Неточные совпадения
— Вы приедете ко мне, — сказала графиня Лидия Ивановна, помолчав, — нам надо поговорить о
грустном для вас деле. Я всё бы дала, чтоб избавить вас от некоторых воспоминаний, но другие не так думают. Я получила от нее
письмо. Она здесь, в Петербурге.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то
грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
— Это
письмо, — прибавила она грустно, — было самым
грустным и легкомысленным поступком моей жизни.
Ивашев не пережил ее, он умер ровно через год после нее, но и тогда он уже не был здесь; его
письма (поразившие Третье отделение) носили след какого-то безмерно
грустного, святого лунатизма, мрачной поэзии; он, собственно, не жил после нее, а тихо, торжественно умирал.
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять быть здесь проездом из России. От него ты будешь иметь
грустные об нас всех известия, которые иногда не укладываются в
письмо. Мне пришло на мысль отправить эти листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и волки сыты и овцы целы! [
Письмо, посланное с оказией, не застрянет в канцеляриях и не будет читаться жандармами.]
Возвратившись из театра в свой неприглядный номер, герой мой предался самым
грустным мыслям; между ним и Мари было условлено, что он первоначально спросит ее
письмом, когда ему можно будет приехать в Петербург, и она ему ответит, и что еще ответит… так что в этой переписке, по крайней мере, с месяц пройдет; но чем же занять себя в это время?
— Это
письмо к вам-с, — сказала она заметно сухим тоном. — От Марьи Николаевны, надо быть, — прибавила она, и как будто бы что-то вроде
грустной улыбки промелькнуло у нее на губах. Груша, несмотря на то, что умела только читать печатное, почерк Марьи Николаевны знала уже хорошо.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон
письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо
грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него
письмо.
— Уж лучше за границу, — решил Егор Егорыч и дописал
письмо, как продиктовала ему Сусанна Николаевна, которая, впрочем, потом сама прочла
письмо, как бы желая удостовериться, не изменил ли чего-нибудь Егор Егорыч в главном значении
письма; однако там было написано только то, что она желала. Егор Егорыч, запечатав
письмо, вручил его Сусанне Николаевне, сказав с прежней
грустной усмешкой...
Грустная тень давно слетела с лица молодых. Они были совершенно счастливы. Добрые люди не могли смотреть на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три дня после свадьбы. Софья Николавна написала с ними ласковое
письмо к старикам.
Для меня лично эти «счастливые»
письма Анны Петровны имели специально дурные последствия. Дело в том, что после каждого такого
письма Аграфена Петровна испытывала известный упадок духа, потихоньку вздыхала и поднимала разные
грустные темы.
Так по-прежнему скучно, тоскливо и одиноко прожил Долинский еще полгода в Париже. В эти полгода он получил от Прохоровых два или три малозначащие
письма с шутливыми приписками Ильи Макаровича Журавки.
Письма эти радовали его, как доказательства, что там, на Руси, у него все-таки есть люди, которые его помнят; но, читая эти
письма, ему становилось еще
грустнее, что он оторван от родины и, как изгнанник какой-нибудь, не смеет в нее возвратиться без опасения для себя больших неприятностей.
Первое прочитанное им
письмо привело его в большое затруднение: оно все состояло из описания моего
грустного ежедневного состояния, из жалоб на товарищей и даже на учителей, из выражений горячего желания увидеть мать, оставить поскорее противную гимназию и уехать из нее на лето в деревню.
Как ни тяжело было просить отца о высылке обещанного мне полугодового содержания, но ввиду опустошения моего кошелька закройщиком Лихотой я принужден был довести до сведения отца о моем полнейшем безденежье. Тогда не существовало теперешних путей сообщения, и каково было мое
грустное изумление, когда через месяц я получил
письмо, в котором отец спрашивал меня, куда я так скоро девал высланные мне деньги.
«Я расскажу тебе, chere Claudine, один смешной и
грустный случай: в прошлом
письме моем я тебе писала о молодых Хозаровых, и писала, что видаюсь с ними почти каждый день; но теперь мы не видимся, и знаешь ли почему?
Покуда Фленушка писала обычное начало
письма, Манефа стояла у окна и глядела вдаль. Глубокая дума лежала на угрюмом и
грустном челе величавой игуменьи.
Мрачный и
грустный, он целыми днями молчал или писал длиннейшие
письма жене или перечитывал ее
письма.
Письмо было утонченно вежливое и
грустное.
В руках ее было
письмо, которое, по-видимому, и нагнало на нее
грустное настроение.
В них молодой человек подробно описывал свои занятия, знакомства, развлечения петербургской жизни, и тон этих
писем был умышленно таков, что в нем не звучала ни одна
грустная нотка прошлого.
— Действительно, в последних
письмах он упоминает с восторгом о какой-то Зине, приемной дочери его родителей; говорит, что только она составляет для него некоторую отраду в его
грустной жизни в деревне, — задумчиво произнесла Маргарита Максимилиановна.
—
Письма!.. — повторила она с
грустной полуулыбкой. — Что можно сказать
письмом в такой решительный момент наших двух соединенных на веки жизней? Надо приготовиться к борьбе, надо выйти из этой борьбы победителями, не разбирая средств.
— А
писем нет, как нет, Лиза? — сказал
грустным голосом Ранеев немного погодя.
Они, впрочем, старались прогнать эти
грустные мысли и ждали подтверждающего известия в форме
письма.
— Ah, vous expédiez le courrier, princesse, moi j’ai déjà expedié le mien. J’ai écris à ma pauvre mère, [А, вы отправляете
письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] — заговорила быстро-приятным, сочным голоском улыбающаяся m-lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную,
грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно-веселый и самодовольный мир.
С этих пор прошло пять лет жизни тихой и совершенно счастливой, и когда писательский сын был уже в третьем классе гимназии, Апрель Иваныч вдруг стал сбираться к родным в свою «поляцкую сторону» и, несмотря на многие неудобства, уехал туда
грустный, а возвратился еще
грустнее, и как раз в это самое время пришло ужасное
письмо от Зинаиды Павловны, возвещавшей Праше, что она живет тем, что чистит ягоды для варенья и что бог тогда же давно дал ей «двойку зараз, мальчика и девочку».