Неточные совпадения
Сквозь сон он услыхал смех и веселый говор Весловекого и Степана Аркадьича. Он на мгновенье
открыл глаза: луна взошла, и в отворенных воротах, ярко освещенные лунным светом, они стояли разговаривая. Что-то Степан Аркадьич говорил про свежесть
девушки, сравнивая ее с только что вылупленным свежим орешком, и что-то Весловский, смеясь своим заразительным смехом, повторял, вероятно, сказанные ему мужиком слова: «Ты своей как можно домогайся!» Левин сквозь сон проговорил...
На этот раз ему удалось добраться почти к руке
девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой
открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Клим обнял ее и крепко закрыл горячий рот
девушки поцелуем. Потом она вдруг уснула, измученно приподняв брови,
открыв рот, худенькое лицо ее приняло такое выражение, как будто она онемела, хочет крикнуть, но — не может. Клим осторожно встал, оделся.
«Что же, она, в сущности, неплохая
девушка. Возможно — накопит денег, найдет мужа,
откроет маленький ресторан, как та, в очках».
Клим прислонился к стене, изумленный кротостью, которая внезапно явилась и бросила его к ногам
девушки. Он никогда не испытывал ничего подобного той радости, которая наполняла его в эти минуты. Он даже боялся, что заплачет от радости и гордости, что вот, наконец, он
открыл в себе чувство удивительно сильное и, вероятно, свойственное только ему, недоступное другим.
Первая любовь с ее радостными тревогами и сладкими волнениями
открыла девушке многое, чего она раньше совсем не замечала.
— Послушайте, доктор, ведь я не умру?.. — шептала Зося, не
открывая глаз. — Впрочем, все доктора говорят это своим пациентам… Доктор, я была дурная
девушка до сих пор… Я ничего не делала для других… Не дайте мне умереть, и я переменюсь к лучшему. Ах, как мне хочется жить… доктор, доктор!.. Я раньше так легко смотрела на жизнь и людей… Но жизнь так коротка, — как жизнь поденки.
— А вот сейчас… В нашем доме является миллионер Привалов; я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства
открываю в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели. Одним словом, я кончаю тем, что начинаю думать: «А ведь не дурно быть madame Приваловой!» Ведь тысячи
девушек сделали бы на моем месте именно так…
Он отворил огромный висячий замок, отодвинул болт и
открыл ржавую, поющую дверь. Холодный влажный воздух вместе со смешанным запахом каменной сырости, ладана и мертвечины дохнул на
девушек. Они попятились назад, тесно сбившись в робкое стадо. Одна Тамара пошла, не колеблясь, за сторожем.
— Не согласен? — твердо спросила
девушка, когда мать
открыла ей дверь.
— Да, она удивительная
девушка, — говорил он, стыдливо краснея, но тем с большей смелостью глядя мне в глаза, — она уж не молодая
девушка, даже скорей старая, и совсем нехороша собой, но ведь что за глупость, бессмыслица — любить красоту! — я этого не могу понять, так это глупо (он говорил это, как будто только что
открыл самую новую, необыкновенную истину), а такой души, сердца и правил… я уверен, не найдешь подобной
девушки в нынешнем свете (не знаю, от кого перенял Дмитрий привычку говорить, что все хорошее редко в нынешнем свете, но он любил повторять это выражение, и оно как-то шло к нему).
Замолчал, все шире
открывая рот, и вдруг вскрикнул, хрипло, точно ворон; завозился на койке, сбивая одеяло, шаря вокруг себя голыми руками;
девушка тоже закричала, сунув голову в измятую подушку.
Несчастливцев. То есть она думала так поступить, а вышло не так. Трагик Несчастливцев не позволит играть собой. (
Открывает коробку.) Вот, во-первых, трагику Несчастливцеву нужны деньги на дорогу, неприлично ему от богатой тетки пешком идти. Потом, у вас живет бедная
девушка. Ну, что хорошего, если она, живя у вас и пользуясь вашими благодеяниями, утопится?
Марья Николаевна, по женскому такту, никому об этой встрече не сказала, она думала: пусть Ольга Федотовна сделает как думает. Бабушке ровно ничего не было известно: она только замечала, что Ольга Федотовна очень оживлена и деятельна и даже три раза на неделе просилась со двора, но княгиня не приписывала это ничему особенному и ни в чем не стесняла бедную
девушку, которую невдалеке ожидало такое страшное горе. Княгиня только беспокоилась: как ей
открыть, что богослов никогда ее мужем не будет.
