Неточные совпадения
Дети бегали по всему дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и
кучер просили расчета.
Окруженная всеми выкупанными, с мокрыми головами,
детьми, Дарья Александровна, с платком на голове, уже подъезжала к дому, когда
кучер сказал...
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных
кучеров и грумов, их головы в лакированных шляпах казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые
дети, бросая птицам хлеб.
И не видит, как печальна его роль
ребенка, который, мечтательно шагая посредине улицы, будет раздавлен лошадьми, потому что тяжелый воз истории везут лошади, управляемые опытными, но неделикатными
кучерами.
Ребенок видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита — все разбрелись по своим углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой в сад, третий искал прохлады в сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под кустом в саду, подле своей пешни, и
кучер спал на конюшне.
Завтрак снова является на столе, после завтрака кофе. Иван Петрович приехал на три дня с женой, с
детьми, и с гувернером, и с гувернанткой, с нянькой, с двумя
кучерами и с двумя лакеями. Их привезли восемь лошадей: все это поступило на трехдневное содержание хозяина. Иван Петрович дальний родня ему по жене: не приехать же ему за пятьдесят верст — только пообедать! После объятий начался подробный рассказ о трудностях и опасностях этого полуторасуточного переезда.
Но
дети уже не спят. Ожидание предстоящего выезда спозаранку волнует их, хотя выезд назначен после раннего обеда, часов около трех, и до обеда предстоит еще провести несколько скучных часов за книжкой в классе. Но им уже кажется, что на конюшне запрягают лошадей, чудится звон бубенчиков и даже голос
кучера Алемпия.
Одно время служил у отца
кучер Иохим, человек небольшого роста, с смуглым лицом и очень светлыми усами и бородкой. У него были глубокие и добрые синие глаза, и он прекрасно играл на дудке. Он был какой-то удачливый, и все во дворе его любили, а мы,
дети, так и липли к нему, особенно в сумерки, когда он садился в конюшне на свою незатейливую постель и брал свою дудку.
В пансионе Окрашевской учились одни
дети, и я чувствовал себя там
ребенком. Меня привозили туда по утрам, и по окончании урока я сидел и ждал, пока за мной заедет
кучер или зайдет горничная. У Рыхлинскогс учились не только маленькие мальчики, но и великовозрастные молодые люди, умевшие уже иной раз закрутить порядочные усики. Часть из них училась в самом пансионе, другие ходили в гимназию. Таким образом я с гордостью сознавал, что впервые становлюсь членом некоторой корпорации.
Эта угроза заставила подняться черноволосую головку с заспанными красивыми глазами. Груздев вынул
ребенка из экипажа, как перышко, и на руках понес в сарайную. Топанье лошадиных ног и усталое позвякиванье колокольчиков заставило выглянуть из кухни Домнушку и
кучера Семку.
Медленно удаляясь, покачивалась старинная золотая карета, с ладьеобразным низом и высоким сиденьем для
кучера, — но такая огромная, что сидящие в ней взрослые казались
детьми.
Всякому взрослому при виде того искреннего увлечения, с каким он резвился в обществе малолетков, трудно было удержаться, чтобы не проговорить: «Этакая дубина!»
Дети же во вторжении большого
кучера в их область не видели ничего странного; пусть играет, лишь бы не дрался!
Анна Михайловна и Дорушка, как мы уже знаем из собственных слов последней, принадлежали к одному гербу: первая была дочерью
кучера княгини Сурской, а вторая, родившаяся пять лет спустя после смерти отца своей сестры, могла считать себя безошибочно только
дитем своей матери.
Княгиня уехала в Петербург с маленькими
детьми, с Ольгою Федотовною и с Патрикеем.
Дети и Ольга помещались вместе с бабушкою в карете, а Патрикей в устроенной сзади откидной коляске, где ему было очень покойно и откуда он с высоты мог далеко вперед видеть дорогу и наблюдать за форейтором и за
кучером. Они приехали так скоро, как только тогда было можно. В Протозаново от них никаких вестей еще не приходило.
По временам, вечером, съезжались у нас окрестные или зимующие в городе помещики, и пока в зале, куда
детей не пускали, до полуночи играли в карты, приезжие
кучера и форейторы разминались, стараясь согреться, на улице или на просторном дворе перед окошками.
