Неточные совпадения
Возвращаясь всё назад от памятных оскорбительных слов спора
к тому, что было их поводом, она
добралась наконец до начала разговора.
— Эти глупые шиньоны! До настоящей дочери и не
доберешься, а ласкаешь волосы дохлых баб. Ну что, Долинька, — обратился он
к старшей дочери, — твой козырь что поделывает?
Попробовал было еще зайти кое
к кому, чтобы узнать, по крайней мере, причину, и не
добрался никакой причины.
Гости
добрались наконец гурьбой
к дому полицеймейстера.
На этот раз ему удалось
добраться почти
к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши
к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть и рассуждать; если бы только мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость его, понять при этом, сколько затруднений, а может быть, и злодейств, еще остается ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и
добраться домой, то очень может быть, что он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и не от страху даже за себя, а от одного только ужаса и отвращения
к тому, что он сделал.
Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно смотрели друг на друга. Я увидел необходимость переменить разговор, который мог кончиться для меня очень невыгодным образом, и, обратясь
к Пугачеву, сказал ему с веселым видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя за лошадь и за тулуп. Без тебя я не
добрался бы до города и замерз бы на дороге».
Он опять тяжело повернулся
к стене; а Василий Иванович вышел из кабинета и,
добравшись до жениной спальни, так и рухнулся на колени перед образами.
Аркадий первый вышел на крыльцо; он взобрался в ситниковскую коляску. Его почтительно подсаживал дворецкий, а он бы с удовольствием его побил или расплакался. Базаров поместился в тарантасе.
Добравшись до Хохловских выселков, Аркадий подождал, пока Федот, содержатель постоялого двора, запряг лошадей, и, подойдя
к тарантасу, с прежнею улыбкой сказал Базарову...
А Павел Петрович вышел из саду и, медленно шагая,
добрался до леса. Он остался там довольно долго, и когда он вернулся
к завтраку, Николай Петрович заботливо спросил у него, здоров ли он? до того лицо его потемнело.
Она быстро поставила кофейник на стол, схватила с пола Андрюшу и тихонько посадила его на диван
к Илье Ильичу. Ребенок пополз по нем,
добрался до лица и схватил за нос.
Иногда я приходил в отчаяние. Как, при этих болях, я выдержу двух — или трехгодичное плавание? Я слег и утешал себя мыслью, что,
добравшись до Англии, вернусь назад. И
к этому еще туманы, качка и холод!
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет
к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты, знали все, что случилось в Европе по март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим судам велено идти
к русским берегам. Что-то будет? Скорей бы
добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.
Мы шли, шли в темноте, а проклятые улицы не кончались: все заборы да сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть.
К несчастью, мы не туда попали, и, если б не провожатый, мы проблуждали бы целую ночь. Наконец
добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут — как
добраться до истины? все средства
к обману на их стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный заболел в дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., — поверить их невозможно.
Мы пошли скорее и
к сумеркам
добрались до второй фанзы.
Правда, иногда (особенно в дождливое время) не слишком весело скитаться по проселочным дорогам, брать «целиком», останавливать всякого встречного мужика вопросом: «Эй, любезный! как бы нам проехать в Мордовку?», а в Мордовке выпытывать у тупоумной бабы (работники-то все в поле): далеко ли до постоялых двориков на большой дороге, и как до них
добраться, и, проехав верст десять, вместо постоялых двориков, очутиться в помещичьем, сильно разоренном сельце Худобубнове,
к крайнему изумлению целого стада свиней, погруженных по уши в темно-бурую грязь на самой середине улицы и нисколько не ожидавших, что их обеспокоят.
От упомянутой фанзы до перевала через Сихотэ-Алинь будет 8 км. Хотя котомки и давали себя чувствовать, но тем не менее мы шли бодро и редко делали привалы.
К 4 часам пополудни мы
добрались до Сихотэ-Алиня, оставалось только подняться на его гребень. Я хотел было идти дальше, но Дерсу удержал меня за рукав.
Китаец торопил нас. Ему хотелось поскорее
добраться до другой фанзы, которая, по его словам, была еще в 12 км. И действительно,
к полудню мы нашли эту фанзочку. Она была пустая. Я спросил нашего вожатого, кто ее хозяин. Он сказал, что в верховьях Имана соболеванием занимаются китайцы, живущие на берегу моря, дальше, вниз по реке, будут фанзы соболевщиков Иодзыхе, а еще дальше на значительном протяжении следует пустынная область, которая снова оживает немного около реки Кулумбе.
Однажды вечером, подходя
к винограднику, где жили Гагины, я нашел калитку запертою. Недолго думавши
добрался я до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мною, и перескочил через нее. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с нею и уже прошел было мимо… вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слезы произносивший следующие слова...
