Неточные совпадения
— Однако вы, я вижу, очень неопытны, как и следует быть в вашем возрасте, — вы не понимаете, в чем
дело. Мой жилет ровно ничего не стоит, потому что он не светит и не
греет, и потому я его отдаю вам даром, но вы мне заплатите по рублю за каждую нашитую на нем стекловидную пуговицу, потому что эти пуговицы хотя тоже не светят и не
греют, но они могут немножко блестеть на минутку, и это всем очень нравится.
День был солнечный, солнце жарко
грело спину, но ни сам Клим, ни двойник его, ни деревья не имели тени, и это было очень тревожно.
— В Тамбове, ваше высокоблагородие, всегда, бывало, целый
день на солнце сидишь и голову подставишь — ничего; ляжешь на траве, спину и брюхо
греешь — хорошо. А здесь бог знает что: солнце-то словно пластырь! — отвечал он с досадой.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный
день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не
греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет на
дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Перемена была очень резка. Те же комнаты, та же мебель, а на месте татарского баскака с тунгусской наружностью и сибирскими привычками — доктринер, несколько педант, но все же порядочный человек. Новый губернатор был умен, но ум его как-то светил, а не
грел, вроде ясного зимнего
дня — приятного, но от которого плодов не дождешься. К тому же он был страшный формалист — формалист не приказный — а как бы это выразить?.. его формализм был второй степени, но столько же скучный, как и все прочие.
С этого
дня я приходил к Хорошему
Делу, когда хотел, садился в ящик с каким-то тряпьем и невозбранно следил, как он плавит свинец,
греет медь; раскалив, кует железные пластины на маленькой наковальне легким молотком с красивой ручкой, работает рашпилем, напильниками, наждаком и тонкой, как нитка, пилою…
Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко, но как светло оно сияло, как тепло оно
грело! На улицах было сухо; недаром же говорят старожилы, что какая ни будь дурная погода на шестой неделе поста, страстная все
дело исправит, и к светлому празднику будет сухо и тепло. Мне сделалось скучно в комнате одному, и я вышел на улицу, чтоб на народ поглядеть.
Стужа еще не прекратилась, но в середине
дня солнце уже
грело и в воздухе чуялся поворот к весне.
Да, это были
дни воистину учетверенного нагревания.
Грел свой дядька-однокурсник,
грел свой взводный портупей-юнкер,
грел курсовой офицер и, наконец, главный разогреватель, красноречивый Дрозд, лапидарные поучения которого как-то особенно ядовито подчеркивались его легким и характерным заиканием.
Целый
день у Анны Ивановны огонь под плитой разведен, целый
день готовят, пекут, самовары
греют, кофей разносят.
Хотя
днем солнце еще порядком
грело, но в тени уже чувствовалась свежесть наступающей осени.
Было тихо, как на
дне омута, из холодной тьмы выступало, не
грея душу, прошлое: неясные, стёртые лица, тяжкие, скучные речи.
И в
день коронации шло у нас «Светит, да не
греет», а в слободе «Ворона в павлиньих перьях» и «Недоросль»…
Он ушёл, насыщенный ласковым звуком певучего голоса, согретый участливым взглядом, и весь
день в памяти его звенели слова этой женщины,
грея сердце тихой радостью.
— Художник-с, — начал Фридрих Фридрихович, не отвечая Истомину и касаясь теперь руки солидного гостя, — совсем особое
дело. Художник, поэт, литератор, музыкант — это совсем не фамилийные люди. Это совсем, совсем не фамилийные люди! Им нужно… это… впечатление, а не то, что нам с вами. У нас с вами, батюшка мой, что жена-то? копилка, копилка. Ну, а их одна вдохновляет так, другая — иначе, их
дело такое, а не то что по-нашему: сидеть да женины ноги
греть. Это совсем не то, что мы с вами: им жен не нужно.
В ласковый
день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом небе, чисто выметенном ветром, вымытом дождямии, таяло, не
грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный, мягкий шорох плыл по саду; за деревьями ворчала фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб не видеть дворника, не говорить с ним, хозяин прошёл в противоположный угол сада, к бане; дверь в неё была не притворена.
— Нет, — сказал Петрович решительно, — ничего нельзя сделать.
Дело совсем плохое. Уж вы лучше, как придет зимнее холодное время, наделайте из нее себе онучек, потому что чулок не
греет. Это немцы выдумали, чтобы побольше себе денег забирать (Петрович любил при случае кольнуть немцев); а шинель уж, видно, вам придется новую делать.
Тоскливо с ними: пьют они, ругаются между собою зря, поют заунывные песни, горят в работе
день и ночь, а хозяева
греют свой жир около них. В пекарне тесно, грязно, спят люди, как собаки; водка да разврат — вся радость для них. Заговорю я о неустройстве жизни — ничего, слушают, грустят, соглашаются; скажу: бога, — мол, — надо нам искать! — вздыхают они, но — непрочно пристают к ним мои слова. Иногда вдруг начнут издеваться надо мной, непонятно почему. А издеваются зло.
