Неточные совпадения
Голова его представляла сложный архив мертвых дел, лиц, эпох, цифр, религий, ничем не связанных политико-экономических, математических или других
истин, задач, положений и т. п.
Райский вышел от нее, и все вылетело у него из
головы: осталась — одна «сплетня»! Он чувствовал в рассказе пьяной бабы — в этой сплетне —
истину…
Вот какие мысли приходили мне в
голову, когда, вспоминая читанное и слышанное о Китае, я вглядывался в житье-бытье этих народов! Может быть, синологи, особенно синофилы, возразят многое на это, но я не выдаю сказанного за непременную
истину. Мне так казалось…
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в
голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и
истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Лариса Дмитриевна, давно прошедшая этими «задами» пантеизма, сбивала его и, улыбаясь, показывала мне на него глазами. Она, разумеется, была правее его, и я добросовестно ломал себе
голову и досадовал, когда мой доктор торжественно смеялся. Споры эти занимали меня до того, что я с новым ожесточением принялся за Гегеля. Мученье моей неуверенности недолго продолжалось,
истина мелькнула перед глазами и стала становиться яснее и яснее; я склонился на сторону моей противницы, но не так, как она хотела.
Насколько мне понравились твои произведения, я скажу только одно, что у меня
голова мутилась, сердце леденело, когда читала их: боже мой, сколько тут правды и
истины сказано в защиту нас, бедных женщин, обыкновенно обреченных жить, что как будто бы у нас ни ума, ни сердца не было!»
У Аггея Никитича, как назло, совершенно захлестнуло в
голове: какая еще была упомянута Вибелем третья
истина, но его выручила пани Вибель.
Не будь этих людей, готовых по воле начальства истязать и убивать всякого, кого велят, не могло бы никогда прийти в
голову помещику отнять у мужиков лес, ими выращенный, и чиновникам считать законным получение своих жалований, собираемых с голодного народа за то, что они угнетают его, не говоря уже о том, чтобы казнить, или запирать, или изгонять людей за то, что они опровергают ложь и проповедуют
истину.
И хотя и есть среди богатых живые люди, каких я, к счастью, встречаю всё чаще и чаще, особенно из молодых и женщин, которые при напоминании о том, как и чем покупаются их удовольствия, не стараясь скрыть
истину, схватываются за
голову и говорят: «Ах, не говорите об этом.
И дрожащего юношу уводят. И кому, и сторожам, и Василию Никитину, которого вводят, и всем, которые со стороны видели эту сцену, прийдет в
голову, что те неясные короткие слова юноши, тотчас же замятые начальством, содержат в себе
истину, а те громкие, торжественно произносимые речи самоуверенных, спокойных чиновников и священника суть ложь, обман.
Никогда еще Юрию не приходила в
голову эта мысль, и хотя она выражена была несколько грубо, но поразила его своею
истиною.
— Н-да, — утвердительно кивнув
головой, молвил Смолин. — К сожалению, — это печальная
истина… А в обществах вы ни в каких не участвуете? Ведь у вас тут много разных обществ…
— И вот еще что…
Истина, добро и красота… Но тебе и это не понять… Пожалуйста, не говори, что поймешь, а то я рассержусь. Проще объясню: разум, воля и влечение, только нет… ты опять и этак не поймешь. Еще проще:
голова, сердце и желудок, вот тройка!
— Да, и заметьте, с моего согласия сделал — вот что чудно!.. Помню до сих пор, какой хаос носил я тогда в
голове: просто все кружилось и переставлялось, как в камер-обскуре: белое казалось черным, черное — белым, ложь —
истиной, фантазия — долгом… Э! даже и теперь совестно вспоминать об этом! Рудин — тот не унывал… куда! носится, бывало, среди всякого рода недоразумений и путаницы, как ласточка над прудом.
— Целые сутки ломал он
голову, но ничего не придумал, как сам он после сказывал, и решился, наконец, открыть мне всю
истину, решившись в то же время обманывать своего строгого начальника.
Яркий свет сценической
истины, простоты, естественности тогда впервые озарил мою
голову.