Да и «благословенный» Александр умер. Не зная, что будет далее, эти изверги сделали последнее усилие и
добрались до виновного; его, разумеется, приговорили
к кнуту. Середь торжества следопроизводителей пришел приказ Николая отдать их под суд и остановить все дело.
— Не пугайся, Катерина! Гляди: ничего нет! — говорил он, указывая по сторонам. — Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не
добрался до нечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! Дай сюда на руки мне сына! — При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и поднес
к губам. — Что, Иван, ты не боишься колдунов? «Нет, говори, тятя, я козак». Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой — мать накормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет...
Варя, так строго обращавшаяся с ним прежде, не подвергала его теперь ни малейшему допросу об его странствиях; а Ганя,
к большому удивлению домашних, говорил и даже сходился с ним иногда совершенно дружески, несмотря на всю свою ипохондрию, чего никогда не бывало прежде, так как двадцатисемилетний Ганя, естественно, не обращал на своего пятнадцатилетнего брата ни малейшего дружелюбного внимания, обращался с ним грубо, требовал
к нему от всех домашних одной только строгости и постоянно грозился «
добраться до его ушей», что и выводило Колю «из последних границ человеческого терпения».
— Окся ужо до тебя
доберется, Петр Васильич… Она и то обещает рассчитаться с тобой мелкими. «Это, — грит, — он, кривой черт, настроил тебя». То-то дура… Я и боялся
к тебе подойти все время: пожалуй, как раз вцепится… Ей бы только в башку попало. Тебя да Марью хочет руками задавить.
Не могу тебе дать отчета в моих новых ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал
к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и
к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог
доберусь до места в месяц, а что дальше — не знаю.
27-го около полудня мы
добрались до Лебедя. Наше появление порадовало их и удивило. Я не стану рассказывать тебе всех бедствий дороги. Почти трое суток ехали. Тотчас по приезде я отправился
к Милордову, в твой дом (с особенным чувством вошел в него и осмотрел все комнаты). Отдал просьбы и просил не задерживать. Милордов порядочный человек, он правил должность тогда губернатора за отсутствием Арцимовича.
Если же узнаю, что Евгения мне не дадут, то непременно буду пробовать опять
к вам
добраться, — покамест нет возможности думать об этом соединении, и, пожалуйста, не говорите мне о приятном для меня свидании с вами и с вашими соседями.
Только на седьмой день, довольно рано утром,
добрались мы до Неклюдова и подъехали
к крыльцу очень странно построенного дома Кальпинских, всего в двадцати верстах от Багрова.
— Non, merci, [Нет, благодарю (франц.).] — отвечал Вихров; ему всего скорее хотелось
добраться до дела. — Я приехал с просьбой
к вам, полковник, — начал он, не откладывая времени.
— Eh bien, nous у arrivons. [Вот мы и
добрались до сути (франц.)] Возражая Плешивцеву, я упомянул о необходимости иметь точные сведения о географических границах. По моему мнению, вот вещь, необходимая для совершенно ясного определения пределов ведомства любви
к отечеству, вот вещь, без точного знания которой мы всегда будем блуждать впотьмах.
Я
добрался до ели, прислонился
к ее стволу и начал караулить.
Чтобы предупредить давешнюю сцену народного энтузиазма, проход от экипажа до подъезда был оцеплен стеной из казаков и лесообъездчиков, так что вся компания благополучно
добралась до залы, где была встречена служащими и громким тушем. Лаптев рассеянно поклонился служащим, которые встретили его также хлебом-солью и речью, и спросил, обратившись
к Прейну...
«Поздравляем, — говорят, — тебя, ты теперь благородный и можешь в приказные идти; помилуй бог, как спокойно, — и письмо мне полковник
к одному большому лицу в Петербург Дал. — Ступай, — говорит, — он твою карьеру и благополучие совершит». Я с этим письмом и
добрался до Питера, но не посчастливило мне насчет карьеры.
Александр сидел как будто в забытьи и все смотрел себе на колени. Наконец поднял голову, осмотрелся — никого нет. Он перевел дух, посмотрел на часы — четыре. Он поспешно взял шляпу, махнул рукой в ту сторону, куда ушел дядя, и тихонько, на цыпочках, оглядываясь во все стороны,
добрался до передней, там взял шинель в руки, опрометью бросился бежать с лестницы и уехал
к Тафаевой.
— Один покажет вам, — говорил он, — цветок и заставит наслаждаться его запахом и красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть о том, зачем там этот сок, и вы забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием
к ним. Не ищите же яду, не
добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет
к счастью.
— Ну, пора, бог с вами! — говорил Антон Иваныч, — полно, Анна Павловна, вам мучить-то себя! А вы садитесь, Александр Федорыч; вам надо засветло
добраться до Шишкова. Прощайте, прощайте, дай бог вам счастья, чинов, крестов, всего доброго и хорошего, всякого добра и имущества!!! Ну, с богом, трогай лошадей, да смотри там косогором-то легче поезжай! — прибавил он, обращаясь
к ямщику.
