Неточные совпадения
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая
гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый
князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
Посланный вернулся с ответом, что у него
гость, но что он сейчас придет, и приказал спросить ее, может ли она принять его с приехавшим в Петербург
князем Яшвиным.
Старый
князь сидел молча, сбоку поглядывая своими блестящими глазками на Каренина, и Степан Аркадьич понял, что он придумал уже какое-нибудь словцо, чтоб отпечатать этого государственного мужа, на которого, как на стерлядь, зовут в
гости.
Все сидели, как поповны в
гостях (как выражался старый
князь), очевидно, в недоумении, зачем они сюда попали, выжимая слова, чтобы не молчать.
— Да вот хоть черкесы, — продолжал он, — как напьются бузы на свадьбе или на похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унес, а еще у мирнова
князя был в
гостях.
Судя по особенной хлопотливости, заметной в буфете, по яркому освещению, придававшему какой-то новый, праздничный вид всем уже мне давно знакомым предметам в гостиной и зале, и в особенности судя по тому, что недаром же прислал
князь Иван Иваныч свою музыку, ожидалось немалое количество
гостей к вечеру.
Гости разъехались, папа и Володя вышли; в гостиной остались
князь, бабушка и я.
Из внутренних комнат долетали звуки громкого разговора и смеха: у
князя, кроме камер-юнкера
гостя, были и еще посетители.
Знакомство это, как мне известно было, только что завязалось, после больших стараний
князя;
гость отдавал теперь визит, но, к несчастию, накрыл хозяина врасплох.
— Нет, это я ей передал, а слышал, как говорил давеча Нащокин
князю Сергею Петровичу у него в
гостях.
С
князем он был на дружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но
князь даже вздрогнул, завидев его, я заметил это с своего места: этот мальчик был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что на ум придет, и, уж разумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит перед своим важным
гостем за свое общество.
Они оставались там минут десять совсем не слышно и вдруг громко заговорили. Заговорили оба, но
князь вдруг закричал, как бы в сильном раздражении, доходившем до бешенства. Он иногда бывал очень вспыльчив, так что даже я спускал ему. Но в эту самую минуту вошел лакей с докладом; я указал ему на их комнату, и там мигом все затихло.
Князь быстро вышел с озабоченным лицом, но с улыбкой; лакей побежал, и через полминуты вошел к
князю гость.
Вон деревни жмутся в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных
князей, сказали нам
гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки: в одном месте три, с развалившимися станками, в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях есть и деревянные пушки.
Князь подвел
гостей к окну, и им открылся прелестный вид.
Но прежде просил Кирила Петровича приехать к нему в
гости с Марьей Кириловной, и гордый Троекуров обещался, ибо, взяв в уважение княжеское достоинство, две звезды и три тысячи душ родового имения, он до некоторой степени почитал
князя Верейского себе равным.
Два дня спустя после сего посещения Кирила Петрович отправился с дочерью в
гости к
князю Верейскому.
Золотухиной, которая вообще в своих предприятиях была удачлива, посчастливилось и на этот раз. Когда она явилась в Отраду, супруги были одни и скучали. Впрочем,
князь, услышав, что приехала «в
гости» какая-то вдова Золотухина, да притом еще Марья Маревна, хотел было ощетиниться, но, по счастью, Селина Архиповна была в добром расположении духа и приказала просить.
Одним словом, день кончился полным триумфом для Золотухиной. Селина Архиповна сама показала
гостям чудеса Отрады, и не только накормила их обедом, но и оставила ночевать. Но, что всего важнее, в этот же день была решена участь Мишанки и самой Марьи Маревны. Первого
князь взялся определить на свой счет в московский дворянский институт; второй Селина Архиповна предложила место экономки в московском княжеском доме.
Но
князь уже шел отворять дверь
гостям.
Подозрительность этого человека, казалось, все более и более увеличивалась; слишком уж
князь не подходил под разряд вседневных посетителей, и хотя генералу довольно часто, чуть не ежедневно, в известный час приходилось принимать, особенно по делам, иногда даже очень разнообразных
гостей, но, несмотря на привычку и инструкцию довольно широкую, камердинер был в большом сомнении; посредничество секретаря для доклада было необходимо.
В самый день переезда, состоявшегося уже к вечеру, вокруг него на террасе собралось довольно много
гостей: сперва пришел Ганя, которого
князь едва узнал, — так он за все это время переменился и похудел.
Вошло пять человек, четыре человека новых
гостей и пятый вслед за ними генерал Иволгин, разгоряченный, в волнении и в сильнейшем припадке красноречия. «Этот-то за меня непременно!» — с улыбкой подумал
князь. Коля проскользнул вместе со всеми: он горячо говорил с Ипполитом, бывшим в числе посетителей; Ипполит слушал и усмехался.
Гости были всё знакомые
князя, но странно было, что они собрались разом все, точно по зову, хотя
князь никого не звал, а про день своего рождения он и сам только что вспомнил нечаянно.
Когда же вечером, в девять часов,
князь явился в гостиную Епанчиных, уже наполненную
гостями, Лизавета Прокофьевна тотчас же начала расспрашивать его о больном, с участием и подробно, и с важностью ответила Белоконской на ее вопрос: «Кто таков больной и кто такая Нина Александровна?»
Князю это очень понравилось.
Он сначала отворил дверь ровно настолько, чтобы просунуть голову. Просунувшаяся голова секунд пять оглядывала комнату; потом дверь стала медленно отворяться, вся фигура обозначилась на пороге, но
гость еще не входил, а с порога продолжал, прищурясь, рассматривать
князя. Наконец затворил за собою дверь, приблизился, сел на стул,
князя крепко взял за руку и посадил наискось от себя на диван.
