Неточные совпадения
Надобно вам сказать, что этот профессор был не то что глуп, а словно ушибен:
с кафедры говорил довольно связно, а дома картавил и очки все на лбу держал; притом ученейший был человек…
Грановский сумел в мрачную годину гонений, от 1848 года до смерти Николая, сохранить не только
кафедру, но и свой независимый образ мыслей, и это потому, что в нем
с рыцарской отвагой,
с полной преданностью страстного убеждения стройно сочеталась женская нежность, мягкость форм и та примиряющая стихия, о которой мы
говорили.
Еще в Житомире, когда я был во втором классе, был у нас учитель рисования, старый поляк Собкевич.
Говорил он всегда по — польски или по — украински, фанатически любил свой предмет и считал его первой основой образования. Однажды, рассердившись за что-то на весь класс, он схватил
с кафедры свой портфель, поднял его высоко над головой и изо всей силы швырнул на пол.
С сверкающими глазами,
с гривой седых волос над головой, весь охваченный гневом, он был похож на Моисея, разбивающего скрижали.
— Позвольте, — сказал он, — не лучше ли возвратиться к первоначальному предмету нашего разговора. Признаться, я больше насчет деточек-с. Я воспитатель-с. Есть у нас в заведении
кафедра гражданского права, ну и, разумеется, тут на первом месте вопрос о собственности. Но ежели возможен изложенный вами взгляд на юридическую истину, если он, как вы
говорите, даже обязателен в юридической практике… что же такое после этого собственность?
— Ты и не
говори, я тебе все расскажу, — подхватил
с участием Калинович и начал: — Когда мы кончили курс — ты помнишь, — я имел урок, ну, и решился выжидать. Тут стали открываться места учителей в Москве и, наконец,
кафедры в Демидовском. Я ожидал, что должны же меня вспомнить, и ни к кому, конечно, не шел и не просил…
Я, пожалуй, сам еще пуще
говорю, но ведь не
с кафедры же.
— А ты первым в шалостях. Никогда не забуду, как однажды ты вздумал передразнить одного из наших учителей, вскарабкался на
кафедру и начал: «Мы
говорили до сего о вавилонском столпотворении, государи мои; теперь,
с позволения сказать, обратимся к основанию Ассирийской империи».
«Если он осмелится взойти на
кафедру с тем, чтобы
говорить им вздор, то уж это будет крайнее бесстыдство или самодовольное тупоумие», — думаем мы и по добродушию, свойственному вообще человеческой природе, никак не хотим предположить ни бесстыдства, ни тупоумия, а всё ждем истинного достоинства, пока горьким опытом не убедимся в противном.
Теркина Перновский особенно донимал: никогда не ставил ему «пяти»,
говорил и в совете, и в классе, что у кого хорошие способности, тот обязан вдесятеро больше работать, а не хватать все на лету.
С усмешкой своего злобного рта он процеживал
с кафедры...
И как он держал себя у
кафедры, играя постоянно часовой цепочкой, и каким тоном стал
говорить с публикой, и даже то, что он
говорил, — все это мне пришлось сильно не по вкусу. Была какая-то бесцеремонность и запанибратство во всем, что он тут
говорил о Добролюбове — не
с личностью покойного критика, а именно
с публикой. Было нечто, напоминавшее те обращения к читателю, которыми испещрен был два-три года спустя его роман «Что делать?»
Говорили мы
с церковной
кафедры, и это представлялось нам чем-то точно сказочным. Позади меня стоял наш друг Тубино и переводил по-испански каждую фразу. Слушатели шумно нам рукоплескали.
Взошел на
кафедру маленький, горбатенький человечек. Черно-седая борода и совсем лысая голова
с высоким, крутым лбом. Профессор русской литературы, Орест Федорович Миллер. Он
говорил о Византии, о византийском христианстве, о «равноапостольном» византийском императоре Константине Великом. Из-за
кафедры видна была одна только голова профессора.
Говорил он напыщенным, декламаторским голосом, как провинциальные трагики.
Розов быстро сошел
с кафедры и попросил со следующих лекций по его предмету вести запись того, что он
говорит.
В конце концов, неизвестно, когда папа
говорит ex cathedra, [
С кафедры (авторитетно, непререкаемо) (лат.).] т. е. как непогрешимый, и когда не ex cathedra, т. е. погрешимый подобно всем людям.
— И вообще, голубчик… я все собирался
поговорить с вами о вашей карьере. Вы — человек кабинетного труда. Вам прямая дорога — на
кафедру. Но для этого надо… чтобы вас оставили при университете.
Иногда профессор истории, среди красноречивого повествования о победах Александра Великого, от которых передвигался
с места на место парик ученого, густые брови его колебались, подобно Юпитеровым бровям в страх земнородным, и
кафедра трещала под молотом его могущей длани, — иногда,
говорю я, великий педагог умильно обращался к Адольфу со следующим возгласом...
С кафедры в присутствии императрицы стали сыпаться самые сильные обвинения и ругательства против иностранцев. Громко стали
говорить о чудесах, бывших при гробе святителя Дмитрия Ростовского, искреннего друга Яворского. Но все могло измениться.
Лучшее о них исследование (рукописи) графа Стенбока.], бело-криницкие [О белокриницкой раскольнической
кафедре говорят: Григорий, митрополит новгородский и
с. — петербургский, в своем сочинении «Истинно древняя и истинно православная христова церковь», изд. 2, т. 1, стр. 287 и след., и инок Парфений в своей «Книге о промысле божием».