Неточные совпадения
— Ну, а — Дмитрий? — спрашивала она. — Рабочий вопрос изучает?
О, боже! Впрочем, я так и думала, что он займется чем-нибудь в этом роде. Тимофей Степанович убежден, что этот вопрос раздувается искусственно. Есть люди, которым кажется, что это Германия, опасаясь
роста нашей промышленности, ввозит к нам рабочий социализм. Что
говорит Дмитрий об отце? За эти восемь месяцев — нет, больше! — Иван Акимович не писал мне…
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было
говорить о том, что непрерывный
рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
— Мы
говорим о зле слишком много — и этим преувеличиваем силу зла, способствуем его
росту.
Кутузов скучно начинал
говорить об аграрной политике, дворянском банке,
о росте промышленности.
По вечерам, не часто, Самгин шел к Варваре, чтоб отдохнуть часок в привычной игре с нею, поболтать с Любашей, которая, хотя несколько мешала игре, но становилась все более интересной своей осведомленностью
о жизни различных кружков,
о росте «освободительного», —
говорила она, — движения.
— Одно из основных качеств русской интеллигенции — она всегда опаздывает думать. После того как рабочие Франции в 30-х и 70-х годах показали силу классового пролетарского самосознания, у нас все еще
говорили и писали
о том, как здоров труд крестьянина и как притупляет
рост разума фабричный труд, —
говорил Кутузов, а за дверью весело звучал голос Елены...
— Представительное правление несовершенно, допустим. Но пример Германии,
рост количества представителей рабочего класса в рейхстаге неопровержимо
говорит нам
о способности этой системы к развитию.
Я его не так любил, даже не любил вовсе. Он был очень бел волосами, с полным, слишком белым лицом, даже неприлично белым, до детскости, а
ростом даже выше меня, но принять его можно было не иначе как за семнадцатилетнего.
Говорить с ним было не
о чем.
Перед моим отъездом граф Строганов сказал мне, что новгородский военный губернатор Эльпидифор Антиохович Зуров в Петербурге, что он
говорил ему
о моем назначении, советовал съездить к нему. Я нашел в нем довольно простого и добродушного генерала очень армейской наружности, небольшого
роста и средних лет. Мы
поговорили с ним с полчаса, он приветливо проводил меня до дверей, и там мы расстались.
— Посмотрите, какие прекрасные образцы: совсем не уступают заграничным. Обратите внимание. Вот, например, русское, а вот английское трико или вот кангар и шевиот. Сравните, пощупайте, и вы убедитесь, что русские образцы почти не уступают заграничным. А ведь это
говорит о прогрессе,
о росте культуры. Так что совсем напрасно Европа считает нас, русских, такими варварами.
Роста он был высокого; сильная сутуловатость как бы
говорила о бремени вынесенных Тыбурцием несчастий; крупные черты лица были грубо-выразительны.
— C’est ça, m-r, c’est lui. Oh que je voudrais le voir ce cher comte. Si vous le voyez, je vous pris bien de lui faire mes compliments. — Capitaine Latour, [ — Я знал одного Сазонова, —
говорит кавалерист, — но он, насколько я знаю, не граф, небольшого
роста брюнет, приблизительно вашего возраста. — Это так, это он.
О, как я хотел бы видеть этого милого графа. Если вы его увидите, очень прошу передать ему мой привет. — Капитан Латур,] —
говорит он, кланяясь.
Этот Маврикий Николаевич был артиллерийский капитан, лет тридцати трех, высокого
росту господин, красивой и безукоризненно порядочной наружности, с внушительною и на первый взгляд даже строгою физиономией, несмотря на его удивительную и деликатнейшую доброту,
о которой всякий получал понятие чуть не с первой минуты своего с ним знакомства. Он, впрочем, был молчалив, казался очень хладнокровен и на дружбу не напрашивался.
Говорили потом у нас многие, что он недалек; это было не совсем справедливо.
Нам не случилось до сих пор упомянуть
о его наружности. Это был человек большого
роста, белый, сытый, как
говорит простонародье, почти жирный, с белокурыми жидкими волосами, лет тридцати трех и, пожалуй, даже с красивыми чертами лица. Он вышел в отставку полковником, и если бы дослужился до генерала, то в генеральском чине был бы еще внушительнее и очень может быть, что вышел бы хорошим боевым генералом.
— Вам, дядя, хорошо так рассуждать! У вас нет никаких желаний и денег много, а у меня наоборот!.. Заневолю
о том
говоришь, чем болишь!.. Вчера, черт возьми, без денег, сегодня без денег, завтра тоже, и так бесконечная перспектива idem per idem!.. [одно и то же!.. (лат.).] — проговорил Ченцов и, вытянувшись во весь свой длинный
рост на стуле, склонил голову на грудь. Насмешливое выражение лица его переменилось на какое-то даже страдальческое.
Наружность его не имела ничего замечательного: он был небольшого
роста, худощав и, несмотря на осанистую свою бороду и величавую поступь, не походил нимало на важного царедворца; он
говорил беспрестанно
о покойном царе Феодоре Иоанновиче для того, чтоб повторять как можно чаще, что любимым его стряпчим с ключом был Лесута-Храпунов.
Их было трое братьев, — история
говорит о среднем, Карлоне, как его назвали за огромный
рост и потрясающий голос.
