Неточные совпадения
Но
помощь Лидии Ивановны всё-таки была
в высшей степени действительна: она
дала нравственную опору Алексею Александровичу
в сознании ее любви и уважения к нему и
в особенности
в том, что, как ей утешительно было думать, она почти обратила его
в христианство, то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его
в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского учения, которое распространилось
в последнее время
в Петербурге.
— Нельзя, как мне кажется… На четыре тысячи квадратных верст нашего уезда, с нашими зажорами, метелями, рабочею порой, я не вижу возможности
давать повсеместно врачебную
помощь. Да и вообще не верю
в медицину.
В это время
дамы отошли от колодца и поравнялись с нами. Грушницкий успел принять драматическую позу с
помощью костыля и громко отвечал мне по-французски...
— Ну, что ж нам растягивать эту историю, — говорил он, равнодушно и, пожалуй, даже печально уставив глаза на Самгина. — Вы, разумеется, показаний не
дадите, — не то — спросил, не то — посоветовал он. — Нам известно, что, прибыв из Москвы, воспользовавшись
помощью местного комитета большевиков и
в пользу этого комитета, вы устроили ряд платных собраний, на которых резко критиковали мероприятия правительства, — угодно вам признать это?
Вера, глядя на него, угадала, что он во второй раз скатился с своего обрыва счастливых надежд. Ее сердце, женский инстинкт, дружба — все бросилось на
помощь бедному Тушину, и она не
дала рухнуть окончательно всем его надеждам, удержав одну, какую только могла
дать ему
в своем положении, — это безграничное доверие и уважение.
Решились не допустить мачту упасть и
в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря на то, что уж наступила ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее. На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и
дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил
помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль
дал об этом знать на Сандвичевы острова и
в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то
в Новой Зеландии.
Решением этого вопроса решится и предыдущий, то есть о том, будут ли вознаграждены усилия европейца, удастся ли, с
помощью уже недиких братьев, извлечь из скупой почвы, посредством искусства, все, что может только она
дать человеку за труд? усовершенствует ли он всеми средствами, какими обладает цивилизация, продукты и промыслы? возведет ли последние
в степень систематического занятия туземцев? откроет ли или привьет новые отрасли, до сих пор чуждые стране?
«Насчет же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский доктор, заканчивая свою речь, — что подсудимый, входя
в залу, должен был смотреть на
дам, а не прямо пред собою, скажу лишь то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый, входя
в залу суда,
в которой решается его участь, не должен был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно могло бы считаться признаком его ненормального душевного состояния
в данную минуту, но
в то же время я утверждаю, что он должен был смотреть не налево на
дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника,
в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
В таком положении стояло дело, когда наступил конец скитаниям за полком. Разлад между отцом и сыном становился все глубже и глубже. Старик и прежде мало
давал сыну денег, а под конец и вовсе прекратил всякую денежную
помощь, ссылаясь на недостатки. Сыну, собственно говоря, не было особенной нужды
в этой
помощи, потому что ротное хозяйство не только с избытком обеспечивало его существование, но и
давало возможность делать сбережения. Но он был жаден и негодовал на отца.
В доме становится шумно: единственный лакей, Асон, с ног сбился, несмотря на то, что
в помощь ему
дали двух мальчиков.
— К тебе пришел, Пацюк,
дай Боже тебе всего, добра всякого
в довольствии, хлеба
в пропорции! — Кузнец иногда умел ввернуть модное слово;
в том он понаторел
в бытность еще
в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. — Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить
помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? — произнес кузнец, видя неизменное его молчание, — как мне быть?
Чтобы облегчить мой труд и сократить время, мне любезно предлагали помощников, но так как, делая перепись, я имел главною целью не результаты ее, а те впечатления, которые
дает самый процесс переписи, то я пользовался чужою
помощью только
в очень редких случаях.
Слава богу, что эти новые припадки
в инвалидной моей ноге случились перед тем городом, где я нашел попечение дружбы и товарища-лекаря, иначе это могло бы
дать развернуться болезни, если бы пришлось тащиться без
помощи все вперед.