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я видел ужас всех лиц нашего бедствующего экипажа.
Кучер и лакей чуть не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала лицом к
ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше
ребенка.
«Она больна, — думал он, — может быть, очень; ее измучили… О пьяная, подлая тварь! Я теперь понимаю его!» Он торопил
кучера; он надеялся на дачу, на воздух, на сад, на
детей, на новую, незнакомую ей жизнь, а там, потом… Но в том, что будет после, он уже не сомневался нисколько; там были полные, ясные надежды. Об одном только он знал совершенно: что никогда еще он не испытывал того, что ощущает теперь, и что это останется при нем на всю его жизнь! «Вот цель, вот жизнь!» — думал он восторженно.
У лакеев,
кучеров и даже у мужика, который сидел в челноке, выражение лиц было торжественное, именинное, какое бывает только у
детей и прислуги.
— Ужас, ужас, что пишут! — простонала, схватившись за виски, жена акцизного надзирателя, уездная Мессалина, не обходившая вниманием даже своих
кучеров. — Я всегда мою руки с одеколоном после их книг. И подумать, что такая литература попадает в руки нашим
детям!
Прошло два года. Третий год
Обрадовал супругов безнадежных:
Желанный сын, любви взаимной плод,
Предмет забот мучительных и нежных,
У них родился. В доме весь народ
Был восхищен, и три дня были пьяны
Все на подбор, от
кучера до няни.
А между тем печально у ворот
Всю ночь собаки выли напролет,
И, что страшнее этого,
ребенокВесь в волосах был, точно медвежонок.
— Да… — начал он, отдохнув. — Идем сейчас, а барин
Кучеров навстречу… Да… Девок чуть свет видел… Отчего, говорит, грибов не несут… жене, говорит, и
детям. А потом глядит на меня и говорит: я, говорит, с женой тебя призирать буду. Хотел я ему в ноги поклониться, да сробел… Дай бог здоровья… Пошли им, господи…
— Хорошо ли, дочка? — оглядываясь на девочку, кричит
кучер, и его глаза, такие же черные, яркие и сверкающие, как у Наташи, любовно сияют навстречу восхищенному взору
ребенка.
— Скажи ему, что прибавляю ему жалованья, — сказала Елена Егоровна. — Не могу же я быть без
кучера. Когда найду другого, пусть тогда и уходит, если ему угодно. Завтра утром чтобы опять был у меня! Скажите ему, что я глубоко оскорблена его невежливым поступком! И вы, бабушка, скажите! Надеюсь, что он будет у меня и не заставит посылать за собой. Подойди сюда, бабушка! На тебе, милая! Что, небось, трудно управляться с такими большими
детьми? Бери, милая!
Помимо ленивого и тупого брата и его злой жены, с их малоумным и злым потомством, и сестры с ее пьяным мужем и золотушными
детьми, у Водопьянова был
кучер, нигде нетерпимый пьяница, кухарка, забитая мужем, идиотка, комнатный мальчик-калека, у которого ноги стояли иксом в разные стороны: все это придавало всему дому характер какого-то нестроения.
Посреди кухни стоял дворник Филипп и читал наставление. Его слушали лакеи,
кучер, две горничные, повар, кухарка и два мальчика-поваренка, его родные
дети. Каждое утро он что-нибудь да проповедовал, в это же утро предметом речи его было просвещение.
— Опомнись,
дитя мое! — заплакала maman. —
Кучер услышит!
Из трактира мы пошли к церкви и сели на паперти в ожидании
кучера. Сорок Мучеников стал поодаль и поднес руку ко рту, чтобы почтительно кашлянуть в нее, когда понадобится. Было уже темно; сильно пахло вечерней сыростью и собиралась восходить луна. На чистом, звездном небе было только два облака и как раз над нами: одно большое, другое поменьше; они одинокие, точно мать с
дитятею, бежали друг за дружкой в ту сторону, где догорала вечерняя заря.
Этого он не ожидал: лелеянный им
ребенок оказывается ему совершенно чужим, сыном Лукьяновны, подкидышем. Пьяный
кучер разбил все его лучшие мечты и надежды.
Обидевший
ребенка Степан был один из графских
кучеров.
Алпатыч, его
кучер, Ферапонтова жена с
детьми, дворник, сидели в подвале, прислушиваясь.