Князь высказал свою фразу из прописей в твердой уверенности, что она произведет прекрасное действие. Он как-то инстинктивно догадался, что какою-нибудь подобною, пустозвонною, но приятною, фразой, сказанною кстати, можно вдруг покорить и умирить душу такого человека и особенно в таком положении, как генерал. Во всяком случае, надо было отпустить такого
гостя с облегченным сердцем, и в том была задача.
Затем стремглав побежала на кухню; там она готовила закуску; но и до прихода
князя, — только что на минуту могла оторваться от дела, — являлась на террасу и изо всех сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странных для нее вещах, не умолкавших между подпившими
гостями.
— Нет-с, позвольте-с, многоуважаемый
князь, — с яростию ухватился Лебедев, — так как вы сами изволите видеть, что это не шутка и так как половина ваших
гостей по крайней мере того же мнения и уверены, что теперь, после произнесенных здесь слов, он уж непременно должен застрелиться из чести, то я хозяин-с и при свидетелях объявляю, что приглашаю вас способствовать!
В дверях ему удалось как бы поправиться, натолкнувшись на одного входившего господина; пропустив этого нового и незнакомого
князю гостя в комнату, он несколько раз предупредительно подмигнул на него сзади и таким образом все-таки ушел не без апломба.
Извинившись,
князь поспешил сесть, но как-то странно робея, точно
гость его был фарфоровый, а он поминутно боялся его разбить.
Взгляд
князя был до того ласков в эту минуту, а улыбка его до того без всякого оттенка хотя бы какого-нибудь затаенного неприязненного ощущения, что генерал вдруг остановился и как-то вдруг другим образом посмотрел на своего
гостя; вся перемена взгляда совершилась в одно мгновение.
Она представила
князя гостям, из которых большей половине он был уже известен. Тоцкий тотчас же сказал какую-то любезность. Все как бы несколько оживились, все разом заговорили и засмеялись. Настасья Филипповна усадила
князя подле себя.
Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего
гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании повернулся к
князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.
Взаимное положение всех
гостей, собравшихся у
князя, мало-помалу определилось.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у
князя — было застать кругом него целую компанию
гостей, не говоря уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала найти.
Князь если не с особенным удивлением, то с чрезвычайным вниманием и любопытством следил за своим
гостем.
Таким образом, появление
князя произошло даже кстати. Возвещение о нем произвело недоумение и несколько странных улыбок, особенно когда по удивленному виду Настасьи Филипповны узнали, что она вовсе и не думала приглашать его. Но после удивления Настасья Филипповна выказала вдруг столько удовольствия, что большинство тотчас же приготовилось встретить нечаянного
гостя и смехом, и весельем.
Ипполит смотрел на смеющихся
гостей.
Князь заметил, что зубы его стучат, как в самом сильном ознобе.
Но во всяком случае,
гость был благородно-развязен, хотя и со сдержанным достоинством; даже вначале обращался с
князем как бы с видом некоторого снисхождения, — именно так, как бывают иногда благородно-развязны иные гордые, но несправедливо обиженные люди.
Казалось бы, разговор
князя был самый простой; но чем он был проще, тем и становился в настоящем случае нелепее, и опытный камердинер не мог не почувствовать что-то, что совершенно прилично человеку с человеком и совершенно неприлично
гостю с человеком.
Но довольно, и не в том теперь дело, а в том, что не распорядиться ли нам, достопочтенный
князь, насчет приготовленной для
гостей закусочки?
— Ну как я об вас об таком доложу? — пробормотал почти невольно камердинер. — Первое то, что вам здесь и находиться не следует, а в приемной сидеть, потому вы сами на линии посетителя, иначе
гость, и с меня спросится… Да вы что же, у нас жить, что ли, намерены? — прибавил он, еще раз накосившись на узелок
князя, очевидно не дававший ему покоя.
С
князем происходило то же, что часто бывает в подобных случаях с слишком застенчивыми людьми: он до того застыдился чужого поступка, до того ему стало стыдно за своих
гостей, что в первое мгновение он и поглядеть на них боялся.
Князь, между прочим, слишком интересовался новым своим
гостем, сопровождавшим генерала; он ясно угадал в нем Евгения Павловича Радомского, о котором уже много слышал и не раз думал.
— Какие
гости? — спросил
князь.
Князь, может быть, и ответил бы что-нибудь на ее любезные слова, но был ослеплен и поражен до того, что не мог даже выговорить слова. Настасья Филипповна заметила это с удовольствием. В этот вечер она была в полном туалете и производила необыкновенное впечатление. Она взяла его за руку и повела к
гостям. Перед самым входом в гостиную
князь вдруг остановился и с необыкновенным волнением, спеша, прошептал ей...
Князь отвечал всем так просто и радушно, и в то же время с таким достоинством, с такою доверчивостью к порядочности своих
гостей, что нескромные вопросы затихли сами собой.
Она заговорила нетерпеливо и усиленно сурово; в первый раз она заговорила об этом «вечере». Для нее тоже мысль о
гостях была почти нестерпима; все это заметили. Может быть, ей и ужасно хотелось бы поссориться за это с родителями, но гордость и стыдливость помешали заговорить.
Князь тотчас же понял, что и она за него боится (и не хочет признаться, что боится), и вдруг сам испугался.
— Э-эх! — проговорил
гость, взъерошив волосы и вздохнув, и стал смотреть в противоположный угол. — У вас деньги есть? — спросил он вдруг, обращаясь к
князю.