Неточные совпадения
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она работает на революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать
детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он стал рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
— «А
детей ты своих выучил
грамоте?» Хорь помолчал.
Жил ты у великороссийского помещика Гура Крупяникова, учил его
детей, Фофу и Зёзю, русской
грамоте, географии и истории, терпеливо сносил тяжелые шутки самого Гура, грубые любезности дворецкого, пошлые шалости злых мальчишек, не без горькой улыбки, но и без ропота исполнял прихотливые требования скучающей барыни; зато, бывало, как ты отдыхал, как ты блаженствовал вечером, после ужина, когда отделавшись, наконец, от всех обязанностей и занятий, ты садился перед окном, задумчиво закуривал трубку или с жадностью перелистывал изуродованный и засаленный нумер толстого журнала, занесенный из города землемером, таким же бездомным горемыкою, как ты!
И действительно, оно наступило, когда мальчикам минуло шесть лет. Можно было бы, конечно, и повременить, но Марья Маревна была нетерпелива и, не откладывая дела в долгий ящик, сама начала учить
детей грамоте.
В обществе и литературе шли рассуждения о том, «пороть ли розгами
ребенка, учить ли
грамоте народ».
Через несколько дней после приезда он заставил меня учить молитвы. Все другие
дети были старше и уже учились
грамоте у дьячка Успенской церкви; золотые главы ее были видны из окон дома.
Почти всегда после урока
грамоты постоялка что-нибудь читала
детям или рассказывала, поражая его разнообразием знаний, а иногда заставляла
детей рассказывать о том, как они прожили день.
Из роду Отрепьевых, галицких боярских
детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать,
грамота далася ему не от господа бога…
В жалованных войскам
грамотах, по окончании походов, иноземные генералы и полковники упоминались ниже городовых дворян, жильцов и
детей боярских; при торжественных выходах они занимали место ниже гостей и купцов».
Три же девочки остались в Фатьянове, под надзором мамзели, обучавшей их первоначальной
грамоте и французскому языку. С борисовскими
детьми прибыл в Новоселки их дядька, черномазый и кудрявый Максим, который, принося своим барчонкам утром вычищенные сапоги, непременно выкрикивал: «Петр Петрович», или: «Иван Петрович, извольте вставать, се ляр де парле е декрир корректеман».
— С чего вошло вам в голову морить бедных
детей грамотою глупою и бестолковою? Разве я их на то породила и дала им такое отличное воспитание, чтобы они над книгами исчахли? Образумьтеся, побойтесь бога, не будьте детоубийцею, не терзайте безвинно моей утробы!.. — Тут маменька горько заплакали.
Мы обсуждали очень тонко
(Хоть не решили в этот год),
Пороть ли розгами
ребенка,
Учить ли
грамоте народ.
Анна Федоровна, по ограниченности ума и беззаботности нрава, не давала никакого воспитания Лизе: не учила ее ни музыке, ни столь полезному французскому языку, а нечаянно родила от покойного мужа здоровенькое, хорошенькое
дитя — дочку, отдала ее кормилице и няньке, кормила ее, одевала в ситцевые платьица и козловые башмачки, посылала гулять и сбирать грибы и ягоды, учила ее
грамоте и арифметике посредством нанятого семинариста и нечаянно чрез шестнадцать лет увидела в Лизе подругу и всегда веселую, добродушную и деятельную хозяйку в доме.
— Говорят: книгочей был. Умирал, все наказывал
детям: главное дело за
грамоту держитеся крепче…
Под именем «канонниц», или «читалок», скитские артели отправляли в Москву и другие города молодых белиц к богатым одноверцам «стоять негасимую свечу», то есть день и ночь читать псалтырь по покойникам, «на месте их преставления», и учить
грамоте малолетних
детей в домах «христолюбивых благодетелей».
