Неточные совпадения
Его железная натура, кажется, не знала, что такое усталость, и жить по целым месяцам в глубине тайги, по неделям спать под прикрытием полотняной
палатки на снегу в горах,
делать тысячеверстные экскурсии верхом — во всех этих подвигах Данила Шелехов не знал соперников.
Целые дни я проводил в
палатке, вычерчивал маршруты,
делал записи в дневниках и писал письма. В перерывах между этими занятиями я гулял на берегу моря и наблюдал птиц.
В 4 часа дня мы стали высматривать место для бивака. Здесь река
делала большой изгиб. Наш берег был пологий, а противоположный — обрывистый. Тут мы и остановились. Стрелки принялись ставить
палатки, а Дерсу взял котелок и пошел за водой. Через минуту он возвратился, крайне недовольный.
Выбрав место для ночевки, я приказал Захарову и Аринину ставить
палатку, а сам с Дерсу пошел на охоту. Здесь по обоим берегам реки кое-где узкой полосой еще сохранился живой лес, состоящий из осины, ольхи, кедра, тальника, березы, клена и лиственницы. Мы шли и тихонько разговаривали, он — впереди, а я — несколько сзади. Вдруг Дерсу
сделал мне знак, чтобы я остановился. Я думал сначала, что он прислушивается, но скоро увидел другое: он поднимался на носки, наклонялся в стороны и усиленно нюхал воздух.
— Ничего, капитан, — сказал он мне. — Моя можно на улице спи:
палатку делай, огонь клади, мешай нету.
Не хотелось мне здесь останавливаться, но
делать было нечего. Сумерки приближались, и надо было торопиться. На дне ущелья шумел поток, я направился к нему и, выбрав место поровнее, приказал ставить
палатки.
На биваке Дерсу проявлял всегда удивительную энергию. Он бегал от одного дерева к другому, снимал бересту, рубил жерди и сошки, ставил
палатку, сушил свою и чужую одежду и старался разложить огонь так, чтобы внутри балагана можно было сидеть и не страдать от дыма глазами. Я всегда удивлялся, как успевал этот уже старый человек
делать сразу несколько дел. Мы давно уже разулись и отдыхали, а Дерсу все еще хлопотал около балагана.
— Моя дома нету. Моя постоянно сопка живи. Огонь клади,
палатка делай — спи. Постоянно охота ходи, как дома живи?
В одном месте река
делала изгиб, русло ее проходило у противоположного берега, а с нашей стороны вытянулась длинная коса. На ней мы и расположились биваком;
палатку поставили у края берегового обрыва лицом к реке и спиною к лесу, а впереди развели большой огонь.
Первое, что мы
сделали, — развели дымокуры, а затем уже принялись таскать дрова из леса. Стрелки хотели было ночевать в комарниках, но Дерсу посоветовал ставить односкатную
палатку.
Я
сделал над собой усилие и прижался в сторону. Гольд вполз под
палатку, лег рядом со мной и стал покрывать нас обоих своей кожаной курткой. Я протянул руку и нащупал на ногах у себя знакомую мне меховую обувь.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На этот день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную
палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я
делал записи в свой дневник.
Нечего
делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить
палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
В результате выходит так, что в ненастье идешь, а в солнечный день сидишь в
палатке, приводишь в порядок съемки, доканчиваешь дневник,
делаешь вычисления — одним словом, исполняешь ту работу, которую не успел
сделать раньше.
Он в то время, как вошли братья, спал в
палатке; обозный же офицер
делал счеты казенных денег перед концом месяца.
И вот, в час веселья, разгула, гордых воспоминаний о битвах и победах, в шуме музыки и народных игр пред
палаткой царя, где прыгали бесчисленные пестрые шуты, боролись силачи, изгибались канатные плясуны, заставляя думать, что в их телах нет костей, состязаясь в ловкости убивать, фехтовали воины и шло представление со слонами, которых окрасили в красный и зеленый цвета,
сделав этим одних — ужасными и смешными — других, — в этот час радости людей Тимура, пьяных от страха пред ним, от гордости славой его, от усталости побед, и вина, и кумыса, — в этот безумный час, вдруг, сквозь шум, как молния сквозь тучу, до ушей победителя Баязета-султана [Баязет-султан — Боязид 1, по прозвищу Йылдырым — «Молния» (1347–1402).
