Неточные совпадения
— Садись, всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил,
даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! — И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
Желает она в конце зимы, чтоб весна скорей наступила, чтоб река прошла к такому-то дню, чтоб лето
было теплое и урожайное, чтоб
хлеб был в цене, а сахар дешев, чтоб, если можно, купцы давали его
даром, так же как и вино, кофе и прочее.
— А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то вот другого, такого же, как я, старика — Андрея Пупыря — в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит,
даром хлеб есть… А Пупырь-то еще на милость надеялся: у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком; доложить обещался об нем барыне, напомнить. Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику-то в ножки кланялся.
— Должность свою справляю, — отвечал он угрюмо, —
даром господский
хлеб есть не приходится.
Известие это смягчило матушку. Ушел молотить — стало
быть, не хочет
даром хлеб есть, — мелькнуло у нее в голове. И вслед за тем велела истопить в нижнем этаже комнату, поставить кровать, стол и табуретку и устроить там Федоса. Кушанье матушка решила посылать ему с барского стола.
Матушка, разумеется, и занялась этим, потому что она даже в мыслях не могла допустить, чтобы кто-нибудь из дворовых
даром хлеб ел.
— Иконостас — сам по себе, а и она работать должна. На-тко! явилась господский
хлеб есть, пальцем о палец ударить не хочет! Даром-то всякий умеет
хлеб есть! И самовар с собой привезли — чаи да сахары… дворяне нашлись! Вот я возьму да самовар-то отниму…
— Да, да… Ох, повезешь, сынок!.. А поговорка такая: не мой воз — не моя и песенка. Все хлеб-батюшко, везде
хлеб… Все им держатся, а остальное-то так. Только хлеб-то от бога родится, сынок…
Дар божий… Как бы ошибки не вышло. Ты вот на машину надеешься, а вдруг нечего
будет не только возить, а и
есть.
—
Даром хлеба есть не стану, — вслух соображала она.
— То американцы… Эк вы приравняли… Это дело десятое. А по-моему, если так думать, то уж лучше не служить. Да и вообще в нашем деле думать не полагается. Только вопрос: куда же мы с вами денемся, если не
будем служить? Куда мы годимся, когда мы только и знаем — левой, правой, — а больше ни бе, ни ме, ни кукуреку. Умирать мы умеем, это верно. И умрем, дьявол нас задави, когда потребуют. По крайности не
даром хлеб ели. Так-то, господин филозуф. Пойдем после ученья со мной в собрание?
— Подобно древним римлянам, русские времен возрождения усвоили себе клич: panem et circenses! [
Хлеба и зрелищ!] И притом чтобы
даром. Но circenses у вас отродясь никогда не бывало (кроме секуций при волостных правлениях), а panem начал
поедать жучок. Поэтому-то мне кажется, старый князь Букиазба
был прав, говоря: во избежание затруднений, необходимо в них сию прихоть истреблять.
На козлах сидел тот же инвалид Терка: расчетливая Палагея Евграфовна окончательно посвятила его в кучера, чтоб
даром хлеб не
ел.
«Вот, говорит, чтоб не попрекнули меня потом, что я
даром хлеб ел,
буду землю копать и свой
хлеб, что здесь
ел, заработаю, а потом и уйду.
Давно собирался я оставить ваш дом, но моя слабость мешала мне, — мешала мне любовь к вашему сыну; если б я не бежал теперь, я никогда бы не сумел исполнить этот долг, возлагаемый на меня честью. Вы знаете мои правила: я не мог уж и потому остаться, что считаю унизительным
даром есть чужой
хлеб и, не трудясь, брать ваши деньги на удовлетворение своих нужд. Итак, вы видите, что мне следовало оставить ваш дом. Расстанемся друзьями и не
будем более говорить об этом.
Уверившись раз навсегда, что от свата нельзя
было многого требовать, он наблюдал только, чтобы сват не
ел даром хлеба.
Брось это! — заговорила старуха, которая хотя и знала, что родственник ее напрасно жаловался на мужа и действительно в последнее время
ел даром хлеб, но со всем тем искренно жалела о нем и всячески старалась удержать его.
Да я, примерно, не о том говорю, рази я говорю: приходи, дядя, ко мне
даром хлеб есть — рази я это говорю? — перебил Глеб.