На десятый день они
добрались до Булома, где
к ним присоединился Кузьма Ермилов, и отправились дальше.
Все это старуха Арина скрыла от Ченцова, рассчитывая так, что бесстыжая Маланья языком только брешет, ан вышло не то, и раз, когда Валерьян Николаич, приехав
к Арине, сидел у нее вместе с своей Аксюшей в особой горенке, Маланья нагрянула в избу
к Арине, подняла с ней ругню, мало того, —
добралась и до Ченцова.
— Корчева встретила нас недружелюбно. Было не больше пяти часов, когда пароход причалил
к пристани; но, благодаря тучам, кругом обложившим небо, сумерки наступили раньше обыкновенного. Дождь усилился, почва размокла, берег был совершенно пустынен. И хотя до постоялого двора было недалеко, но так как ноги у нас скользили, то мы через великую силу, вымокшие и перепачканные,
добрались до жилья. Тут только мы опомнились и не без удивления переглянулись друг с другом, словно спрашивая: где мы?
Она встала, чтобы переменить место и сесть напротив, но ноги плохо ее слушались, и ее понесло вдруг вбок,
к запасному компасу, обмотанному парусиной. Она еле-еле успела удержаться за него. Тут только она заметила, что началась настоящая, ощутимая качка. Она с трудом
добралась до скамейки на противоположном борту и упала на нее.
Уж как, например, ему хотелось
добраться до М-го, которого он ненавидел через наговоры А-ва, но он никак не мог его высечь, хотя и искал предлога, гнал его и подыскивался
к нему.
— Ты не знаешь, ты не знаешь, мой милый; вот увидишь… Место опасное; все от места зависит; под самое сердце угодил, разбойник! А тебя, тебя, — заревел он, обращаясь
к Ломову, — ну, теперь я до тебя
доберусь!.. В кордегардию!
Ломовы хоть и разорились под судом, но жили в остроге богачами. У них, видимо, были деньги. Они держали самовар, пили чай. Наш майор знал об этом и ненавидел обоих Ломовых до последней крайности. Он видимо для всех придирался
к ним и вообще
добирался до них. Ломовы объясняли это майорским желанием взять с них взятку. Но взятки они не давали.
Добравшись до самолета-ковра и невидимки-шапки, непривычный ни
к каким умственным ухищрениям Ахилла словно освободился от непосильной ноши, вздохнул и сам полетел на ковре; он прошел, никем не видимый, в сапогах и в шапке
к одному и
к другому из важных лиц,
к которым без этих сапог пройти не надеялся, и того и другого толкнул слегка сонного в ребра и начал им говорить: «Не обижайте попа Савелия, а то после сами станете тужить, да не воротите».
Так мало-помалу мы
добрались до последней буквы — «
к» (твердый знак мы отвергли), которая была у нас известна как «палка, а посредине палки кривуля хвостом набок».
Добравшись до узкой тропинки, ведшей прямо
к хате Мануйлихи, я слез с Таранчика, на котором по краям потника и в тех местах, где его кожа соприкасалась со сбруей, белыми комьями выступила густая пена, и повел его в поводу. От сильного дневного жара и от быстрой езды кровь шумела у меня в голове, точно нагнетаемая каким-то огромным, безостановочным насосом.
Помолившись на восток, она отыскала спрятанную под тесом носилку для кирпичей, надела ее себе на плечи, как делают каменщики, и отправилась с ней
к правильным стопочкам кирпича, до которого
добралась только ощупью.
Взял Гордей Евстратыч от Колосова его писульку и с ней отправился пытать счастья
к жидовину. Но
добраться до Мойши Жареного было не так-то легко, как он думал. Этот кабацкий король являлся в город только по временам, а настоящую резиденцию имел на своих винных заводах, куда Брагин и отправился, хотя конец был немалый, верст в двести, пожалуй, не укладешь.
На крошечном собственном пароходике мы
добрались до его промысла. Первым делом из садка вытащили огромнейшего икряного осетра, при нас же его взрезали, целую гору икры бросили на грохотку, протерли и подали нам в медном луженом ведре, для закуски
к водке, пока уху из стерлядей варили да на угольях жареху стерляжью на вертелах, как шашлык, из аршинных стерлядей готовили.
— Видеть-то я вижу, да как мы
доберемся до польского войска?.. Ехать одним… того и гляди, попадешься в руки
к разбойникам шишам, от которых, говорят, около Москвы проезду нет. Взять с собой человек тридцать холопей… с такой оравой тайком не прокрадешься; а Пожарский давно уже из Ярославля со всем войском
к Москве выступил.