Неточные совпадения
«Я, воспитанный в понятии Бога,
христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как
дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута жизни, как
дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем
дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
[Вейсе Христиан-Феликс (1726–1804) — немецкий писатель, автор рассказов для
детей] — и немец торжественно улыбнулся. «Da habe ich’s», [Вот, нашел (нем.)] — сказал он.
Дыма отодвинулся еще дальше, слушая бормотание Матвея, но тот уже смолк, а сон шел своим чередом… Бегут
христиане со всех сторон, с улиц и базаров, из шинков и от возов с хлебом. Бегут
христиане с криком и шумом, с камнями и дреколием… Быстро запираются Двери домов и лавочек, звякают стекла, слышны отчаянные крики женщин и
детей, летят из окон еврейские бебехи и всякая рухлядь, пух из перин кроет улицы, точно снегом…
Всё это должно очистить
ребенка и сделать его
христианином.
— О, всех! всех, мои Иоганус! — отвечала опять Софья Карловна, и василеостровский немец Иоган-Христиан Норк так спокойно глядел в раскрывавшиеся перед ним темные врата сени смертной, что если бы вы видели его тихо меркнувшие очи и его посиневшую руку, крепко сжимавшую руку Софьи Карловны, то очень может быть, что вы и сами пожелали бы пред вашим походом в вечность услыхать не вопль, не вой, не стоны, не многословные уверения за тех, кого вы любили, а только одно это слово; одно ваше имя, произнесенное так, как произнесла имя своего мужа Софья Карловна Норк в ответ на его просьбу о
детях.
Я перервал ваш,
дети, разговор.
Вы горячо о чем-то толковали.
Что,
Христиан? Успел ты на Руси
Обжиться с нами?
— Кунак Георгий… ты урус, ты
христианин и не поймешь ни нашей веры, ни нашего Аллаха и его пророка… Ты взял жену из нашего аула, не спросясь желания ее отца… Аллах наказывает
детей за непокорность родителям… Марием знала это и все же пренебрегла верою отцов и стала твоею женою… Мулла прав, не давая ей своего благословения… Аллах вещает его устами, и люди должны внимать воле Аллаха…
Но как вы,
дети свободного, человечного народа, вы,
христиане, вы, просто люди, на чистое наслаждение, которое вам доставил несчастный просящий человек, ответили холодностью и насмешкой?
Вина же Гумилевского состояла в том, что он «увлекся духом
христианина» и вообще был родствен по мыслям архимандриту Федору Бухареву, который все хотел примирить «православие с современностью», и достиг только того, что его стали называть «enfant terrible [Ужасный
ребенок (франц.).] православия».
О, когда бы мечтательность не затмила его рассудка, он должен был видеть, чего мог ожидать в стране, где невежество и предрассудки исключили было его из общества
христиан и причли к
детям сатаны.
«Ведь нужно подумать о том, — говорит Тареев, — что значит быть
христианином: это значит любить до смерти, возненавидеть себя, возненавидеть отца, мать, жену,
детей.
Соломон. Так доволен, так счастлив, хоть бы сейчас умереть, если бы не эти
дети. Еще скажу тебе… я задумал давно, я приготовился и теперь решился… быть
христианином, как ты…
Только в том случае мог бы
христианин без сознания падения, греха вступить в брак, если бы он видел и знал, что все существующие жизни
детей обеспечены.
— У меня нет ни жены, ни
детей, которых бы я мог вам оставить заложниками; но я не лгу: я —
христианин.
Прилагая к
христианам слова Исаии, что придет время, когда люди перекуют мечи на серпы и копья на плуги, он совершенно определенно говорит: «Мы не поднимаем оружия ни против какого народа, мы не учимся искусству воевать, — ибо через Иисуса Христа мы сделались
детьми мира».