Неточные совпадения
— Ну, как я рад, что добрался до тебя! Теперь я пойму, в чем состоят те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я завидую тебе. Какой дом, как славно всё! Светло, весело, —
говорил Степан Аркадьич, забывая, что не всегда бывает весна и ясные дни, как нынче. — И твоя нянюшка какая прелесть! Желательнее было бы хорошенькую
горничную в фартучке; но с твоим монашеством и строгим стилем — это очень хорошо.
— Вот что значит побывать в Париже! А я расцвел красочно, однако — не привлекательно для изысканного зрения, —
говорил Тагильский, посматривая на
горничную, а когда она вышла — вздохнул...
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так, знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая дочь Иаира. «Сейчас, —
говорит, — сын сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в будущем великий ученый, жениться ему не надо, и я готова на колени встать пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как
горничную… Ах, господи!..
— Старый топор, — сказал о нем Варавка. Он не скрывал, что недоволен присутствием Якова Самгина во флигеле. Ежедневно он грубовато
говорил о нем что-нибудь насмешливое, это явно угнетало мать и даже действовало на
горничную Феню, она смотрела на квартирантов флигеля и гостей их так боязливо и враждебно, как будто люди эти способны были поджечь дом.
— Вот! От этого. Я понимаю, когда ненавидят полицию, попов, ну — чиновников, а он — всех! Даже Мотю,
горничную, ненавидел; я жила с ней, как с подругой, а он
говорил: «Прислуга — стесняет, ее надобно заменить машинами». А по-моему, стесняет только то, чего не понимаешь, а если поймешь, так не стесняет.
— Приезжает домой светская дама с гостьей и кричит на
горничную: «Зачем это вы переставили мебель и вещи в гостиной так глупо, бессмысленно?» — «Это не я-с, это барышня приказали». Тогда мамаша
говорит гостье: «У моей дочери замечательно остроумная фантазия».
«
Горничная», — определил он, а девица
говорила бойко и торопясь...
— Да, именно — своего рода. Вон у меня в отделении служил помощником Иван Петрович: тот ни одной чиновнице, ни одной
горничной проходу не дает, то есть красивой, конечно. Всем
говорит любезности, подносит конфекты, букеты: он развит, что ли?
«Да не может быть», продолжал себе
говорить Нехлюдов, и между тем он уже без всякого сомнения знал, что это была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую он одно время был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь гордый своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил с этой женщиной.
— Кто ж станет
горничную с ребенком держать? Как заметили, так и прогнали. Да что
говорить, — не помню ничего, всё забыла. То всё кончено.
Марья Ивановна
говорила, что из девочки надо сделать работницу, хорошую
горничную, и потому была требовательна, наказывала и даже бивала девочку, когда бывала не в духе.
— Матрена, голубчик, беги сейчас же к Агриппине Филипьевне… — торопливо
говорила Заплатина своей
горничной. — Да постой… Скажи ей только одно слово: «приехал». Понимаешь?.. Да ради бога, скорее…
Кроме одного, вправду, случая: на другой день после ее посещения прошмыгнула ко мне их
горничная и, ни слова не
говоря, пакет передала.
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела
говорить против твоих мыслей, а сама развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто
горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она
говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
Письма, накануне ею написанные, были сожжены; ее
горничная никому ни о чем не
говорила, опасаясь гнева господ.
На дворе была оттепель, рыхлый снег местами чернел, бесконечная белая поляна лежала с обеих сторон, деревеньки мелькали с своим дымом, потом взошел месяц и иначе осветил все; я был один с ямщиком и все смотрел и все был там с нею, и дорога, и месяц, и поляны как-то смешивались с княгининой гостиной. И странно, я помнил каждое слово нянюшки, Аркадия, даже
горничной, проводившей меня до ворот, но что я
говорил с нею, что она мне
говорила, не помнил!
— Ладно, после с тобой справлюсь. Посмотрю, что от тебя дальше будет, —
говорит она и, уходя, обращается к сестрицыной
горничной: — Сашка! смотри у меня! ежели ты записочки будешь переносить или другое что, я тебя… Не посмотрю, что ты кузнечиха (то есть обучавшаяся в модном магазине на Кузнецком мосту), — в вологодскую деревню за самого что ни на есть бедного мужика замуж отдам!
Вечером, конечно, служили всенощную и наполнили дом запахом ладана. Тетенька напоила чаем и накормила причт и нас, но сама не пила, не ела и сидела сосредоточенная, готовясь к наступающему празднику. Даже
говорить избегала, а только изредка перекидывалась коротенькими фразами.
Горничные тоже вели себя степенно, ступали тихо,
говорили шепотом. Тотчас после ухода причта меня уложили спать, и дом раньше обыкновенного затих.
А если сверху крикнут: «Первый!» — это значит закрытый пожар: дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится в указанное часовым место для проверки, где именно пожар, — летит и трубит. Народ шарахается во все стороны, а тот, прельщая сердца обывательниц, летит и трубит! И
горничная с завистью
говорит кухарке, указывая в окно...