Иванушку взял в
дети, обучил его
грамоте, стал и к старым книгам его приохачивать. Хотелось Герасиму, чтоб из племянника вышел толковый, знающий старинщик, и был бы он ему в торговле за правую руку. Мальчик был острый, умен, речист, память на редкость. Сытей хлеба стали ему книги; еще семнадцати лет не минуло Иванушке, а он уж был таким сильным начетчиком, что, ежели кто не гораздо боек в Писании, — лучше с ним и не связывайся, в пух и прах такого загоняет малец.
Как ни был уважаем Нефедыч своими
детьми духовными, как ни любил его Сила Чубалов, однако ж стал его побранивать за то, что сбивает у него парнишку с пути, что
грамотой его от всякой работы отвадил.
Пошли в библиотеку, — в ней помещался отдел народного образования. За столом сидела секретарша Отдела и библиотекарша Конкордия Дмитриевна, дочь священника Воздвиженского. Катя подробно стала знакомиться с делами. Был уже открыт клуб, дом
ребенка, школа
грамоты. Капралов просил устроить присылку из города лекторов по общеобразовательным предметам и режиссера для организации любительских спектаклей.
Приехал из Арматлука столяр Капралов, — его выбрали заведовать местным отделом народного образования. Он был трезв, и еще больше Катю поражало несоответствие его простонародных выражений с умными, странно-интеллигентными глазами. Профессор и Катя долго беседовали с ним, наметили втроем открытие рабоче-крестьянского клуба, дома
ребенка, школы
грамоты. Капралов расспрашивал, что у них по народному образованию делается в городе, на лету ловил всякую мысль, и толковать с ним было одно удовольствие.
Он кончил очень некрасной долей, растратив весь свой наследственный достаток. На его примере я тогда еще отроком, по пятнадцатому году, понимал, что у нас трудненько жилось всем, кто шел по своему собственному пути, позволял себе ходить в полушубке вместо барской шубы и открывать у себя в деревне школу, когда никто еще
детей не учил
грамоте, и хлопотать о лишних заработках своих крестьян, выдумывая для них новые виды кустарного промысла.
За что они на него злобствовали, — этого, я думаю, они и сами себе объяснить не могли; но только они как ощетинились, так и не приняли себе ни одного его благодеяния. Он, например, построил им в селе общую баню, в которую всем можно было ходить мыться, и завел школу, в которой хотел обучать
грамоте мальчиков и девочек; но крестьяне в баню не стали ходить, находя, что в ней будто «ноги стынут», а о школе шумели: зачем нашим
детям умнее отцов быть?
Костя был сын троюродного племянника генеральши, а Маша — дочь чуть ли не четвероюродной племянницы. И мальчик, и девочка были сироты и взяты Глафирой Петровной в младенчестве.
Дети были неразлучны, и вместе, Костя ранее, а Маша только в год нашего рассказа, учились
грамоте и Закону Божию у священника церкви Николы Явленного, благодушного старца, прозвавшего своих ученика и ученицу: «женишек и невестушка». Это прозвище так и осталось за
детьми.
Елена Семеновна учит
детей. У нее это порядочно идет, оттого что она сама чему-нибудь порядочно училась. А я? Я на каждом шагу спотыкаюсь, чувствую, что не в состоянии выучить и простой
грамоте.
Когда Агап в отрочестве осиротел и был взят в Дукачев дом, он был живой и даже шустрый
ребенок и представлял для дяди ту выгоду, что знал
грамоте.
Одно имение его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал
детей крестьянских и дворовых
грамоте.
Хлопца Дукачева Савку отдали учить
грамоте к Пиднебссиому, а тот, заметив, с одной стороны, быстрые способности
ребенка, а с другой, его горячую религиозность, очень его полюбил.
Дети, действительно, необыкновенно скоро научились читать и писать, и особенными успехами в
грамоте отличалась старшая, Глаша.
Правда, есть молоканские секты, утверждающие, что крещение есть обучение
детей грамоте, а причащение — приобщение глаголу божью, т. е. чтение Св.
В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный
детьми, которых он по милостям графа обучал
грамоте и религии.