— Да что, матушка, пришло, знать, время, пора убираться отселева, — уныло отвечал Аким. — Сам ноне сказал: убирайся, говорит, прочь отселева! Не надыть, говорит, тебя, старого дурака:
даром, говорит,
хлеб ешь!.. Ну, матушка, бог с ним! Свет не без добрых людей… Пойду: авось-либо в другом месте гнушаться не станут, авось пригожусь, спасибо скажут.
Значит, стану только
даром хлеб есть, за спасибо стану объедать тебя!..
Соня(стоя на коленях, оборачивается к отцу; нервно, сквозь слезы).Надо
быть милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны! (Сдерживая отчаяние.) Надо
быть милосердным! Вспомни, когда ты
был помоложе, дядя Ваня и бабушка по ночам переводили для тебя книги, переписывали твои бумаги… все ночи, все ночи! Я и дядя Ваня работали без отдыха, боялись потратить на себя копейку и всё посылали тебе… Мы не
ели даром хлеба! Я говорю не то, не то я говорю, но ты должен понять нас, папа. Надо
быть милосердным!
Помилуйте! ведь они ничего не делают, а только
даром хлеб едят».
—
Хлеб есть даром — вот и всей твоей работы, — решил Гарусов и прибавил, обратившись к стоявшему около приказчику: — Сведи его на фабрику до поставь, где потеплее. Пусть разомнется для первого раза…
— Да правда ли, что
будут соль и
хлеб давать
даром…
Возвратился Вукол из О-ла после успеньева дня и привез домой слухи о Насте. Сказывал, что она совсем здорова и работает, что Крылушкин денег за нее больше не взял и провизии не принял, потому, говорит, что она не
даром мой
хлеб ест, а помогает во всем по двору.
— Зря ты шляешься, лентяй!
Даром чужой
хлеб ешь!
— Бесстыдники этакие! Еще благородные, а хотят чужой
хлеб даром есть.
Я со всего дома подушную оплатил, за себя оброк предоставил; теперь, говорю, за батьку и задельничаю; а хоша бы и хозяйка моя за тебя же круглый год на заделье бегала; как же, я говорю, так: мы у вас
даром хлеб едим?» Заругалась, заплевалась, голова, и все на Катьку больше: «Ты, говорит, мужа сомущаешь, а он того не знает, что ты и то и се, с тем и другим», — выходит, Катька гуляет!
«Наши девки, говорит, про вас не работницы, вы-ста, говорит, с своей толсторожей хозяйкой только
даром хлеб едите!» — «Как, я говорю, матка, мы
даром хлеб едим?
— Четвертый год у Марьи живу.
Хлеб ем, чего надо — купит… Не обидит… Не баба — золото! — прибавил он, внезапно оживляясь. —
Даром что порченая… Кабы эта баба да в другие руки…
Да и все счастье, рассуждал он, досталось ему
даром, понапрасну и, в сущности,
было для него такою же роскошью, как лекарство для здорового; если бы он, подобно громадному большинству людей,
был угнетен заботой о куске
хлеба, боролся за существование, если бы у него болели спина и грудь от работы, то ужин, теплая уютная квартира и семейное счастье
были бы потребностью, наградой и украшением его жизни: теперь же все это имело какое-то странное, неопределенное значение.
Глафира. Известно, в детской. Где ж твоей маменьке
быть! Пусть хоть детей нянчит, все-таки не
даром хлеб ест.
А дело-то самое простое:
хлеб есть дар Божий.
— По слабости здоровья? Мало тебя наказывают, вот что. А в Питере еще
был в ученье… Многому ты выучился в ученье! Только
хлеб даром ешь.
— В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам господь бог, и больше никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете
суть и точно ли
даром хлеб ем. А что касается в соображении до пьянства, то в этом случае виноват не я, а более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитиковал, ушел то
есть, а я…
Нужно заметить, что Танкред не приносил ему ни малейшей пользы, только
даром хлеб ел; кроме того, старый гусар погубил на нем всю свою бывалую ремонтерскую славу, заплатив баснословную цену за негодного дармоеда, который выезжал разве только на своей красоте… Все-таки теперь
был он в восторге, что его Танкред не уронил своего достоинства, спешил еще одного наездника и тем стяжал себе новые, бестолковые лавры.