Было раннее утро. Сквозь дремоту я слышал, как мать
говорила из соседней комнаты, чтобы открыли ставни.
Горничная вошла в спальню, отодвинула задвижку и вышла на двор, чтобы исполнить приказание. И когда она вышла, скрипнув дверью, меня опять захватил еще не рассеявшийся утренний сон. И в нем я увидел себя Наполеоном.
— Она
говорит, что ты шалун и невоспитанный мальчик. И что на свист выбегают только
горничные.
И
горничная и приказчики не заметили, что с ними
говорил не доктор Кочетов, а пьяница Бубнов.
Дальше события немножко перепутались. Галактион помнил только, что поднимался опять куда-то во второй этаж вместе с Полуяновым и что шубы с них снимала красивая
горничная, которую Полуянов пребольно щипнул. Потом их встретила красивая белокурая дама в сером шелковом платье. Кругом были все те же люди, что и в думе, и Голяшкин обнимал при всех белокурую даму и
говорил...
— Право? — промолвила она, — а я так думала, что у меня, как у моей
горничной Насти, своихслов нет. Она однажды сказала своему жениху: тебе должно быть скучно со мною; ты мне
говоришь все такое хорошее, а у меня своих слов нету.
Разбитная была бабенка, увертливая, как
говорил Антип, и успевала управляться одна со всем хозяйством.
Горничная Катря спала в комнате барышни и благодаря этому являлась в кухню часам к семи, когда и самовар готов, и печка дотапливается, и скатанные хлебы «доходят» в деревянных чашках на полках. Теперь Домнушка ругнула сонулю-хохлушку и принялась за работу одна.
Впрочем, верила порче одна кухарка, женщина, недавно пришедшая из села;
горничная же, девушка, давно обжившаяся в городе и насмотревшаяся на разные супружеские трагикомедии, только не спорила об этом при Розанове, но в кухне
говорила: «Точно ее, барыню-то нашу, надо отчитывать: разложить, хорошенько пороть, да и отчитывать ей: живи, мол, с мужем, не срамничай, не бегай по чужим дворам.
— Вы, Дмитрий Петрович, не убивайтесь, —
говорила ему с участием
горничная, — с ними ничего не случилось: оне здесь-с.
Мать держала ее у себя в девичьей, одевала и кормила так, из сожаленья; но теперь, приставив свою
горничную ходить за сестрицей, она попробовала взять к себе княжну и сначала была ею довольна; но впоследствии не было никакой возможности ужиться с калмычкой: лукавая азиатская природа, льстивая и злая, скучливая и непостоянная, скоро до того надоела матери, что она отослала горбушку опять в девичью и запретила нам
говорить с нею, потому что точно разговоры с нею могли быть вредны для детей.
Сначала заглядывали к нам, под разными предлогами,
горничные девчонки и девушки, даже дворовые женщины, просили у нас «поцеловать ручку», к чему мы не были приучены и потому не соглашались, кое о чем спрашивали и уходили; потом все совершенно нас оставили, и, кажется, по приказанью бабушки или тетушки, которая (я сам слышал)
говорила, что «Софья Николавна не любит, чтоб лакеи и девки разговаривали с ее детьми».
Про Еспера Иваныча и
говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении
горничной, то в отношении женщины его круга он, вероятно, бежал бы в пустыню от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных чувствах к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и то весьма отдаленных, о безумной, например, любви Малек-Аделя к Матильде […любовь Малек-Аделя к Матильде.
Княгиня-то и отпустила с ними нашу Марью Николаевну, а то хоть бы и ехать-то ей не с кем: с одной
горничной княгиня ее отпустить не желала, а сама ее везти не может, — по Москве,
говорят, в карете проедет, дурно делается, а по здешним дорогам и жива бы не доехала…
— Да вы не прижимайте так уж очень, —
говорила горничная, когда Иван, внося с нею чемодан, совсем и вряд ли не нарочно прижал ее к стене.
— Тут-с вот есть Иван, что
горничную убил у нас, — начал он, показывая в сторону головой, — он в остроге содержался; теперь это дело решили, чтобы ничего ему, и выпустили… Он тоже воротиться сюда по глупости боится. «Что,
говорит, мне идти опять под гнев барина!.. Лучше позволили бы мне — я в солдаты продамся, меня покупают».
Нелли просилась хоть в
горничные, хоть в кухарки,
говорила, что будет пол мести и научится белье стирать.
«Ох, — думаю себе, — как бы он на дитя-то как станет смотреть, то чтобы на самое на тебя своим несытым сердцем не глянул! От сего тогда моей Грушеньке много добра не воспоследует». И в таком размышлении сижу я у Евгеньи Семеновны в детской, где она велела няньке меня чаем поить, а у дверей вдруг слышу звонок, и
горничная прибегает очень радостная и
говорит нянюшке...
Из одного этого можно заключить, что начал выделывать подобный господин в губернском городе: не
говоря уже о том, что как только дядя давал великолепнейший на всю губернию бал, он делал свой, для
горничных — в один раз все для брюнеток, а другой для блондинок, которые, конечно, и сбегались к нему потихоньку со всего города и которых он так угощал, что многие дамы, возвратившись с бала, находили своих девушек мертвецки пьяными.