[Веселой толпою
С глубокого
днаМы ночью всплываем,
Нас
греет луна.]
Любо нам порой ночною
Дно речное покидать,
Любо вольной головою
Высь речную разрезать,
Подавать друг дружке голос,
Воздух звонкий раздражать,
И зеленый влажный волос
В нем сушить и отряхать.
Даже в пример его своим ставил как трезвого и трудолюбивого человека, который не только сам постоянно работает, но и обоих своих товарищей к
делу приспособил: рыжий у него что-то подшивал, а черный губан утюги
грел да носил.
Но иногда какой-нибудь лакей,
Усердный, честный, верный, осторожный,
Имея вход к владычице своей
Во всякий час, с покорностью возможной,
В уютной спальне заменяет ей
Служанку, то есть
греет одеяло,
Подушки, ноги, руки… Разве мало
Под мраком ночи делается
дел,
Которых знать и чорт бы не хотел,
И если бы хоть раз он был свидетель,
Как сладко спит седая добродетель.
Так прошло много лет и много зим, и не раз белочка соблазнялась золотым орешком и даже плакала от аппетита, но кушать все-таки не стала — да, да, не стала! Но вот наступили в белочкиной жизни и черные
дни: состарилась она, ножки скрючило от ревматизма, головка дрожит от слабости, и уж не
греет беленькая шубка, потертая, облезлая, скверная-прескверная.
Я привлек к себе Олю и стал осыпать ее лицо поцелуями, словно стараясь вознаградить себя за утерянные три
дня. Она жалась ко мне, как озябший барашек,
грела мое лицо своим горячим дыханием… Наступила тишина…
Наказывать человека за его дурные
дела всё равно что
греть огонь. Всякий человек, сделавший дурное, уже наказан тем, что лишен спокойствия и мучается совестью. Если же он не мучается совестью, то все те наказания, какие могут наложить на него люди, не исправят его, а только озлобят.
— Озими хорошие, — отвечал Ннкифор. — После Покрова зажелтели было, потому что с Семенова
дня дождей не было ни капельки, погода сухая, а солнышко
грело, ровно летом, ну а как пошли дожди да подули сиверки, озимые опять зазеленели.
День чуть только начинал брезжить, когда я разбудил своих разоспавшихся спутников. Пока удэхейцы
грели чай, я с Чжан-Бао приготовил все для наблюдений. Скопившиеся на востоке туманы как будто хотели заслонить собою солнце, но, убедившись в бесполезности неравной борьбы, стали быстро таять. Я выждал, когда лучезарное светило немного поднялось по небосклону, и начал инструментом брать абсолютные высоты его над горизонтом.
Михаил Андреевич расходовался сам на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого
дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский
грел руки со счетов Казимиры и рвал куртажи с тех ловких людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные планы, а между тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем доносить Кишенскому вести, что то там, то в другом месте, еще и еще проскальзывают то собственные векселя Бодростина, то бланкированные им векселя Казимиры.
Все
дела да
дела, расчеты, подозрения, цифры, рубли. Сушь! А
день стоит такой радостный. Вот пять часов, а тепло еще не спало. Даже на весну похоже: воздух и
греет и опахивает свежестью.
Медленно и грозно потянулся
день за
днем. Поднимались метели, сухой, сыпучий снег тучами несся в воздухе. Затихало. Трещали морозы. Падал снег.
Грело солнце, становилось тепло. На позициях все грохотали пушки, и спешно ухали ружейные залпы, короткие, сухие и отрывистые, как будто кто-то колол там дрова. По ночам вдали сверкали огоньки рвущихся снарядов; на темном небе мигали слабые отсветы орудийных выстрелов, сторожко ползали лучи прожекторов.
Вышла Лелька из столовой. Захотелось ей пройтись. Осенние
дни все стояли солнечные и сухие. Солнышко ласково
грело. Неприятный осадок был в душе от всего, что говорил инженер Сердюков; хотелось встряхнуться, всполоснуть душу, смыть осадок. Так все трезво, так все сухо. Так буднично и серо становится, так смешно становится чем-нибудь увлекаться. Даже Буераков — и тот давал душе больше подъема, чем этот насмешливый, до самого нутра трезвый человек, более, однако, нужный для завода, чем тысяча Буераковых.
В первый же
день, проведенный вместе с мужем и женой, он вполне убедился, что огонь их домашнего очага, который и светит, и
греет в супружеской жизни, потух совершенно.
И не вкусно вино, и не питает, и не крепит, и не
греет, и не помогает в
делах, и вредно телу и душе — и всё-таки столько людей его пьют, и что дальше, то больше.
Начиная с 26-го августа и по 2-е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все
дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей, осенняя погода, когда низкое солнце
греет жарче, чем весной, когда всё блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний, пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые, и когда в темных, теплых ночах этих, с неба, беспрестанно пугая и радуя, сыплются золотые звезды.