Неточные совпадения
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует
Близ неоконченных стихов
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё
грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
Он прошелся по ее пустым комнатам, обошел парк,
сошел с горы, и сердце теснила ему
грусть.
— Эта
грусть скоро
проходит, и мне опять станет так светло, весело, как вот опять стало теперь!
Что ж, он вдруг так был убит, что все
грустил, так
грустил, что
ходит и на него глядеть нельзя, — и кончил тем, что умер, почти после полгода.
Прошло месяца четыре. Заботы о Крюковой, потом воспоминания о ней обманули Кирсанова: ему казалось, что теперь он безопасен от мыслей о Вере Павловне: он не избегал ее, когда она, навещая Крюкову, встречалась и говорила с ним, «потом, когда она старалась развлечь его. Пока он
грустит, оно и точно, в его сознательных чувствах к Вере Павловне не было ничего, кроме дружеской признательности за ее участие.
Она нема, она не хочет слушать, она и глаз не наведет на тюрьму, и уже
прошла, уже и скрылась. Пусто во всем мире. Унывно шумит Днепр.
Грусть залегает в сердце. Но ведает ли эту
грусть колдун?
— С тех пор я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее животное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала нравиться, так что совершенно
прошла прежняя
грусть.
— Не знаю, Наташа, и мнения даже составить не могу. Что
грустит о тебе и любит тебя, это ясно; но что он
ходил к тебе, это… это…
Он
ходил по комнате, взмахивая рукой перед своим лицом, и как бы рубил что-то в воздухе, отсекал от самого себя. Мать смотрела на него с
грустью и тревогой, чувствуя, что в нем надломилось что-то, больно ему. Темные, опасные мысли об убийстве оставили ее: «Если убил не Весовщиков, никто из товарищей Павла не мог сделать этого», — думала она. Павел, опустив голову, слушал хохла, а тот настойчиво и сильно говорил...
Проходило восемь минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной
грустью следил за красным фонариком, который плавно раскачивался, сзади последнего вагона, уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой.
Наконец страсть выдохлась в нем, истинная печаль
прошла, но ему жаль было расстаться с нею; он насильственно продолжил ее, или, лучше сказать, создал себе искусственную
грусть, играл, красовался ею и утопал в ней.
Так
прошел весь этот длинный день, ни оживленно, ни вяло — ни весело, ни скучно. Держи себя Джемма иначе — Санин… как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться — или просто поддался бы чувству
грусти перед возможной, быть может, вечной разлукой… Но так как ему ни разу не пришлось даже поговорить с Джеммой, то он должен был удовлетвориться тем, что в течение четверти часа, перед вечерним кофе, брал минорные аккорды на фортепиано.
Я плохой описатель чувств, а потому
пройду мимо; но ее тотчас же подняли дрянные людишки на смех, и она
загрустила.
Вечером, уже в темноте, перед запором казарм, я
ходил около паль, и тяжелая
грусть пала мне на душу, и никогда после я не испытывал такой
грусти во всю мою острожную жизнь.
Мимо нас не спеша
проходили люди, влача за собою длинные тени, дымом вставала пыль из-под ног, хороня эти тени. Вечерняя
грусть становилась все тяжелей, из окон изливался ворчливый голос деда...
Яков Иванович был на вершок от гибели и с какой-то кроткой, геройской
грустью, молча и самоотверженно ждал страшного удара, — удар
прошел мимо головы его.
— Я, право, не знаю, чего вы от меня хотите? После ее болезни я стал замечать ее
грусть и его немое безвыходное отчаяние. Я почти перестал
ходить к ним, вы это знаете, а чего мне это стоило, знаю я; двадцать раз принимался я писать к ней — и, боясь ухудшить ее состояние, не писал; я бывал у них — и молчал; в чем же вы меня упрекаете, что вы хотите от меня, надеюсь, что не простое желание бросить в меня несколько оскорбительных выражений привело вас ко мне?
Маякин, бросив в грязь Медынскую, тем самым сделал ее доступной для крестника, и скоро Фома понял это. В деловых весенних хлопотах
прошло несколько дней, и возмущенные чувства Фомы затихли.
Грусть о потере человека притупила злобу на женщину, а мысль о доступности женщины усилила влечение к ней. Незаметно для себя он решил, что ему следует пойти к Софье Павловне и прямо, просто сказать ей, чего он хочет от нее, — вот и все!
Оставь же мне мои железы,
Уединенные мечты,
Воспоминанья,
грусть и слезы:
Их разделить не можешь ты.
Ты сердца слышала признанье;
Прости… дай руку — на прощанье.
Недолго женскую любовь
Печалит хладная разлука:
Пройдет любовь, настанет скука,
Красавица полюбит вновь».
Прошло несколько месяцев, рассеялись последние остатки
грусти по доме родительском, по привольному деревенскому житью; я постепенно привык к своей школьной жизни и завел себе несколько приятелей в гимназии и полюбил ее. Этой перемене много способствовало то, что я только приезжал в гимназию учиться, а не жил в ней. Житье у Ивана Ипатыча не так резко разнилось от моей домашней жизни, как безвыходное заключение в казенном доме гимназии посреди множества разнородных товарищей.
Ее оставили в покое, думая, что это она так
загрустила и что это непременно
пройдет.
