Неточные совпадения
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов,
двери, ворота, солидные люди поехали куда-то на собственных лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна
закрылись, город уныло притих.
Все примолкло. Татьяна Марковна подняла на ноги весь дом. Везде
закрывались трубы, окна,
двери. Она не только сама боялась грозы, но даже не жаловала тех, кто ее не боялся, считая это за вольнодумство. Все набожно крестились в доме при блеске молнии, а кто не перекрестился, того называли «пнем». Егорку выгоняла из передней в людскую, потому что он не переставал хихикать с горничными и в грозу.
Едва
закрылась дверь за его широкой, неуклюжей фигурой в сером платье, как тотчас же Борис Собашников заговорил с презрительной резкостью...
За тем же самым столом я пишу сейчас. Уже позади эти десять — пятнадцать минут, жестоко скрученных в самую тугую пружину. А мне кажется, что вот только сейчас
закрылась за ней
дверь и еще можно догнать ее, схватить за руки — и, может быть, она засмеется и скажет…
Значительная часть населения города Дэбльтоуна, состоявшая преимущественно из юных джентльменов и леди, провожала их до самого дома одобрительными криками, и даже после того, как
дверь за ними
закрылась, народ не расходился, пока мистер Нилов не вышел вновь и не произнес небольшого спича на тему о будущем процветании славного города…
Дверь, стукнувшись о шкаф, отскочила, начав медленно
закрываться сама. Бутлер, заметив это, распахнул ее настежь и укрепил.
Наконец
двери школы
закрылись, и дружеский круг, вечный и домогильный, бледнел, бледнел и остался только в воспоминаниях или воскресал при случайных и ненужных встречах да при бокалах вина, — открылись другие
двери, немного со скрыпом.
Навеки предо мной
закрылась счастья
дверь!
Боярин приподнялся, лицо его покрылось живым румянцем, его жадные взоры, устремленные на
дверь хижины, горели нетерпением… Священник вошел, и чрез несколько минут на оживившемся лице примиренного с небесами изобразилось кроткое веселие и спокойствие праведника: господь допустил его произнести молитву: «Днесь, сыне божий, причастника мя приими!» Он соединился с своим искупителем; и когда глаза его
закрылись навеки, Митя, почтив прах его последним целованием, сказал тихим голосом...
Но едва лишь
дверь за ней
закрылась, как всякое выражение важности и строгости мгновенно исчезло с лица Капитолины Марковны: она встала, на цыпочках подбежала к Литвинову и, вся сгорбившись и стараясь заглянутъ ему в глаза, заговорила трепетным, слезливым шепотом.
Однажды он проснулся на рассвете, пошёл в кухню пить и вдруг услыхал, что кто-то отпирает
дверь из сеней. Испуганный, он бросился в свою комнату, лёг,
закрылся одеялом, стараясь прижаться к сундуку как можно плотнее, и через минуту, высунув ухо, услышал в кухне тяжёлые шаги, шелест платья и голос Раисы Петровны...
Дверь плотно
закрылась, Евсей разделся и лёг.
За
дверью на мгновение мелькнула тревожная круглая фигура в вицмундире, и
дверь тотчас же
закрылась.
Все так же не глядя, Линочка подставила матери щеку и устало поплыла к
двери, поддерживаемая улыбающимся Сашей; но только что
закрылась дверь — схватила Сашу за руку и гневно зашептала...
Ида знала эту доску, знала, что за нею несколько выше скоро выдвинется другая, потом третья, и каждая будет выдвигаться одна после другой, и каждая будет, то целыми тонами, то полутонами светлей нижней, и, наконец, на самом верху, вслед за полосами, подобными прозрачнейшему розовому крепу, на мгновение сверкнет самая странная — белая, словно стальная пружина, только что нагретая в белокалильном пламени, и когда она явится, то все эти доски вдруг сдвинутся, как легкие дощечки зеленых жалюзи в окне опочивального покоя, и плотно
закроются двери в небо.
«Да,
закрывается небо, и отошедшие души спешат, чтоб не скитаться до утра у запертой
двери», — подумала Ида и с этой мыслью невольно вздрогнула: ей показалось, что в это мгновение ее тихая мать тоже стоит у порога той
двери, откуда блистает фантастический свет янтаря, догорев над полуночным краем.
Утром рано до зари переправлялся он на снятых с петель сарайных воротищах через Орлик (лодки здесь не было) и с бутылками за необъятным недром шнырял из лачужки в лачужку, чтобы промочить из скляницы засохшие уста умирающих или поставить мелом крест на
двери, если драма жизни здесь уже кончилась и занавесь смерти
закрылась над последним из актеров.
