Неточные совпадения
— А еще вреднее плотских
удовольствий — забавы распутного ума, — громко говорил Диомидов, наклонясь вперед, точно готовясь броситься в густоту людей. — И вот студенты и разные недоучки, медные головы, честолюбцы и озорники, которым не жалко вас, напояют голодные души ваши, которым и
горькое — сладко, скудоумными выдумками о каком-то социализме, внушают, что была бы плоть сыта, а ее сытостью и душа насытится… Нет! Врут! — с большой силой и торжественно подняв руку, вскричал Диомидов.
Когда все визиты были сделаны, несколько дней сидели по утрам дома и ждали отдачи. Случалось, что визитов не отдавали, и это служило темой для продолжительных и
горьких комментариев. Но случалось и так, что кто-нибудь приезжал первый — тогда на всех лицах появлялось
удовольствие.
Одним словом, был страшный беспорядок. Мне показалось с первого взгляда, что оба они, и господин, и дама — люди порядочные, но доведенные бедностью до того унизительного состояния, в котором беспорядок одолевает наконец всякую попытку бороться с ним и даже доводит людей до
горькой потребности находить в самом беспорядке этом, каждый день увеличивающемся, какое-то
горькое и как будто мстительное ощущение
удовольствия.
— Вот видишь, как я угадал твое желание! — произнес опять-таки с своей
горькой улыбкой Лябьев, хотя, правду говоря, он пригласил Углакова вовсе не для
удовольствия того, но дабы на первых порах спрятаться, так сказать, за него от откровенных объяснений с женой касательно не дома проведенной ночи; хотя Муза при такого рода объяснениях всегда была очень кротка, но эта-то покорность жены еще более терзала Лябьева, чем терзал бы его гнев ее.
— Доложу вам, Александра Павловна, — медленно промолвил Пигасов, — ничего не может быть хуже и обиднее слишком поздно пришедшего счастья.
Удовольствия оно все-таки вам доставить не может, а зато лишает вас права, драгоценнейшего права — браниться и проклинать судьбу. Да, сударыня,
горькая и обидная штука — позднее счастье.
И действительно, сел заниматься и с необыкновенным чувством
удовольствия зажег в тот вечер лампу; но как только раскрыл он книгу и прочел первую строчку — ощутил чувство столь
горькой утраты, что захотелось плакать: словно с отказом от убийства и смерти он терял мечту о неизъяснимом счастье.
На что женщина не решается в
горьком и безнадежном положении, когда будут предлагать ей не только избавить от окружающего ее зла, но откроют перед ней перспективу
удовольствий, богатства и всех благ, которые так чаруют молодость.
Танцуя кадриль, гуляя с дамами, или сидя в обществе, корчат глубокомысленных и страстно любят проводить такого рода мысли: — «страшно всегда как-то смотреть на череп; вот, думаешь: тут кипели некогда мысли, здесь зарождались поэмы, а теперь?… теперь?…» или: — «Душа содрогается при мысли, что стоит произнести два слова: треф и бубен, — и человек богатый вдруг превращается в нищего!..» или: «Жизнь! что такое жизнь: внешние
удовольствия и роскошь; в душе: —
горькие сомнения и беспокойства!!.
«Она, говорит, ради меня тут в Сибири свою молодость и красоту губит и, говорит, со мной мою
горькую долю делит, и через это, говорит, я должен предоставлять ей всякое
удовольствие…» Чтоб барыне веселей было, завел он знакомство с чиновниками и с шушерой всякой.
Ну, а когда не о чем будет больше говорить? Ведь настает всегда такая минута. Что ж мы будем с ним делать? Я ведь могу к нему привыкнуть. Он все повторяет: я старик, я старик. Вовсе он не так стар, да о летах мужчины сейчас и забываешь. Привлекает собственно ум. Вкусивши сладкого,
горького не захочешь. После Домбровича не пойду же я хихикать с Кучкиным. Предоставляю это
удовольствие Софи…
Далее этого идти уже некуда, и можно с утвердительностью сказать, что действительно «последняя вещь
горше первой», ибо дочь крестьянки еще «для прилики» слышала наставление: «веди себя честно», а «дочери девиц», как выразилась одна из них на суде, получают от своих матерей «прямое руководство к своей жизни». Здесь, к
удовольствию селохвалителей и градоненавистников, городские фрукты действительно оказываются гнилостнее деревенских, но дело не в скверных концах, а в дурных началах…