Неточные совпадения
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее,
девочку, дайте! Он еще не
приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей,
девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он
приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
Вслед за доктором
приехала Долли. Она знала, что в этот день должен быть консилиум, и, несмотря на то, что недавно поднялась от родов (она родила
девочку в конце зимы), несмотря на то, что у ней было много своего горя и забот, она, оставив грудного ребенка и заболевшую
девочку, заехала узнать об участи Кити, которая решалась нынче.
Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправился к Аркадию, которого застал одетым. Отец и сын вышли на террасу, под навес маркизы; возле перил, на столе, между большими букетами сирени, уже кипел самовар. Явилась
девочка, та самая, которая накануне первая встретила
приезжих на крыльце, и тонким голосом проговорила...
Он отвез жену за границу, Бориса отправил в Москву, в замечательное училище, где учился Туробоев, а за Лидией откуда-то
приехала большеглазая старуха с седыми усами и увезла
девочку в Крым, лечиться виноградом.
— Нет,
приедет — я ему велела! — кокетливо возразила Марфенька. — Нынче крестят
девочку в деревне, у Фомы: я обещала прийти, а он меня проводит…
Ну, а эти
девочки (elles sont charmantes [Они очаровательны (франц.).]) и их матери, которые
приезжают в именины, — так ведь они только свою канву привозят, а сами ничего не умеют сказать.
Рагожинские
приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и
девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
— Маня, деду
приехал, — говорила Надежда Васильевна, вынимая
девочку из кровати. — Настоящий, наш деду.
— Помни всю жизнь, — говорила маленькой
девочке, когда они
приехали домой, компаньонка, — помни, что княгиня — твоя благодетельница, и молись о продолжении ее дней. Что была бы ты без нее?
Сестра с матерью
приезжали туда и ранее нас, и здесь у сестры завязалась дружба с
девочкой немного старше ее.
Вспомни мать свою: как ничтожно малы были ее требования и какова выпала ей доля? ты, видно, только похвастался перед Паншиным, когда сказал ему, что
приехал в Россию затем, чтобы пахать землю; ты
приехал волочиться на старости лет за
девочками.
— Я к тебе в гости на Самосадку
приеду, писанка, — шутил он с
девочкой. — Летом будем в лес по грибы ходить… да?
Помню, что она один раз приходила, а может быть, и
приезжала как-нибудь, с моей молочной сестрой, здоровой и краснощекой
девочкой.
Наконец гости уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней
приедем к Ивану Николаичу Булгакову в его деревню Алмантаево, верстах в двадцати от Сергеевки, где гостил Мансуров с женою и детьми. Я был рад, что уехали гости, и понятно, что очень не радовался намерению ехать в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с
девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
Для этой цели она напросилась у мужа, чтобы он взял ее с собою, когда поедет на ревизию, — заехала будто случайно в деревню, где рос ребенок, — взглянула там на
девочку; потом, возвратясь в губернский город, написала какое-то странное письмо к Есперу Иванычу, потом — еще страннее, наконец, просила его
приехать к ней.
— Ай, папка! сам сказал мамке, что две бутылки выпил! — вступилась
девочка лет трех, сидевшая подле Анны Ивановны, — папка всегда домой пьян
приезжает! — прибавила она, вздыхая.
Он даже решил, не дожидаясь моего вступления в университет, тотчас после пасхи ехать с
девочками в Петровское, куда мы с Володей должны были
приехать после.
Приехав один весной с
девочками в деревню, папа, я воображаю, находился в том особенном тревожно счастливом и общительном расположении духа, в котором обыкновенно бывают игроки, забастовав после большого выигрыша.
—
Девочки… подождите… не бранитесь, — говорил он, перемежая каждое слово вздохами, происходившими от давнишней одышки. — Честное слово… докторишки разнесчастные… все лето купали мои ревматизмы… в каком-то грязном… киселе… ужасно пахнет… И не выпускали… Вы первые… к кому
приехал… Ужасно рад… с вами увидеться… Как прыгаете?.. Ты, Верочка… совсем леди… очень стала похожа… на покойницу мать… Когда крестить позовешь?
— Старухина свекровь
приехала; нет, сноха… всё равно. Три дня. Лежит больная, с ребенком; по ночам кричит очень, живот. Мать спит, а старуха приносит; я мячом. Мяч из Гамбурга. Я в Гамбурге купил, чтобы бросать и ловить: укрепляет спину.
Девочка.
«Дрянь человек и плут, авось в другой раз не
приедет», — сказал Степан Михайлович семье своей, и, конечно, ничей голос не возразил ему; но зато потихоньку долго хвалили бравого майора, и охотно слушала и рассказывала про его угодливости молодая
девочка, богатая сирота.
Я уже помню себя, хотя, впрочем, очень маленькою
девочкою, когда бабушка один раз прислала к нам звать maman со всеми детьми, чтобы мы
приехали к обедне, которую проездом с епископской кафедры на архиепископскую будет служить архиерей, этот самый брат дьяконицы Марьи Николаевны.