Был этот раб божий Иван в свое время молод, а теперь достигал почтенной старости, но
хлеба даром, лежа на печи, не кушал, а служил лоцманом при Толмачевских порогах, на куриной переправе.
Работник.
Хлеба много, девать некуда, а вкус-то уж он в нем разобрал. Теперь опять накурили и в бочку слили и от людей спрятали.
Даром поить людей не
будем. А кого нам нужно, того попоим. Нынче вот я научил его стариков-мироедов позвать, попоить их, чтобы они его от деда отделили, ничего бы деду не дали. Нынче и срок мой вышел, три года прошло, и дело мое готово. Пускай сам старшой приходит смотреть. Не стыдно и ему показать.
Старшой. Да как же ты смеешь с пустыми руками ко мне ворочаться? Да еще краюшку какую-то вонючую принес; что ты надо мной смеяться вздумал? А? Что ты в аду
даром хлеб есть хочешь? Другие стараются, хлопочут. Вот ведь они (показывает на чертенят), кто 10000, кто 20000, кто вон 200000 доставил. Из монахов — и то 112 привел. А ты с пустыми руками пришел да еще какую-то краюшку принес. Да мне басни рассказываешь! Болтаешься ты, не работаешь. Вот они у тебя и отбились от рук. Погоди ж, брат, я тебя выучу.
Когда еще девушкой — отец ворчит: «
Хлеб только
даром ешь.
На Ветлуге и отчасти на Керженце в редком доме брага и сыченое сусло переводятся,
даром что
хлеб чуть не с Рождества покупной
едят.
И крепко-накрепко наказывали бабам поберегать парнишку, приглядеть иной раз, чтоб грехом не окривел аль зубов передних ему не вышибли… Тогда беда непоправимая — зá
даром пропадут хлеб-соль и мирское о сироте попечение — нельзя
будет в рекруты сдать.
Протестантизмом провозглашаем
был разных оттенков моральный «имманентизм», своего рода мистический импрессионизм: соответственно своему настроению причащающийся или вкушает простой
хлеб, или же принимает благодать, и борьба протестантизма с Церковью естественно сосредоточилась около вопроса о пресуществлении св.
Даров.
Верные слуги пошли, царский
дар старикам принесли, старики сребро, злато приняли, сладким суслом царских слуг
напоя́ли: слуги к белому царю приходят, вести про мордву ему доводят: «Угостили нас мордовски старики,
напоили суслом сладким, накормили
хлебом мягким».
— А что б ты взял с меня, Махметушка, чтоб того полоняника высвободить? — спросил Марко Данилыч. — Человек он уж старый, моих этак лет, ни на каку работу стал негоден, задаром только царский
хлеб ест. Ежели бы царь-от хивинский и
даром его отпустил, изъяну его казне не
будет, потому зачем же понапрасну поить-кормить человека? Какая, по-твоему, Махметушка, тому старому полонянику
будет цена?
— Я же, — добавляла майорша, — вчера вспомнила, что я уже неделю не обедала, и присела в Гостином дворе у саечника
поесть теплого супцу и горько заплакала, вспомнив, что все деньги протратила
даром и мне не на что вернуться, а между тем ты, мой бедный Форушка, сидишь без гроша и без
хлеба.
Вот тут бы ей жить, если б нашлась недорогая комната… Мать с каждым днем ожесточается… Отцу Тася прямо сказала, что так долго продолжаться не может… Надо думать о куске
хлеба… Она же
будет кормить их. На Нику им надежда плохая… Бабушка сильно огорчилась, отец тоже начал кричать:"Срамишь фамилию!"Она потерпит еще, пока возможно, а там уйдет… Скандалу она не хочет; да и нельзя иначе. Но на что жить одной?.. Наняла она сиделку. И та обойдется в сорок рублей.
Даром и учить не станут… Извозчики, то, другое…
— А
даром хлеб есть не хочу, вперед тебе говорю, ваша светлость…
Сам батюшка наш, светлые очи, Петр Алексеевич, по приказу Божию к прадеду Адаму, в поте лица
ест хлеб свой, да и нам велел кушать его не
даром.