Неточные совпадения
— Пусти, пусти, поди! — заговорила она и вошла в высокую
дверь. Направо от
двери стояла кровать, и на кровати сидел,
поднявшись, мальчик в одной расстегнутой рубашечке и, перегнувшись тельцем, потягиваясь, доканчивал зевок. В ту минуту, как губы его сходились вместе, они сложились в блаженно-сонную улыбку, и с этою улыбкой он опять медленно и сладко повалился назад.
И, наконец, когда уже гость стал
подниматься в четвертый этаж, тут только он весь вдруг встрепенулся и успел-таки быстро и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру и притворить за собой
дверь. Затем схватил запор и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у
двери. Незваный гость был уже тоже у
дверей. Они стояли теперь друг против друга, как давеча он со старухой, когда
дверь разделяла их, а он прислушивался.
— Фу, как ты глуп иногда! Вчерашний хмель сидит… До свидания; поблагодари от меня Прасковью Павловну свою за ночлег. Заперлась, на мой бонжур сквозь
двери не ответила, а сама в семь часов
поднялась, самовар ей через коридор из кухни проносили… Я не удостоился лицезреть…
Переведя дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо
подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница на ту пору стояла совсем пустая; все
двери были заперты; никого-то не встретилось. Во втором этаже одна пустая квартира была, правда, растворена настежь, и в ней работали маляры, но те и не поглядели. Он постоял, подумал и пошел дальше. «Конечно, было бы лучше, если б их здесь совсем не было, но… над ними еще два этажа».
Ему даже отойти от них не хотелось, но он
поднялся по лестнице и вошел в большую, высокую залу, и опять и тут везде, у окон, около растворенных
дверей на террасу, на самой террасе, везде были цветы.
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил
дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не
поднялся и тогда, когда Аркадий бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
Она поднесла свои склеившиеся пальцы к губам, подула на них и внезапно, порывисто
поднявшись с кресла, направилась быстрыми шагами к
двери, как бы желая вернуть Базарова…
Самгин встал, проводил ее до
двери, послушал, как она
поднимается наверх по невидимой ему лестнице, воротился в зал и, стоя у
двери на террасу, забарабанил пальцами по стеклу.
Но Лидия пришла. Когда бесшумно открылась
дверь и на пороге встала белая фигура, он
поднялся, двинулся встречу ей и услышал сердитый шепот...
Дослушав речь протопопа, Вера Петровна
поднялась и пошла к
двери, большие люди сопровождали ее, люди поменьше, вставая, кланялись ей, точно игуменье; не отвечая на поклоны, она шагала величественно, за нею, по паркету, влачились траурные плерезы, точно сгущенная тень ее.
Самгин решил выйти в сад, спрятаться там, подышать воздухом вечера; спустился с лестницы, но
дверь в сад оказалась запертой, он постоял пред нею и снова
поднялся в комнату, — там пред зеркалом стояла Марина, держа в одной руке свечу, другою спуская с плеча рубашку.
Не ожидая согласия Самгина, он сказал кучеру адрес и попросил его ехать быстрей. Убежище его оказалось близко, и вот он шагает по лестнице,
поднимаясь со ступеньки на ступеньку, как резиновый, снова удивляя Самгина легкостью своего шарообразного тела. На тесной площадке — три
двери. Бердников уперся животом в среднюю и, посторонясь, пригласил Самгина...
Когда арестованные, генерал и двое штатских,
поднялись на ступени крыльца и следом за ними волною хлынули во дворец люди, — озябший Самгин отдал себя во власть толпы, тотчас же был втиснут в
двери дворца, отброшен в сторону и ударил коленом в спину солдата, — солдат, сидя на полу, держал между ног пулемет и ковырял его каким-то инструментом.
Если дети слишком шумели и топали, снизу, от Самгиных,
поднимался Варавка-отец и кричал, стоя в
двери...
Он был выпивши; наклонясь, чтоб снять ботинки, он почти боднул головою бок Самгина. Клим
поднялся, отодвигаясь в угол, к
двери.
Райский хотел было пойти сесть за свои тетради «записывать скуку», как увидел, что
дверь в старый дом не заперта. Он заглянул в него только мельком, по приезде, с Марфенькой, осматривая комнату Веры. Теперь вздумалось ему осмотреть его поподробнее, он вступил в сени и
поднялся на лестницу.