В начале улицы еще было ветрено, и дорога была заметна, но в середине деревни стало тихо, тепло и весело. У одного двора лаяла собака, у другого баба,
закрывшись с головой поддевкой, прибежала откуда-то и зашла в
дверь избы, остановившись на пороге, чтобы поглядеть на проезжающих. Из середины деревни слышались песни девок.
Может быть, потому, что как только за мной
закрылась дверь Менделей, до моего слуха опять донеслись звуки флейт и кларнетов.
Дверь тихо открылась и
закрылась… В канцелярии опять водворилась робкая тишина, нарушаемая скрипом перьев.
Навек передо мной
закрылась счастья
дверь...
Губернатор смотрел в сторону и молчал. И лицо его медленно
закрывалось — как будто вновь по одному закрывали все окна и
двери в глухом заколоченном доме.
Там люди жили; там, полная народа, пробегала конка, проходил серый отряд солдат, проезжали блестящие пожарные, открывались и
закрывались двери магазинов — здесь больные люди лежали в постелях, едва имея силы поворотить к свету ослабевшую голову; одетые в серые халаты, вяло бродили по гладким полям; здесь они болели и умирали.
Он торопливо вышел в
дверь направо. Бледная кухарка тяжело вздыхала. Солдаты смотрели на блестящий паркет, на большой черный рояль. Высокий подошел к
двери налево и открыл ее. За ним оба другие пошли. На потолке висел розовый фонарь. Девушка, с обнаженными руками и плечами, приподнявшись на постели, испуганно прислушивалась. Она вскрикнула и
закрылась одеялом. Из темноты соседней комнаты женский голос спросил...
За
дверью слышалось быстрое перешептывание, подавленный смех.
Дверь несколько раз начинала открываться и опять
закрывалась, Наконец открылась. Вышла другая девочка, тоже в розовом платье и белом фартучке. Была она немножко выше первой, стройная; красивый овал лица, румяные щечки, густые каштановые волосы до плеч, придерживаемые гребешком. Девочка остановилась, медленно оглядела нас гордыми синими глазами. Мы опять расшаркались. Она усмехнулась, не ответила на поклон и вышла.
Немного погодя
дверь с жалобным писком отворяется и опять
закрывается.
И кухарка еще сильнее затаила дыхание, чтобы наблюдать, что будет, но дальнейшей проборки уже не было слышно, потому что
дверь маленькой каютки
закрылась, а с другого конца коридора, где своим чередом совершалась забота о пище, пополз невыносимый чад.
— Ни
двери, ни окна плотно не
закрываются, ваше высокопревосходительство! — ответил главный врач.
Наконец, эвакуируемая партия была отправлена. Привезли солому, начали набивать матрацы. В
двери постоянно ходили, окна плохо
закрывались; по огромной палате носился холодный сквозняк. На койках без матрацев лежали худые, изможденные солдаты и кутались в шинели.
При этом случае он сам не отворял
двери, чтобы не было какого потрясения в его персоне; капище открывалось перед ним и
закрывалось за ним любимым его слугой, который исполнял эту обязанность с особенной важностью и глубокими поклонами.
Он решился, наконец, отворить
дверь, которая как-то сама собою беззвучно
закрылась за ним, когда он вошел, и уйти.
Дмитревский и Лихачев вступили в кабинет своего государя.
Дверь за ними медленно
закрылась.
Едва успела
закрыться за ней эта
дверь, как
двери, ведущие в кабинет из гостиной, сломанные в присутствии явившейся полиции, распахнулись.
Они оба совершенно не заметили, что
дверь комнаты тихонько приотворилась и точно так же опять
закрылась.
Если бы женщина пренебрегла этим, то ее сочли бы падшею, и перед нею не только
закрылись бы навсегда все
двери знакомых домов, но и мужчины из прежних знакомых позволили бы себе с нею раскланяться разве только в густые сумерки.
Те из моих любезных посетителей, которые оказывают мне честь выражением своего восторга и даже — да простится мне эта маленькая нескромность! — даже преклонения перед моей душевной ясностью, едва ли могут представить, каким явился я в эту тюрьму. Десятки лет, пронесшихся над моей головою и побеливших мои волосы, не могут заглушить того легкого волнения, какое испытываю я при воспоминании о первых минутах, когда со скрипом ржавых петель открылись и навсегда
закрылись за мною роковые
двери.