— Ах ты, братец мой! Вот
голова, так
голова… Пей еще! — предложил он радушно, когда г-н Кругликов положил пустой стакан на блюдечко в знак того, что он доволен, но выпьет еще, если его попросят (опрокинуть стакан и положить на него огрызок сахару — значило бы отказаться окончательно). — Пей! А что касающее должности, не сомневайся. Определю, будешь доволен. Я, братец, люблю разговорчивых людей. Только уж ты скажи мне, по правде-истине: хмелем зашибаешься?
Ребенок, свежий, открытый к добру и
истине, спрашивает, что такое мир, какой его закон, и мы, вместо того чтобы открыть ему переданное нам простое учение любви и
истины, старательно начинаем ему вбивать в
голову всевозможные ужасающие нелепости и мерзости, приписывая их богу.
Но беда в том, что ученье это редким из нас впрок идет: редкие решаются собственным умом проверить чужие внушения, внести в чужие системы свет собственной мысли и ступить на дорогу беспощадного отрицания для отыскания чистой
истины; большая часть принимает ученье только памятью, и если действует иногда рассудком, то не потому, чтобы внутренняя, живая потребность была, а потому только, что в
голову заброшено такое учение, в котором именно приказывается мыслить.
При появлении его в гостиную (так все говорили и я ручаюсь за достоверность факта), свечи и лампы начинали тухнуть; дети принимались тереть глаза и склоняли
голову на плечи нянек и родителей; взрослые вытягивали ноги, скрещивали руки на груди, старались приладиться в мягкие углы диванов; уныние, изображавшееся на лицах присутствующих, было по
истине комично; словом, все засыпало; засыпала, казалось, неугомонная левретка [собака декоративной породы.] на коленях хозяйки дома.
— Не таковская я, чтоб отлынивать, — с живостью, высоко подняв
голову и гордо оглядев круг девичий, молвила Фленушка. — Ничего не потаю, все по правде выскажу, все по
истине. Слушайте!
Не в них
истина: они искажают, украшают и подслащают
голую действительность; не в них и красота: какая же красота в мыльном пузыре, надутом глупеньким ребенком?
Если б она знала, как я была далека от
истины! На глазах класса, в присутствии ненавистной Крошки, ее оруженосца Мани и еще недавно мне милой, а теперь чужой и далекой Люды, я была настоящим сорвиголовою. Зато, когда дортуар погружался в сон и все утихало под сводами института, я долго лежала с открытыми глазами и перебирала в мыслях всю мою коротенькую, но богатую событиями жизнь… И я зарывалась в подушки
головою, чтобы никто не слышал задавленных стонов тоски и горя.
— Магистр, а? Что скажешь? Каков народ? Что ни слово, то с закорючкой, что ни фраза, то глубокая
истина! Гнездо, брат, правды в Антипкиной
голове! А погляди-ка на Дуняшку! Дуняшка, пошла сюда!
— Не ведаешь! — злобно прошипел Григорий Лукьянович. — А зачем подсылал дочь свою окаянную в Александровскую слободу, к брату своему, такому же, как ты, крамольнику?.. Не сносить и ему
головы, я в том тебе порукою… И дочь твою, подлую прелестницу, на позор отдам людишкам своим, коли не скажешь мне
истины, куда вы с злочестивцем Пименом, попом триклятым, Максимку моего запрятали…
Они были почти на дороге к
истине, но, конечно, им в
голову не приходило, что предмет платонический, безнадежной любви Салтыкова — холмогорская пленница, бывшая правительница, герцогиня Брауншвейгская, Анна Леопольдовна, быть может, даже не знавшая о существовании влюбленного в нее гвардейского ротмистра.
Ему, конечно, известно, что Колесин спит и видит устранить его со своей дороги к сердцу этой танцорки Гранпа — это первое придет ему в
голову, и он будет на настоящем пути к открытию
истины.
Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтоб убедить вас в евангельской
истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с
головы не упадет без Его воли.
Нет никакой возможности вбить в
голову русских социалистов объективную
истину марксизма о развитии производительных сил как экономическом базисе социализма, о зависимости распределения от производства, о закономерности социального развития, о реакционности всех социалистических экспериментов, уменьшающих производительность труда и т. п.