Райский подождал на дворе. Яков принес ключ, и Марфенька с братом
поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и остановились у
двери комнаты Веры.
— Impertinent! [Нахал! (фр.)] — громким шепотом сказала Крицкая,
поднимаясь с места и направляясь к
двери.
Шагов ее не слышно было за
дверью, только скрип ступеней давал знать, что она
поднималась по лестнице в комнату Марфеньки.
Вскоре у бабушки в спальне
поднялась штора, зашипел в сенях самовар, голуби и воробьи начали слетаться к тому месту, где привыкли получать от Марфеньки корм. Захлопали
двери, пошли по двору кучера, лакеи, а занавеска все не шевелилась.
Из просторных сеней с резными
дверями мы
поднялись по деревянной, устланной циновками лестнице вверх, в полумрачные от жалюзи комнаты, сообщающиеся круглыми
дверьми. Везде стены и мебель тонкой резной работы, золоченые ширмы, длинные крытые галереи со всеми затеями утонченной роскоши; бронза, фарфор; по стенам фигуры, арабески.
Еще
поднимаясь по лестнице, Нехлюдов слышал из-за
дверей звуки какой-то сложной бравурной пьесы, разыгрываемой на фортепьяно.
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли в совещательную комнату. Только что затворилась за ними
дверь, жандарм подошел к этой
двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у
двери. Судьи
поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Разговор их был прерван смотрителем, который
поднялся и объявил, что время свидания кончилось, и надо расходиться. Нехлюдов встал, простился с Верой Ефремовной и отошел к
двери, у которой остановился, наблюдая то, что происходило перед ним.
В следующей камере было то же самое. Такая же была духота, вонь; точно так же впереди, между окнами, висел образ, а налево от
двери стояла парашка, и так же все тесно лежали бок с боком, и так же все вскочили и вытянулись, и точно так же не встало три человека. Два
поднялись и сели, а один продолжал лежать и даже не посмотрел на вошедших; это были больные. Англичанин точно так же сказал ту же речь и так же дал два Евангелия.
Вернувшись из церкви, Нехлюдов разговелся с тетушками и, чтобы подкрепиться, по взятой в полку привычке, выпил водки и вина и ушел в свою комнату и тотчас же заснул одетый. Разбудил его стук в
дверь. По стуку узнав, что это была она, он
поднялся, протирая глаза и потягиваясь.
Старик
поднялся со своего кресла, на цыпочках подбежал притворить
двери кабинета, еще раз огляделся кругом и, наклонившись к самому уху Привалова, шепотом говорил...
Когда они
поднялись на вторую площадку лестницы, Половодов повернул к
двери, которая вела в кабинет хозяина. Из-за этой
двери и неслись крики, как теперь явственно слышал Привалов.
При помощи Луки Бахарев
поднялся с кресла и, шаркая одной ногой, пошел к
дверям.
Марья Степановна сидела в кресле и сквозь круглые очки в старинной оправе читала «Кириллову книгу». В трудные минуты жизни она прибегала к излюбленным раскольничьим книгам, в которых находила всегда и утешение и подкрепление. Шаги Привалова заставили ее обернуться. Когда Привалов появился в
дверях, она
поднялась к нему навстречу, величавая и спокойная, как всегда. Они молча обменялись взглядами.
По лестнице в это время
поднимались Половодовы. Привалов видел, как они остановились в
дверях танцевальной залы, где их окружила целая толпа знакомых мужчин и женщин; Антонида Ивановна улыбалась направо и налево, отыскивая глазами Привалова. Когда оркестр заиграл вальс, Половодов сделал несколько туров с женой, потом сдал ее с рук на руки какому-то кавалеру, а сам, вытирая лицо платком, побрел в буфет. Заметив Привалова, он широко расставил свои длинные ноги и поднял в знак удивления плечи.
Она
поднялась было с места, но вдруг громко вскрикнула и отшатнулась назад. В комнату внезапно, хотя и совсем тихо, вошла Грушенька. Никто ее не ожидал. Катя стремительно шагнула к
дверям, но, поравнявшись с Грушенькой, вдруг остановилась, вся побелела как мел и тихо, почти шепотом, простонала ей...
