и больше ничего! Кто ему подсказал, что у меня хорошая
натура? Мужчины вот всегда так действуют. Выдумают вдруг, ни с того ни с сего, какую-нибудь красивую фразу и носятся с нею, как дурак с писаной торбой. Хорошая во мне
натура или нет, бес во мне сидит или ангел; но нет мне ни в чем исхода, ни в чем примирения. Ни в светской пустоте, ни в разврате, ни в книжках, ни в моем ребенке, ни в
добре, ни… в любви.
Добрый и простой по
натуре Владимир Сергеевич тотчас смягчился. Видимо, он был настроен Ираидой Ивановной пробрать непочтительного поклонника своей дочери, а потому, исполнив, как он полагал, свой долг, переменил тон.
— Тоже повторю я и теперь. Вероятность есть, особливо, коли
натура у ней и
добрая, и честная; но опять-таки надо действовать не с преднамерением, не считая себя гувернером, а так, исподволь, при всяком удобном случае. А для этого надо съесть вместе куль соли, жить в одной квартире, вот как вы с кузиной, видаться по целым дням.
— Ты прав, она прелестна, видимо,
добра, умна и далеко не заурядно образована, а главное в ней — и в этом ты прав — эта чистота, эта нетронутость
натуры. Кто ее воспитывал, тому можно дать премию.
Павел Флегонтыч. Батюшка, я перед вами глупец… Тайна ваша воскресила меня. О! я не ожидал, чтоб в ней было столько
добра, столько могучих средств. Правда, это такой волшебный талисман, от которого посыплются чудеса. Вы увидите, что я им воспользуюсь… Смирится гордая
натура Гориславской — она моя!
Он произнес эту защитительную фразу с такой убедительною горячностью, что генеральша, по
натуре добрая и справедливая женщина, смутилась.
Много слез пролила Елизавета, скучая в одиночестве, чувствуя постоянно тяжелый для ее свободолюбивой
натуры надзор. Кого она ни приблизит к себе — всех отнимут. Появился было при ее дворе брат всесильного Бирона, Густав Бирон, и понравился ей своей молодцеватостью да
добрым сердцем — запретили ему бывать у нее. А сам Эрнст Бирон, часто в наряде простого немецкого ремесленника, прячась за садовым тыном, следил за цесаревной. Она видела это, но делала вид, что не замечает.
Добрая и честная по
натуре, она не испортилась баловством отца и матери, не сделалась ни своевольной, ни капризной, но живя одна, почти без подруг, если не считать единственную Надю Алфимову, девушку без всякого характера, мягкую, как воск, «святую», как прозвали ее в институте, выработала в себе силу воли и характер, и подчинить ее чужой воле, если эта последняя не была основана на разумных и ей понятных причинах, было трудно даже для отца и матери.
— Примите сии перчатки в знак сохранения чистоты ваших деяний! — продолжал великий магистр. — Примите женские для подруги жизни вашей! Прекрасный пол не входит в состав нашего общества, но мы не нарушаем устава Творца и
натуры.
Добрая жена есть утешение в ужасных испытаниях мира сего; но да будут они чисты и невинны в деяниях своих.