Брат сдуру
открыл мне свои намерения, надеясь меня привлечь: отдать
девушку Лемарену, чтобы он запугал ее, подчинил себе, а потом — Гануверу, и тянуть деньги, много денег, как от рабыни.
В десяти шагах от меня, из лесу вышла высокая молодая
девушка с высоко подтыканным ситцевым сарафаном; кумачный платок сбился на затылок и
открывал замечательно красивую голову с шелковыми русыми волосами и карими большими глазами. От ходьбы по лесу лицо разгорелось, губы были полуоткрыты; на белой полной шее блестели стеклянные бусы.
Девушка заметила меня, остановилась и с вызывающей улыбкой смотрела прямо в глаза, прикрывая передником берестяную коробку с свежей малиной.
В последующее затем время он уже ничего нового не
открывал в своей Лауре: она оставалась такой, какой была в первую минуту, то есть хорошенькой
девушкой, которую с удовольствием можно целовать, ласкать и которая сама очень мило ласкалась, но затем больше ничего.
На другой день меня разбудил скрип двери, какой-то шепот и сдержанный смех; когда я
открыл глаза, в дверях моей комнаты мелькнули улыбавшиеся лица дочерей Фатевны.
Девушки толкали друг друга, хихикали и производили за дверями страшную возню.
Прочитав другой раз,
девушка опять на цыпочках подошла к своей кровати и улеглась в постель; но не прошло четверти часа, она снова встала и принялась будить Татьяну Ивановну, которая, будто спросонья,
открыла глаза.
Пошатываясь, Аян
открыл дверь. Девушка-сон задумчиво смотрела на его лицо, полное благодарности. Повинуясь неведомому, он вышел на галерею; только что пережитое лежало в его душе мучительной сладкой тяжестью. На пороге он обернулся, последние сказанные им слова дышали безграничным доверием...
«Я тебе,
девушка, все
открою. Будь что будет, если ты меня выскажешь, а я тоже такая, как и ты, и не весь свой век эту пестрядь носила, а тоже другую жизнь видела, но только не дай Бог о том вспомнить, а тебе скажу: не сокрушайся, что в ссыл на скотный двор попала, — на ссылу лучше, но только вот этого ужасного плакона берегись…»
Девочка, испуганная, ошалевшая, недоумевающая, не успевала
открыть рта, а вопросы все сыпались и сыпались на нее градом.
Девушки и дети все теснее и теснее окружали ее.
«Высокое, вечное небо» научило его только одному: что в мире все ничтожно, что нужно доживать свою жизнь, «не тревожась и ничего не желая». Чего не могло сделать высокое небо, сделала тоненькая
девушка с черными глазами: отравленного смертью князя Андрея она снова вдвинула в жизнь и чарами кипучей своей жизненности
открыла ему, что жизнь эта значительна, прекрасна и светла.
У Бодростиной дрожат веки, грудь подымается, и она хочет вскрикнуть: «брат! Гриша!», но
открывает глаза… Ее комната освещена жарким светом изменчивого утра,
девушка стоит пред Глафирой Васильевной и настойчиво повторяет ей: «Сударыня, вас ждут Генрих Иванович Ропшин».
— Да; это я… посмотрите на меня, бога ради! — отвечала, не поднимаясь и не
открывая глаз,
девушка.
— Изволь. Я не знаю, что заключалось в твоем письме; ты лжешь, что ты
открыла какие-то пороки, потому что твое письмо привело мать в совершенный восторг. Я думал, как бы она с ума не сошла; она целовала твое письмо, прятала его у себя на груди; потом обнимала меня, плакала от радости и называла тебя благороднейшею
девушкой и своим ангелом-хранителем. Неужто это все от открытия тобою твоих пороков?
Мелькнула мысль о том, что, если выкопать глубокую нору в сене и спрятать туда Милицу, то даже если бы в этот одинокий сеновал и заглянула неприятельская разведка, то ни в коем случае она не
открыла бы здесь присутствия
девушки.
— Если они
откроют наше присутствие здесь, то, конечно, не пощадят и убьют, — вихрем пронеслась мысль в разгоряченном мозгу
девушки.