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у
двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна
поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Староста обратился к толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали; вскоре в задних рядах
поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие вопли. Исправник понизил голос и хотел было их уговаривать. «Да что на него смотреть, — закричали дворовые, — ребята! долой их!» — и вся толпа двинулась. Шабашкин и другие члены поспешно бросились в сени и заперли за собою
дверь.
Еще одинокий глаз головы был устремлен на окно, а уже рука, давши знак десятскому, держалась за деревянную ручку
двери, и вдруг на улице
поднялся крик…
Поднимаешься на пролет лестницы —
дверь в Музей, в первую комнату, бывшую приемную. Теперь ее название: «Пугачевщина». Слово, впервые упомянутое в печати Пушкиным. А дальше за этой комнатой уже самый Музей с большим бюстом первого русского революционера — Радищева.
Поднимается кулак, раздается визг,
дверь отворяется.
Поднялись. Темно. Остановились у
двери. Рудников попробовал — заперто. Загремел кулачищем так, что
дверь задрожала. Молчание. Он застучал еще сильнее.
Дверь приотворилась на ширину железной цепочки, и из нее показался съемщик, приемщик краденого.
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить. В комнате стало жутко и тихо. Потом он повернулся к
дверям, но в это время от кресла отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт оглянулся; я тоже невольно посмотрел на отца. Лицо его было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал было усилие, чтобы
подняться, потом опустился в кресло и, глядя прямо в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
Я
поднялся на своей постели, тихо оделся и, отворив
дверь в переднюю, прошел оттуда в гостиную… Сумерки прошли, или глаза мои привыкли к полутьме, но только я сразу разглядел в гостиной все до последней мелочи. Вчера не убирали, теперь прислуга еще не встала, и все оставалось так, как было вчера вечером. Я остановился перед креслом, на котором Лена сидела вчера рядом со мной, а рядом на столике лежал апельсин, который она держала в руках.
Галактион
поднялся бледный, страшный, что-то хотел ответить, но только махнул рукой и, не простившись, пошел к
двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась от волнения и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он посмотрел на сконфуженного гостя и на дочь и не знал, что подумать.
Все разом
поднялись, как по команде, и, не прощаясь друг с другом, повалили к
двери. Галактион догнал Штоффа уже на лестнице и начал прощаться.
В руках его уже был ключ.
Поднимаясь по лестнице, он обернулся и погрозил князю, чтобы тот шел тише, тихо отпер
дверь в свои комнаты, впустил князя, осторожно прошел за ним, запер
дверь за собой и положил ключ в карман.
Отворивший князю человек провел его без доклада и вел долго; проходили они и одну парадную залу, которой стены были «под мрамор», со штучным, дубовым полом и с мебелью двадцатых годов, грубою и тяжеловесною, проходили и какие-то маленькие клетушки, делая крючки и зигзаги,
поднимаясь на две, на три ступени и на столько же спускаясь вниз, и наконец постучались в одну
дверь.
Но когда я, в марте месяце,
поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он, одною рукой схватив меня за плечо, другою показал мне
дверь и тихо, то есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он меня выводил; но слова его долго производили на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел ощущать.
Марфа Тимофеевна вошла и застала ее в этом положении. Лиза не заметила ее прихода. Старушка вышла на цыпочках за
дверь и несколько раз громко кашлянула. Лиза проворно
поднялась и отерла глаза, на которых сияли светлые, непролившиеся слезы.
Он несколько времени лежал с закрытыми глазами, потом осторожно
поднялся и выглянул в
дверь — рабочие уже были на середине болота.
Макар ничего не отвечал, а только загородил своею фигурой
дверь, когда Авгарь
поднялась и сделала попытку вырваться из избушки. Она остановилась против него и быстро посмотрела прямо в глаза каким-то остановившимся взглядом, точно хотела еще раз убедиться, что это он.
Нюрочка осторожными шагами
поднялась по лестнице, в передней перевела дух и осторожно приотворила
дверь в комнату Сидора Карпыча.
В коридоре сделался шум. Отворилось еще несколько
дверей. Лакей помогал
подниматься человеку, упавшему к Лизиной комнате.