— Ты задумчив! — сказала она. — Но отчего? — опасность
прошла; я с тобою… Ничто не противится нашей любви… Небо ясно, бог милостив… зачем
грустить, Юрий!.. это правда, мы скитаемся в лесу как дикие звери, но зато, как они, свободны. Пустыня будет нашим отечеством, Юрий, — а лесные птицы нашими наставниками: посмотри, как они счастливы в своих открытых, тесных гнездах…
Прошло две недели с приезда Насти к Крылушкину. Он ей не давал никакого лекарства, только молока велел пить как можно больше. Настя и пила молоко от крылушкинской коровы, как воду, сплошь все дни, и среды, и пятницы.
Грусть на Настю часто находила, но припадков, как она приехала к Крылушкину, ни разу не было.
«Бог вам судья, что вы не исполнили обещания. Боюсь отыскивать тому причины и заставляю себя думать, что вы не могли поступить иначе. Безнадежность увидеться с вами заставляет меня рисковать: письмо это посылаю с С… Н… Он добрый и благородный человек, в глубоком значении этого слова. Чтобы не умереть от
грусти, я должен с вами видеться. Если
пройдет несколько дней и я не увижусь с вами, не ручаюсь, что со мной будет… Я не застрелюсь — нет! Я просто умру с печали… Прощайте, до свиданья».
Вечер
прошел довольно скучно; хозяйка
грустила, что она должна будет расстаться с Юлией, которая должна одна, в таком ужасном положении, проехать такое длинное пространство, и, наконец, придумала сама проводить несчастную жертву хоть до губернского города.
Временами ему казалось, что долго, в жару спал он где-то на солнцепеке и проснулся с болью в груди, потому что сон был прекрасен и нежен, и видения, полные любовной
грусти,
прошли мимо его ложа, а он проснулся в знойной тишине полдня, один.
Иногда удавалось Акулине вырваться под каким-нибудь предлогом на минуту из дому; не нарадуется, бывало, своему счастью, не утерпит — выбежит за ворота, и
грусть как бы исчезнет, и тоска
сойдет с сердца.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Не женат лишь я
хожу».
В
грусти своей он не забывает и о своей одежде: «
Прошла моя золотая пора», — говорит он, —
Дробыша сильно поразило это известие, и — чего с ним не бывало раньше-он сначала
загрустил, потом закутил… Все это
прошло, но на лице Дробыша долго еще лежала какая-то тень; в двадцать лет он казался уже совсем серьезным, взрослым человеком. В наших беседах он теперь часто и с большой горечью нападал на «условности и предрассудки, коверкающие жизнь».
И старый дом, куда привел я вас,
Его паденья был свидетель хладный.
На изразцах кой-где встречает глаз
Черты карандаша, стихи и жадно
В них ищет мысли — и бесплодный час
Проходит… Кто писал? С какою целью?
Грустил ли он иль предан был веселью?
Как надписи надгробные, оне
Рисуются узором по стене —
Следы давно погибших чувств и мнений,
Эпиграфы неведомых творений.
«Пожалуй!» — отвечал ей Саша. Он
Из слов ее расслушал половину, —
Его клонил к подушке сладкий сон,
Как птица клонит слабую тростину.
Блажен, кто может спать! Я был рожден
С бессонницей. В теченье долгой ночи
Бывало беспокойно бродят очи,
И жжет подушка влажное чело.
Душа
грустит о том, что уж
прошло,
Блуждая в мире вымысла без пищи,
Как лазарони или русский нищий…
Грусть еще не
сходила с лица ее, которое было теперь очень бледно.
Словом сказать, было весело, шумно; один я
грустил;
грустил я и потому, что намерения мои не удавались, и по непривычке к многолюдию; вина я тогда еще в рот не брал, в хороводах
ходить не умел, а пуще всего мне досадно было, что все перемигивались, глядя на меня и на дочь пореченского священника.
— Да полно ж, матушка, — наклоняясь головой на плечо игуменьи, сквозь слезы молвила Фленушка, — что о том поминать?.. Осталась жива, сохранил Господь… ну и слава Богу. Зачем
грустить да печалиться?..
Прошли беды, минули печали, Бога благодарить надо, а не горевать.
— Как мне замуж идти?.. За кого?.. — с
грустью сказала Фленушка. — Честью из обители под венец не
ходят, «уходом» не пойду… Тебя жаль, матушка, тебя огорчить не хочу — оттого и не уйду… «уходом»…
Так забудь же про свою тревогу,
Не
грусти так шибко обо мне.
Не
ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто
ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
Но и тогда,
Когда на всей планете
Пройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и
грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
Я
хожу в цилиндре не для женщин.
В глупой страсти сердце жить не в силе.
В нём удобней,
грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.
В этой песне поется, как один маленький мальчик осведомляется у матери: зачем она
грустит об умершей его сестрице, маленькой Зое, которая, по собственным же словам матери, теперь «уже в лучшем мире, где божьи ангелы живут и
ходят розовые зори».
— Я сейчас скажу папе, его вам вывезут. Он ведь теперь совсем не может
ходить… — с
грустью сказала она и вышла в ту же дверь, оставив ее полуоткрытой.
День
проходил за днем, дом стоял заколоченный и своим унылым видом наводил
грусть на всю усадьбу.
(Красный дневничок. Почерк Нинки.) — Вчера была
грусть. Вместо того чтобы пойти на лекцию,
ходила в темноте по трамвайным путям и плакала о том, что есть комсомол, партия, рациональная жизнь, материалистический подход к вещам, а я тянусь быть шарлатаном-факиром, который показывает фокусы в убогом дощатом театре.