Неточные совпадения
Прежде она
дарила доверие, как будто из милости, только своей наперснице и подруге, жене священника. Это был ее каприз, она роняла крупицы. Теперь она шла искать помощи, с поникшей головой, с обузданной гордостью, почуя рядом
силу сильнее своей и мудрость мудрее своей самолюбивой воли.
Например, если б бабушка на полгода или на год отослала ее с глаз долой, в свою дальнюю деревню, а сама справилась бы как-нибудь с своими обманутыми и поруганными чувствами доверия, любви и потом простила, призвала бы ее, но долго еще не принимала бы ее в свою любовь, не
дарила бы лаской и нежностью, пока Вера несколькими годами, работой всех
сил ума и сердца, не воротила бы себе права на любовь этой матери — тогда только успокоилась бы она, тогда настало бы искупление или, по крайней мере, забвение, если правда, что «время все стирает с жизни», как утверждает Райский.
А покамест в скучном досуге, на который меня осудили события, не находя в себе ни
сил, ни свежести на новый труд, записываю я наши воспоминания. Много того, что нас так тесно соединяло, осело в этих листах, я их
дарю тебе. Для тебя они имеют двойной смысл — смысл надгробных памятников, на которых мы встречаем знакомые имена. [Писано в 1853 году. (Прим. А. И. Герцена.)]
— Итак, будем продолжать. Ты говоришь:"Эльзас-лотарингцы обязываются примириться с тем положением, в которое поставили их результаты войны, и не имеют права ссылаться на старое отечество, когда
сила обстоятельств
подарила их отечеством новым". Я говорю:"Эльзас-лотарингцы обязываются примириться с тем положением, в которое поставили их результаты войны, и не имеют права ссылаться на старое отечество, когда
сила обстоятельств
подарила их отечеством новым". Воля твоя, но мы говорим совершенно одно и то же!
— Истребляют людей работой, — зачем? Жизнь у человека воруют, — зачем, говорю? Наш хозяин, — я на фабрике Нефедова жизнь потерял, — наш хозяин одной певице золотую посуду
подарил для умывания, даже ночной горшок золотой! В этом горшке моя
сила, моя жизнь. Вот для чего она пошла, — человек убил меня работой, чтобы любовницу свою утешить кровью моей, — ночной горшок золотой купил ей на кровь мою!
Пробил барабан, и все отправились на работу, а я остался дома. Сушилов в это утро встал чуть не раньше всех и из всех
сил хлопотал, чтоб успеть приготовить мне чай. Бедный Сушилов! он заплакал, когда я
подарил ему мои арестантские обноски, рубашки, подкандальники и несколько денег. «Мне не это, не это! — говорил он, через
силу сдерживая свои дрожавшие губы, — мне вас-то каково потерять, Александр Петрович? на кого без вас-то я здесь останусь!» В последний раз простились мы и с Акимом Акимычем.
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою
силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц, —
Их разве слепой не заметит,
А зрячий о них говорит:
«Пройдет — словно солнце осветит!
Посмотрит — рублем
подарит...
Однажды я почти должен был употребить
силу, чтобы не дать ему купить брошку в семьсот франков, которою он прельстился в Палерояле и которую во что бы то ни стало хотел
подарить Blanche.
Пошла, дверь ему отворила, впустила в дом, только на пороге через
силу промолвила: «На вот! возьми свои зерна и не
дари меня другой раз никогда», — и сама ему коробок вослед бросила.
Городищев. Агнеса Ростиславовна, это было бы напрасно. Для подобных обстоятельств, нельзя написать такой бумаги, которая имела бы юридическую
силу. Лучше откровенно отдайте ей все, и тогда наверное она
подарит вам половину, даже больше.
Без опыта, без денег и без
сил,
У чьей груди я мог искать спасенья?
Серебряный я кубок свой схватил,
Что
подарила мать мне в день рожденья,
И пенковую трубку, что хранил
В чехле, как редкость, полную значенья,
Был и бинокль туда же приобщен
И с репетиром золотой Нортон.
«
Подари свою розу поэту» — и «в стихе умиленном найдешь — эту вечно душистую розу», ибо такова
сила поэзии...
Года два он прожил там со мною, мой милый, единственный друг… И вот однажды его укусила бешеная собака… Я всеми
силами старалась спасти его… И не могла… Он умер, и начальница нашего пансиона, очень жалевшая меня, приказала сделать с него чучело и
подарила его мне… моего бедного мертвого Мурку… Но мертвый не может заменить живого… А я так привязалась к нему! Ведь он был единственным существом в мире, которое меня любило! — глухо закончила свой рассказ Нан…
Сам Иннокентий Тихонов Беспрозванных был степенный мужик-скопидом, хотя еще совсем молодой, — ему было лет тридцать пять. В хозяйстве и скопидомстве была ему примерною помощницею жена его — Татьяна Дмитриевна, красивая баба лет двадцати шести, один из типов тех русских крестьянок, дышащих красотой, здоровьем и
силой, о которых сложилась народная поговорка: «Взглянет — рублем
подарит», — и о работе которых на пашне так красиво сказал поэт: «Что взмах — то готова копна».
Ее величество баловала ее,
дарила роскошные туалеты и драгоценности и всеми
силами заботилась об устройстве ее судьбы. Под этим, конечно, разумелось замужество.