В отставке Розен не откажется иметь
помощь, это
даст ему способы более радеть о нравственном образовании…
Если бы она не плакала, то, вероятно, ей просто
дали бы отступного и она ушла бы благополучно, но она была влюблена
в молодого паныча, ничего не требовала, а только голосила, и потому ее удалили при
помощи полиции.
— Каким же бы образом молодой врач отказал
в совете и
в помощи такой милой и молодой
даме, — это было бы даже неестественно, — проговорил он.
Дойдя до этого «тогда», он скромно умолкает, но я очень хорошо понимаю, что"тогда"-то именно и должно наступить царство того серьезного либерализма, который понемножку да помаленьку, с божьею
помощью, выдаст сто один том «Трудов», с таковым притом заключением, чтобы всем участвовавшим
в «Трудах»,
в вознаграждение за рвение и примерную твердость спинного хребта,
дать в вечное и потомственное владение хоть по одной половине уезда
в плодороднейшей полосе Российской империи, и затем уже всякий либерализм навсегда прекратить.
— Это — ответ матери на мое письмо, — объяснил Коронат, когда я окончил чтение. — Я просил ее
давать мне по триста рублей
в год, покуда я не кончу академического курса. После я обязуюсь от нее никакой
помощи не требовать и, пожалуй, даже возвратить те полторы тысячи рублей, которые она употребит на мое содержание; но до тех пор мне нужно. То есть, коли хотите, я могу обойтись и без этих денег, но это может повредить моим занятиям.
— С"как-нибудь"-то люди голодом сидят, а ты прежде подумай да досконально все рассчитай! нас, стариков, пожалей… Мы ведь настоящей
помощи дать не можем, сами
в обрез живем. Ах, не чаяли печали, а она за углом стерегла!
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием о бессилии), но они ни
в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой день
в мире!"Такую
помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не
дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим образом.
Это чувство было и у смертельно раненого солдата, лежащего между пятьюстами такими же ранеными на каменном полу Павловской набережной и просящего Бога о смерти, и у ополченца, из последних сил втиснувшегося
в плотную толпу, чтобы
дать дорогу верхом проезжающему генералу, и у генерала, твердо распоряжающегося переправой и удерживающего торопливость солдат, и у матроса, попавшего
в движущийся батальон, до лишения дыхания сдавленного колеблющеюся толпой, и у раненого офицера, которого на носилках несли четыре солдата и, остановленные спершимся народом, положили наземь у Николаевской батареи, и у артиллериста, 16 лет служившего при своем орудии и, по непонятному для него приказанию начальства, сталкивающего орудие с
помощью товарищей с крутого берега
в бухту, и у флотских, только-что выбивших закладки
в кораблях и, бойко гребя, на баркасах отплывающих от них.
— Трое, — настойчиво повторил Петр Иваныч. — Первый, начнем по старшинству, этот один. Не видавшись несколько лет, другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он пригласил тебя к себе, и когда ты пришел с кислой миной, он с участием расспрашивал, не нужно ли тебе чего, стал предлагать тебе услуги,
помощь, и я уверен, что
дал бы и денег — да! а
в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство… нет, ты познакомь меня с ним: он, я вижу, человек порядочный… а по-твоему, коварный.
Платить было нечем, и газету надо было прекращать, но тут явился на
помощь известный адвокат Ф.Н. Плевако, который
дал денег и напечатал
в ней несколько статей, отказавшись от дальнейшего участия.
Много денег
дали братья Алексеевы, и составилась организованная при
помощи В.А. Гольцева, сумевшего пригласить и старых журналистов, и ученых, и молодежь, редакция левого направления.
Я, князь и генерал бросились на
помощь; были и другие, которые нам помогли
в эту трудную минуту, даже из
дам.
Старики Углаковы одновременно смеялись и удивлялись. Углаков, сделав с своей
дамой тур — два, наконец почти упал на одно из кресел. Сусанна Николаевна подумала, что он и тут что-нибудь шутит, но оказалось, что молодой человек был
в самом деле болен, так что старики Углаковы, с
помощью даже Сусанны Николаевны, почти перетащили его на постель и уложили.
