Неточные совпадения
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на
шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою
девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
Из-под ее красных пальцев на
шею за воротник текла кровь, а из круглых и недоумевающих
девичьих глаз — слезы.
Еще в
девичьей сидели три-четыре молодые горничные, которые целый день, не разгибаясь, что-нибудь
шили или плели кружева, потому что бабушка не могла видеть человека без дела — да в передней праздно сидел, вместе с мальчишкой лет шестнадцати, Егоркой-зубоскалом, задумчивый Яков и еще два-три лакея, на помощь ему, ничего не делавшие и часто менявшиеся.
Что же до характера моей матери, то до восемнадцати лет Татьяна Павловна продержала ее при себе, несмотря на настояния приказчика отдать в Москву в ученье, и дала ей некоторое воспитание, то есть научила
шить, кроить, ходить с
девичьими манерами и даже слегка читать.
Сенные девушки, в новых холстинковых платьях, наполняют шумом и ветром
девичью и коридор; мужская прислуга, в синих суконных сюртуках, с белыми платками на
шеях, ждет в лакейской удара колокола; два лакея в ливреях стоят у входных дверей, выжидая появления господ.
Только очень тонкая, нежная
шея да такие же тонкие
девичьи руки говорили о ее возрасте, да еще то неуловимое, что есть сама молодость и что звучало так ясно в ее голосе, чистом, гармоничном, настроенном безупречно, как дорогой инструмент, в каждом простом слове, восклицании, открывающем его музыкальное содержание.
Девичья была набита молодыми и немолодыми девушками в полосатых исподницах, которым иногда Пульхерия Ивановна давала
шить какие-нибудь безделушки и заставляла чистить ягоды, но которые большею частию бегали на кухню и спали.
Недолго еще и постоял, как две полные
девичьи руки крепко обвились вокруг его
шеи, а меж усов так даже загорелось что-то, как приникли к Мельниковым устам горячие
девичьи губы. Э, что тут рассказывать! Если вас кто так целовал, то вы и сами знаете, а если никогда с вами ничего такого не было, то не стоит вам и говорить.
Честь мою
девичью мне легче бы было кинуть разбойнику в лесу, чем ему — так с меня спрашивать тоже много нечего: грешница, али праведница через то стала, а что стыд теперь всякой свой потеряючи, при всем народе говорю, что барская полюбовница есть, и теперь, значит, ведите меня к господину — последней коровницей али собакой, но при них быть желаю, а уж слушаться и
шею свою подставлять злодею своему не хочу.
Николай пошел наверх — и только что переступил порог, как две тонкие
девичьи руки охватили его
шею; к лицу приблизилось нежное личико с широко раскрытыми влажными глазами, и голос, задыхающийся от рыданий, зашептал...
Мазурку украшал проезжий гвардейский гусар в малиновых рейтузах, с худеньким
девичьим личиком и маленькой головкой на длинной худой
шее.
— Желанный мой, ты жив! — воскликнула радостно Настасья и, забыв стыд
девичий, бросилась ему на
шею.
В Зиновьеве между тем тела убитых княгини и Тани обмыли, одели и положили под образа — княгиню в зале, а Татьяну в
девичьей. К ночи прибыли из Тамбова гробы, за которыми посылали нарочного. Вечером, после отъезда чиновника, отслужили первую панихиду и положили тела в гроб. Об этой панихиде не давали знать князю Луговому, и на ней не присутствовала княжна Людмила, для которой, бросив работу над приданым, спешно
шили траурное платье.
По прочтении сентенции юстиц-коллегии и указа сената, обвиняемая более часа стояла у столба с надетым на
шею листом с надписью: «мучительница и душегубица», а потом, посаженная снова на роспуски, отвезена в Ивановский
девичий монастырь, где уже ранее была устроена для нее «покаянная», глубоко в земле более трех аршин, вроде склепа, с единственным окошечком, задернутым зеленой занавеской, куда ей подавалась, приставленным к узнице солдатом, пища.
Завсегда, бывало, эта Дуняша первая подустит на келейника девок, первая подманит подруг на всполье, первая затащит Гришу в круг
девичий, первая заведет игры, первая успеет обвить
шею постника жаркими руками и с громким, далеко разносящимся в вечерней тиши смехом успеет прижать отуманенную голову его ко груди своей лебединой…