На другой день пошел я смотреть лошадей по дворам и начал с известного барышника Ситникова. Через калитку вошел я на двор, посыпанный песочком. Перед настежь раскрытою дверью конюшни стоял сам хозяин, человек уже не молодой, высокий и толстый, в заячьем тулупчике, с поднятым и подвернутым воротником. Увидав меня, он медленно
двинулся ко мне навстречу, подержал обеими руками шапку над головой и нараспев произнес...
Неточные совпадения
Стертые вьюгами долгих зим, омытые бесконечными дождями осени, слинявшие дома нашей улицы напудрены пылью; они жмутся друг к другу, как нищие на паперти, и тоже, вместе со
мною, ждут кого-то, подозрительно вытаращив окна. Людей немного,
двигаются они не спеша, подобно задумчивым тараканам на шестке печи. Душная теплота поднимается
ко мне; густо слышны нелюбимые
мною запахи пирогов с зеленым луком, с морковью; эти запахи всегда вызывают у
меня уныние.
Долго он смотрел на
меня, но в конце концов не выдержал, поднялся на лапки, простоял с минуту, а затем тихонько
двинулся вдоль сучка, растущего как раз в направлении
ко мне.
Он повернулся
ко мне спиной и быстро удалился.
Я следил за ним глазами — он скрылся за воротами.
Я видел, как его шляпа
двигалась вдоль забора: он вошел к Засекиным.
— Смерть подходит
ко мне медленно… неохотно… — не
двигаясь и не открывая глаз, заговорил Егор. — Ей, видимо, немного жаль
меня — такой был уживчивый парень…
По примеру Аги мы остановились. Он перекинулся словом с пастухами. Они бросились к козам и через минуту надоили и подали ему и
мне по чашке ароматного, густого молока. Это было и лакомство и оживило
меня. Нукерам тоже дали после нас по чашке, и мы
двинулись. Ага бросил мальчуганам горсть серебра, и те молча ему кланялись, прикладывая руку то
ко лбу, то к груди.
Все
двигалось, все шумело вокруг, один
я стоял, прислонившись к кулисе, пораженный тем, что произошло, не понимая, не зная, что
мне делать.
Я видел, как ее подняли и увели.
Я видел, как
ко мне подошла Анюта Благово; раньше
я не видел ее в зале, и теперь она точно из земли выросла. Она была в шляпе, под вуалью, и, как всегда, имела такой вид, будто зашла только на минуту.
На разном расстоянии друг от друга по дороге
двигались три человека, — ближайший
ко мне был Эстамп, — он отступал в полуоборот к неприятелю. К нему бежал Варрен, за Варреном, отстав от него, спешил Босс. «Стойте!» — сказал Эстамп, целясь в последнего. Но Варрен продолжал
двигаться, хотя и тише. Эстамп дал выстрел. Варрен остановился, нагнулся и ухватился за ногу.
Сердце у
меня тут же упало, кричу: „Барыня, барыня!“ Она услышала,
двинулась было повернуться
ко мне, да и не повернулась, а шагнула, образ прижала к груди и — бросилась из окошка!»
Тогда
я решил не
двигаться и ждать, когда они сами приблизятся
ко мне.
Но тишина была полная: ни голосов, ни шума шагов, ни покашливания — ничего не было слышно. Не желая пугать приближающихся
ко мне людей,
я умышленно громко кашлянул, затем стал напевать какую-то мелодию, потом снова прислушался. Абсолютная тишина наполняла сонный воздух. Тогда
я оглянулся и спросил: кто идет?
Мне никто не ответил. И вдруг
я увидел, что фонарь
двигается не по тропе, а в стороне, влево от
меня кустарниковой зарослью.
Подхожу к деревне; против первого дома, на дороге,
ко мне боком, стоит не
двигается человек. Очевидно, ждет чего-то или кого-то, ждет так, как умеют ждать только рабочие люди, — без нетерпения, без досады. Подхожу ближе — крестьянин, бородатый, косматый, с проседью, здоровенный, простое рабочее лицо. Курит не цигарку бумажную, а трубочку. Поздоровались.