Порфирий Владимирыч при этом вступлении зеленеет от злости. Перед этим он только что начал очень сложное вычисление — на какую сумму он может продать
в год молока, ежели все коровы
в округе примрут, а у него одного, с Божьею
помощью, не только останутся невредимы, но даже будут
давать молока против прежнего вдвое. Однако, ввиду прихода Евпраксеюшки и поставленного ею вопроса о блинах, он оставляет свою работу и даже усиливается улыбнуться.
Наконец он повторил мне несколько раз, что какая бы ни была воля бога для будущего, но что его теперь занимает только мысль о выкупе семейства; что он умоляет меня, во имя бога, помочь ему и позволить ему вернуться
в окрестности Чечни, где бы он, через посредство и с дозволения наших начальников, мог иметь сношения с своим семейством, постоянные известия о его настоящем положении и о средствах освободить его; что многие лица и даже некоторые наибы
в этой части неприятельской страны более или менее привязаны к нему; что во всем этом населении, уже покоренном русскими или нейтральном, ему легко будет иметь, с нашей
помощью, сношения, очень полезные для достижения цели, преследовавшей его днем и ночью, исполнение которой так его успокоит и
даст ему возможность действовать для нашей пользы и заслужить наше доверие.
Приняли деятельные меры, к приличному образованию молодой капитанши, и при
помощи природных ее способностей и живости ума
в непродолжительное время она сделалась светскою, интересною
дамою, возбуждавшею невольное участие и невольную зависть, чему, конечно, много содействовала ее красота и необыкновенность положения.
Я делаю общие распоряжения,
даю общие, справедливые пособия, завожу фермы, сберегательные кассы, мастерские; а она, с своей хорошенькой головкой,
в простом белом платье, поднимая его над стройной ножкой, идет по грязи
в крестьянскую школу,
в лазарет, к несчастному мужику, по справедливости, не заслуживающему
помощи, и везде утешает, помогает…
— Какое там добро! Вы вчера просили меня за какого-то математика, который ищет должности. Верьте, я могу сделать для него так же мало, как и вы. Я могу
дать денег, но ведь это не то, что он хочет. Как-то у одного известного музыканта я просил места для бедняка-скрипача, а он ответил так: «Вы обратились именно ко мне потому, что вы не музыкант». Так и я вам отвечу: вы обращаетесь ко мне за
помощью так уверенно потому, что сами ни разу еще не были
в положении богатого человека.
Трое мальчишек стремительно бросились
в соседнюю улицу, вслед им поползла городская дурочка-нищенка, напевая: «Погоди не роди,
дай за бабушкой сходить», а исправник подавал медицинскую
помощь.
В.
В. Шведевенгер во время ареста ухитрился бежать
в Казань, встретился с Писаревым, а потом поступил на сцену вместе с ним, да так и остался выходным актером и вместе ярым пропагандистом. Он был связующим звеном между революционерами, ютившимися тогда
в Петровском-Разумовском, и избранной компанией А. А. Бренко, которая щедро
давала средства на
помощь политическим заключенным и ссыльным.
Я и говорю этому Николя: «Это
помощь, говорю, благотворительная; но многие бедные девушки оттого, пожалуй, не обратятся к ней, что их фамилии будут названы!» — «Да зачем вам называть их?» — «Затем, говорю, чтобы
дать отчет
в деньгах!» — «Да кому, говорит, вам
давать отчет
в них?» — «Тем лицам, говорю, которые подпишутся на билеты».
Она страдает одышкой и общим ожирением; ей и здесь-то доктора больше года жизни не
дают, а
в Париже с переездами на воды и с
помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее.
Наружных признаков, при
помощи которых можно было бы сразу отличить благонамеренного от неблагонамеренного, нет; ожидать поступков — и мешкотно, и скучно. А между тем взбудораженный темперамент не
дает ни отдыха, ни срока и все подсказывает: ищи! Пришлось сказать себе, что
в этой крайности имеется один только способ выйти из затруднения — это сердцеведение.
Михаила же Ильича, женившегося на богатой вдове, он считал не нуждающимся
в помощи и потому тоже ничего не
давал.