— Иоле, милый Иоле. Это ты? — сквозь сон спрашивает
девушка, позабыв о времени и месте, спросонья. И внезапно
открывает глаза. Перед ней незнакомая крошечная комнатка. Масса солнца и света. В окно смотрит с крыши труба соседнего дома и кусок голубого неба над ней. A в дверь все стучат и стучат упорно…
Безучастно сбросили мы капоры и зеленые платки, безучастно сложили их на тируарах. Я уселась на парту,
открыла книгу французского учебника и принялась повторять заданный на сегодня урок. От постоянной непогоды я кашляла и раздражалась по пустякам. А тут еще подсевшая ко мне Краснушка немилосердно грызла черные хлебные сухарики, зажаренные ей потихоньку
девушкой Феней в коридорной печке.
Он торопливо вышел в дверь направо. Бледная кухарка тяжело вздыхала. Солдаты смотрели на блестящий паркет, на большой черный рояль. Высокий подошел к двери налево и
открыл ее. За ним оба другие пошли. На потолке висел розовый фонарь.
Девушка, с обнаженными руками и плечами, приподнявшись на постели, испуганно прислушивалась. Она вскрикнула и закрылась одеялом. Из темноты соседней комнаты женский голос спросил...
По уходе хозяйки горничная с китайскими глазами и фигуркой фарфоровой куклы прошла по всем комнатам и везде
открыла форточки, а потом отдернула портьеру и отворила дверь из гостиной в будуар, который служил тоже хозяйке и ее кабинетом и тайником. Здесь
девушка убрала беспорядок, потом вынула из кармана подобранный ключик,
открыла им стол и, достав оттуда надушенный листок слоновой бумаги, зажгла свечи и начала выводить...
Через минуту приезд гостей был, однако, замечен и произвел смятение в маленьком домике. Владетельная обитательница дачи не показалась, а ее служанка взглянула в окно и тотчас же быстро снова исчезла. Запертую изнутри дверь
открыли не совсем скоро, и вышедшая навстречу гостям
девушка заговорила второпях, что «барышня» нездорова, а она оберегала ее, чтоб было тихо, и сама заснула.
«Какое красивое имя: Таисия!» — думала
девушка, уже успокоившись, но глаз нарочно не
открывала, чтобы побольше помучить мать.
Это было острое отравление бензином новенькой работницы. Широко
открыли фрамуги, положили Лельку на кушетку, лекарская помощница расстегнула у
девушки бюстгальтер, давала ей нюхать нашатырный спирт.
Момент, когда
девушка падает в объятия мужчины — великий момент всей ее жизни, не в смысле условной нравственности, а в смысле того глубокого психического переворота, который происходит в ней,
открывая новый мир неизведанного наслаждения, срывая последнюю завесу с окружающего ее жизненного горизонта.
Старушка повиновалась. Она осторожно высвободила из-под одеяла левую руку
девушки. Ксения Яковлевна
открыла глаза.
Созванные доктора с трудом привели ее в чувство, но, увы,
открыв глаза, несчастная
девушка не узнала окружающих и тотчас снова потеряла сознание и впала в бред.
Эти слова старухи Антиповны, продолжавшей еще словами сыпать как орехами, отнимали у него последнюю надежду,
открывали между ним и любимой
девушкой целую пропасть.
На этом разговор окончился. Княжна Баратова умышленно не продолжала его, чтобы не навести на мысль княжну Варвару о возможности существования какой-нибудь записки, оставленной покойной Капитолиной Андреевной. Княжна Александра Яковлевна была убеждена, что такая записка есть. Она сделала этот вывод из того, что
девушка, которая решилась
открыть перед смертью свою тайну подруге детства, должна была готовиться к этому еще при жизни.
Он скрыл их от молодой
девушки не потому, что ему неловко было
открыть их, а потому, что он не считал их доступными ее женскому пониманию.
Это произвело почти волшебное действие. На щеках
девушки вдруг появился яркий румянец. Она
открыла глаза и уже сама протянула ему губы.
Молодая
девушка, между тем, снова пошевельнулась, вздохнула, легкий румянец появился на ее щеках; она
открыла глаза и увидела над собой склоненную голову того, кто за несколько минут так сильно поразил ее своим внезапным появлением. Их глаза встретились.
— Что? — удивилась
девушка и широко
открыла глаза.
— Сейчас? — удивилась
девушка и подняла брови. Он засмеялся игриво,
открыв ровные, сплошные, крепкие зубы, густо покраснел и ответил...