Я
сделал ему под козырек и побрел к своей
палатке. Мне было и больно и противно.
Доктор Мандт
сделал больному только один неудачный визит, когда он не нашел Фермора в
палатке петергофского лагеря.
Сделав над собой усилие, выползаешь из-под мохнатого одеяла, шерсть которого сделалась сверху совсем мокрой от ночной росы, выползаешь прямо на воздух, потому что в низкой
палатке стоять нельзя, а можно только лежать или сидеть.
От нечего
делать я стал смотреть на
палатки.
Я проснулся. Почему я вижу звезды, которые так ярко светятся на черно-синем болгарском небе? Разве я не в
палатке? Зачем я вылез из нее? Я
делаю движение и ощущаю мучительную боль в ногах.
— Надо так
делать, чтобы не слыхали, — отвечал Илья. — Ты осиповский, тебе придется сторожить. Ходи одаль от
палатки, и на задах ходи, и по улице. Ты тамошний, и кто тебя увидит, не заподозрит — свой, значит, человек. А ежель что заметишь, ясак подавай, а какой будет у нас ясак, уговоримся.
Наши утренние сборы заняли времени не больше одного часа. Каждый знал, что ему надо
делать: движенья каждого человека были согласованы, и потому уборка
палатки и укладка походной печки, увязка нарт и запряжка собак делались всегда без лишней проволочки.
Вторая ночь тоже прошла спокойно. Тигр ходил вокруг логовища и около мертвой собаки. Он чуял опасность и не хотел рисковать своей жизнью, но я решил стоять здесь хоть неделю и ждать, когда голод
сделает его менее терпеливым и менее осторожным. Однако тигр оказался умнее, чем я думал. Весь день мы просидели в
палатке. Каждый использовал случайную дневку по-своему: стрелки починяли одежду, налаживали собачью упряжь, исправляли нарты. К вечеру я оделся и вышел из
палатки.
Орочи вытащили лодку подальше на берег; из весел и жердей они
сделали остов двускатной
палатки и покрыли его парусами. Мокрый плавник горел плохо и сильно дымил. Собаки забились под лодку и, свернувшись, старались согреть себя дыханием. В такую погоду ночь кажется темнее, дождь сильнее и шум прибоя еще более грозным.
— Сейчас. Савельич, голубчик! — заговорил голос Гуськова, подвигаясь к дверям
палатки, — вот тебе десять монетов, поди к маркитанту, возьми две бутылки кахетинского и еще чего? Господа? Говорите! — И Гуськов, шатаясь, с спутанными волосами, без шапки, вышел из
палатки. Отворотив полы полушубка и засунув руки в карманы своих сереньких панталон, он остановился в двери. Хотя он был в свету, а я в темноте, я дрожал от страха, чтобы он не увидал меня, и, стараясь не
делать шума, пошел дальше.
Когда я вышел из
палатки, Гуськов ходил около диванчиков, и маленькая фигура его с кривыми ногами и в уродливой папахе с длинными белыми волосами выказывалась и скрывалась во мраке, когда он проходил мимо свечки. Он
сделал вид, как будто не замечает меня. Я передал ему деньги. Он сказал merci и, скомкав, положил бумажку в карман панталон.
Первый полк, отсалютовав царице знаменами и саблями, обскакивал весь фронт и другой полк и останавливался за последним; второй
делал то же, и, таким образом, государыня видела неразрывную цепь полков до Глухова. Войска были одеты заново, в синих черкесках, в широких шальварах, в разноцветных, по полкам, шапках. Государыня выходила из коляски, пешком обходила все команды и ночевала в
палатках под Ясманью.
Но дворянин был сколь любопытен, столь же и труслив: хотелось ему и подсмотреть за шатрами, да боязно было к ним прямо подъехать, ибо не знал он, какая в них рать и сколь велика ее сила. Он и поднялся на хитрости, — стал
делать около
палаток объездные круги по тому способу, как ружейные охотники стаю дрохв объезжают, т. е. все вокруг их кружат,
делая один круг другого теснее.
Он поглядел на часы. Было еще только 4 часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и
делать всё-таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу, и вышел из
палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.