Лавка Деренкова
давала ничтожный доход, а количество людей и «делишек», нуждавшихся
в материальной
помощи, — все возрастало.
Относительно Причинки Флегонт Флегонтович питал самые розовые надежды и строил очень широкие планы, причем ссылался на имена очень веских лиц
в купеческом мире, обещавших ему свое содействие,
помощь, кредит и т. д. Из его слов получался такой вывод, что все предшествовавшие работы были только сплошным рядом всевозможных ошибок, но зато теперь он, Флегонт Собакин, достаточно умудренный тяжелым опытом, будет бить наверняка и уж маху не
даст ни
в каком случае.
А между тем мы
даем не 350
в день, а только 10 и говорим, что это пособие,
помощь, что за это ваша супруга и все мы исключительно прекрасные люди, и да здравствует гуманность.
Если я
даю ему теперь по 15 коп.
в день, то этим я хочу вернуть его
в прежнее положение работника, то есть охраняю прежде всего свои интересы, а между тем эти 15 коп. я почему-то называю
помощью, пособием, добрым делом.
— Я хочу сделать что-нибудь для голодающих, — начал я и, помолчав немного, продолжал: — Деньги, разумеется, великое дело, но ограничиться одним только денежным пожертвованием и на этом успокоиться значило бы откупиться от главнейших забот.
Помощь должна заключаться
в деньгах, но главным образом
в правильной и серьезной организации.
Давайте же подумаем, господа, и сделаем что-нибудь.
От родины далеко,
Без
помощи, среди чужих людей
Я встречу смерть. Прощайте, золотые
Мечты мои! Хотелось бы пожить
И выслужить себе и честь и место
Почетное. Обзавестись хозяйкой
Любимою, любить ее, как душу,
Семью завесть и вынянчить детей.
Да не
дал Бог — судьба не то судила,
Судила мне лежать
в земле сырой,
Похоронить и молодость и силу
Вдали от стен родного пепелища!
В глазах темно, то ночь ли наступает,
Иль смерть идет, не знаю.
— Видно, что наделаете вы делов,
дай вам бог
помощь! А что же
в гражданских книгах пишется на этот счёт, а?
Был какой-то ученый, какой-то трудной специальности, говорили, будто астроном. Ему надо было написать ученое сочинение на какую-то степень по этому предмету, который он хорошо знал, но был совершенно бездарен. Сидел, сидел этот ученый, мучился и пришел
в отчаяние, а Самбурский был к ним вхож и
в доме дружен. Видит он это горе, день, два, месяц,
давал советы, обещал
помощь и, наконец, рассердясь, говорит...
— Нет-с, я не прошу, а требую, и не какого-нибудь пятачка, а по крайней мере рубля два-три. Визит врача стоит около этого, а вы видели, что с ним сделали за то, что он отказал мне
в помощи, — и вы сами рукоплескали его осуждению. Если вы мне не
дадите трех рублей, то я и вас посажу на скамью подсудимых.
Помню то странное чувство недоумения, которое я испытывал, когда этот, впавший
в нищенство, брат мой, очень похожий (более всех нас) на отца, просил нас о
помощи и был благодарен за 10–15 рублей, которые
давали ему».
В самом деле, чего тут только не было: и аэростаты, и газодвигатели, и ступоходы по земле, и времясчислители, и музыкальные ноты-самоучки, и уборные кабинеты для
дам на улицах, и наконец пружинные подошвы к обуви, с
помощью которых человеку будет стоить только желать идти, а уже пружины будут переставлять его ноги.
— Тебе же бы от этого
помощь была, — снова заговорила Александра Михайловна. — Ты вот все меньше зарабатываешь: раньше семьдесят — восемьдесят рублей получал, а нынче хорошо, как сорок придется
в месяц, да и то когда не хвораешь; а теперь и совсем пустяки приносишь; хозяин вон вперед уж и
давать перестал, а мы и
в лавочку на книжку задолжали, и за квартиру второй месяц не платим; погребщик сегодня сказал, что больше
в долг не будет отпускать. А тогда бы все-таки
помощь была тебе.