Рябинин лежал в совершенном беспамятстве до самого вечера. Наконец хозяйка-чухонка, вспомнив, что жилец сегодня не выходил из комнаты, догадалась войти к нему и, увидев бедного юношу, разметавшегося в сильнейшем жару и бормотавшего всякую чепуху, испугалась, испустила какое-то восклицание на своем непонятном диалекте и послала
девочку за доктором. Доктор
приехал, посмотрел, пощупал, послушал, помычал, присел к столу и, прописав рецепт, уехал, а Рябинин продолжал бредить и метаться.
Девочки заметили, что Володя, всегда веселый и разговорчивый, на этот раз говорил мало, вовсе не улыбался и как будто даже не рад был тому, что
приехал домой. Пока сидели за чаем, он обратился к сестрам только раз, да и то с какими-то странными словами. Он указал пальцем на самовар и сказал...
Теперь, когда мы
приехали на каникулы, к нам с Фроимом и Маней, его сестрой, пришла и смуглая
девочка, в которой я не сразу признал Васину внучку. Она держалась с нами несколько застенчиво и не дичилась только Фроима, который обращался с нею с ласковой фамильярностью.
— А будете ли вы любить меня, милая
девочка, когда я
приеду в гости к вашим родителям?
В первое же лето своего пребывания в приюте неожиданное горе поразило Дуню.
Приехала мать Дорушки и увезла
девочку на летние месяцы «на дачу».
Орловский. Славная
девочка… Люблю. Мечтал я, Федюша, что ты на ней женишься — лучшей невесты не скоро найдешь, ну, да, значит, так богу угодно… А как бы мне приятно и умилительно было!
Приехал бы я к тебе, а у тебя молодая жена, семейный очаг, самоварчик кипит…
Мама увидела, что ничто не может исправить её
девочку, и пригласила господина Орлика
приехать за ней.
Вслед за чинными, выдержанными детьми Извольцевыми, поглядывавшими на всех с некоторым высокомерием, прикатили дети Раевы — брат и сестра, Тарочка и Митюша; она — пухлая, здоровая, румяная
девочка — шалунья и хохотунья, любимая подруга Таси; он — толстый карапузик, большой забияка. С ними
приехала и их молоденькая француженка-гувернантка, не менее веселая и жизнерадостная, нежели они.
— Жена нового председателя ревкома… Катюрка, а только как же ты мне не сказала, что ты ранена! Только сегодня Леонид
приехал из Эски-Керыма и рассказал про твои подвиги. Милая моя
девочка! Какая же ты молодец!
Екатерина Ивановна. Алеша, голубчик, как я рада, что ты
приехал! Это такое сейчас счастье для меня — если бы ты знал… если бы ты знал. Хочешь чаю? И вам я ужасно рада, Павел Алексеевич… Вы видали, какая у меня сестра: вчера еще была
девочка, а сегодня, смотрите, уж взрослая девица.
Заходит в избу врач, я прощаюсь, и мы выходим на улицу, садимся в сани и едем в небольшую соседнюю деревеньку на последнее посещение больного. Врача еще накануне
приезжали звать к этому больному.
Приезжаем, входим вместе в избушку. Небольшая, но чистая горница, в середине люлька, и женщина усиленно качает ее. За столом сидит лет восьми
девочка и с удивлением и испугом смотрит на нас.
— Увы! Да, дедушка! Я была на нашем хуторке, который теперь стал не наш. Ах, дедушка! — всплеснув руками, произнесла
девочка. — Зачем они
приехали! И зачем князь продал наш хуторок?
— Вот что, Мая! — с деловым видом проговорил Юрик, встречая
девочку на пороге дома. — Папа и Лидочка с няней уехали в город, а к нам
приедет сегодня новый учитель. Вот мы и решили подшутить над ним на первых же порах и поставить его в тупик. А ты должна помочь нам в этом. Слушай… — И Юрка, наклонившись к уху
девочки, зашептал ей что-то, отчего Мая так и покатилась со смеху.
Катька-то тогда по одиннадцатому году осталась, мать с год как умерла, сирота значит. Девочка-картинка, не только вся дворня, все
приезжие господа заглядывались.
— Очень приятно, очень приятно, — протягивая ей свою пухлую руку, проговорила Екатерина Андреевна Сокольская. — Наконец-то вы
приехали. A то
девочки мои совсем от рук отбились без надзора. Ведь два месяца прошло как от нас уехала Розалия Павловна, a вы сами знаете, как бездействие вредно отзывается на живых и непосредственных натурах.
По достижению двух лет
девочку взяли в высокий дом. К ней приставили няньку,
приезжую из России, которую Гладких разыскал в К.
— Не плачь, не плачь, Анюта, — говорил он
девочке, наливая из чашки на блюдце остатки вынесенного ему в девичью чая, — Бог милостив, увидишься. Теперь господа скоро в деревню
приедут. А вы вот что, — обратился он к девушкам, — вы ее пожаливай-те, Творец тогда вас сам да… да пощадит, пощадит… и того…
— Давно пожаловали, графиня? — заговорил он. — Приду, приду, ручку поцелую. А я вот
приехал по делам и
девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, — говорил Илья Андреич. — Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?