—
Горничные девицы, коли не врут, балтывали… — проговорил он, горько усмехнувшись. — И все бы это, сударь, мы ему простили, по пословице: «Вдова — мирской человек»; но, батюшка, Яков Васильич!.. Нам барышни нашей тут жалко!.. — воскликнул он, прижимая руку к сердцу. — Как бы теперь старый генерал наш знал да ведал, что они тут дочери его единородной не поберегли и не полелеяли ее молодости и цветучести… Батюшка! Генерал спросит у них ответа на страшном суде, и больше того ничего не могу
говорить!
— Охлажденье, сударь, к нему имеют… большое охлажденье против прежнего, — отвечал успокоительным тоном Григорий Васильев, — вот уж года четыре мы это замечаем; только и
говорят своим
горничным девицам: «Ах,
говорят, милые мои, как бы я желала выйти замуж!» Барышня, батюшка, умная, по политике тонкая, все, может быть, по чувствительной душе своей почувствовали, какой оне пред господом творцом-создателем грех имеют.
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца, как ты, — много будет проку! в первый год с ума сойдет, а там и пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее же
горничную, потому что права-то природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает тебе того… а без состояния так еще хуже! есть,
говорит, нечего!
— То-то, что тут не очень обыкновенное, — возразила gnadige Frau, — потому что тебе
говорить нечего, как Сусанна Николаевна любила Егора Егорыча; сверх того,
горничная Сусанны Николаевны, которая, как ты знаешь, не врунья,
говорила мне, что Сусанна Николаевна… еще не женщина!
— Но как же, господин извозчик, вы это
говорите? Мало ли святых было из мужиков и из нашей братьи — дворовых! — возразила ему
горничная Музы Николаевны, женщина средних лет и тоже, должно быть, бойкая на язык.
— Если ты будешь сметь так
говорить со мной, я прокляну тебя! — зашипел он, крепко прижав свой могучий кулак к столу. — Я не
горничная твоя, а отец тебе, и ты имеешь дерзость сказать мне в глаза, что я шулер, обыгрывающий наверняка своих партнеров!
Началось прощание; первые поцеловались обе сестры; Муза, сама не пожелавшая, как мы знаем, ехать с сестрой к матери, не выдержала, наконец, и заплакала; но что я
говорю: заплакала! — она зарыдала на всю залу, так что две
горничные кинулись поддержать ее; заплакала также и Сусанна, заплакали и
горничные; даже повар прослезился и, подойдя к барышням, поцеловал руку не у отъезжающей Сусанны, а у Музы; старушка-монахиня неожиданно вдруг отмахнула скрывавшую ее дверь и начала всех благословлять обеими руками, как — видала она — делает это архиерей.
— Прошу вас, дайте мне руку, я проведу вас, —
говорил помощник капитана с мягкой ласковостью. — Я пришлю вам
горничную, у вас будет ключ, вы можете раздеться, если вам угодно.
— Дорогая моя… —
говорил он отрывисто, и в голосе его слышалась мучительная, слепая, томная страсть. — Дорогая… Я хочу вам помочь… вместо
горничной… Нет! Нет!.. Не подумайте чего-нибудь дурного… Какая у вас грудь… Какое тело…
Ко мне подозрительно ласково относится буфетчица, — утром я должен подавать ей умываться, хотя это обязанность второклассной
горничной Луши, чистенькой и веселой девушки. Когда я стою в тесной каюте, около буфетчицы, по пояс голой, и вижу ее желтое тело, дряблое, как перекисшее тесто, вспоминается литое, смуглое тело Королевы Марго, и — мне противно. А буфетчица все
говорит о чем-то, то жалобно и ворчливо, то сердито и насмешливо.
Я завидовал Павлу, когда он по ночам
говорил мне о своем романе с
горничною из дома напротив.
— Служил, батушка, отец протоиерей, по разумению своему служил. В Москву и в Питер покойница езжали, никогда
горничных с собою не брали. Терпеть женской прислуги в дороге не могли. Изволят, бывало,
говорить: «Все эти Милитрисы Кирбитьевны квохчут, да в гостиницах по коридорам расхаживают, да знакомятся, а Николаша,
говорят, у меня как заяц в угле сидит». Они ведь меня за мужчину вовсе не почитали, а все: заяц.
Восемь дней продолжалась эта пытка. Елена казалась покойной, но ничего не могла есть, не спала по ночам. Тупая боль стояла во всех ее членах; какой-то сухой, горячий дым, казалось, наполнял ее голову. «Наша барышня как свечка тает», —
говорила о ней
горничная.
— Да, — задумчиво
говорил он, — она замужем и собирается уехать. Ваш племянничек шумел и орал на весь дом; заперся, для секрету, в спальню, а не только лакеи и
горничные, — кучера все слышать могли! Он и теперь так и рвет и мечет, со мной чуть не подрался, с отцовским проклятием носится, как медведь с чурбаком; да не в нем сила. Анна Васильевна убита, но ее гораздо больше сокрушает отъезд дочери, чем ее замужество.