Вожак был
ростом с годовалого теленка; огромные рога
говорили о его почтенных годах.
При моем большом
росте и крепком сложении мне приходилось есть вообще мало, и потому главным чувством моим в течение дня был голод, и потому, быть может, я отлично понимал, почему такое множество людей работает только для куска хлеба и может
говорить только
о харчах.
Унылое чувство сострадания и боль совести, какие испытывает современный мужчина, когда видит несчастие, гораздо больше
говорят мне
о культуре и нравственном
росте, чем ненависть и отвращение.
Доктор и «докторица», фамилия которых была Торчиковы, произвели на меня неопределенное впечатление;
говорили они только
о серьезных материях и очень внимательно слушали один другого; доктор небольшого
роста, сутуловатый и очень плотный господин, держал себя с меньшей развязностью, чем
о.
В станционной комнате за столом сидел исправник, тот самый,
о котором с таким презрением
говорил Степан Осипович. Это был человек коренастый, приземистый, с очень густою растительностью на голове, но лишь с небольшими усами и бородкой. Вся фигура его напоминала среднего
роста медведя, а манера держать голову на короткой шее и взгляд маленьких, но очень живых глаз еще усиливали это сходство. На нем была старая форменная тужурка, подбитая мехом, а на ногах большие теплые валенки.
Яков Иваныч сильно постарел, похудел и
говорил уже тихо, как больной. Он чувствовал себя слабым, жалким, ниже всех
ростом, и было похоже на то, как будто от мучений совести и мечтаний, которые не покидали его и в тюрьме, душа его так же постарела и отощала, как тело. Когда зашла речь
о том, что он не ходит в церковь, председатель спросил его...
— Вижу, —
говорю, — сестрица, и радуюсь, но ведь это что же?
Рост бог дает всем, а теперь, по-моему, главное надобно подумать
о воспитании его. Гувернантка от вас отошла, учителя тоже никакого нет, не пора ли его пристроить в казенное заведение?
— Я
говорю, господа,
о факте…
о тысяче вопиющих фактов, — начал было он снова, как вдруг, в эту самую минуту, лихо подкатила к паперти полицмейстерская пара впристяжку — и с пролетки спрыгнул экс-гусар Гнут вместе с жандармским адъютантом. Гремя по ступенькам своими саблями, спешно взбежали они на паперть и… красноречие Полоярова вдруг куда-то испарилось. Сам Полояров даже как будто стал немножко поменее
ростом, и пальто его тоже как-то вдруг само собою застегнулось, сокрыв под собою красный кумач рубашки.
Николай
Ростов хозяйничает в деревне. «Когда жена
говорила ему
о заслуге, состоящей в том, что он делает добро своим подданным, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько; для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки — все это благо ближнего». И должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли
о том, что он делает что-нибудь для других, для добродетели, все, что он делал, было плодотворно».
Как мы уже видели, Николай
Ростов отзывается
о сестре: «Наташа уморительна. Чуть дело до рассуждений, у ней своих слов нет, — она так словами Пьера и
говорит». Сам Толстой отмечает, что умственным, отвлеченным делам мужа Наташа приписывала огромную важность, не понимая их. Значит ли это, что связь между Наташей и Пьером — исключительно лишь животная, что при телесной близости между ними — полная духовная разъединенность и непонимание?
Николай
Ростов смеется: «У нее своих слов нет, она так его словами и
говорит». Но он ничего не знает
о той таинственной лаборатории, из которой вышли эти слова. Пусть они формулированы Пьером, это не значит, что они только его, а не Наташины также.
Оная ж женщина
росту небольшого, тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, глаза имеет большие и открытые, цветом темно-карие, косы и брови темно-русы, а на лице есть и веснушки;
говорит хорошо по-французски, по-немецки, немного по-итальянски, разумеет по-английски; думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет
о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо
говорит.
Ему смело можно дать шестнадцать-семнадцать лет по
росту, тогда как совсем детское лицо
говорит о более раннем возрасте.
Как это часто бывает, в Герцене человек, быть может, в некоторых смыслах стоял не на одной высоте с талантом, умом и идеями. Ведь то же можно сказать
о таком его современнике, как Виктор Гюго и в полной мере
о Тургеневе. И в эти последние месяцы его жизни у него не было и никакой подходящей среды, того «ambiente», как
говорят итальянцы, которая выставляла бы его, как фигуру во весь
рост, ставила его в полное, яркое освещение.
И доктор в соседней комнате стал
говорить о суровой природе, влияющей на характер русского человека,
о длинных зимах, которые, стесняя свободу передвижения, задерживают умственный
рост людей, а Лыжин с досадой слушал эти рассуждения, смотрел в окна на сугробы, которые намело на забор, смотрел на белую пыль, заполнявшую всё видимое пространство, на деревья, которые отчаянно гнулись то вправо, то влево, слушал вой и стуки и думал мрачно...
Невысокого
роста, средней полноты, с фигурой,
о которой русский народ
говорит «неладно скроен, да крепко сшит», с обстриженными в кружок русыми волосами и длинной бородой, в которой только изредка мелькали серебристые нити седых волос, с открытым, чисто русским лицом и светлыми, почти юношескими глазами, он производил впечатление добродушного, отзывчивого, готового всегда на всякую помощь, «души-человека».
Довольно большого
роста, худощавый, с желтовато-бесцветным лицом, с ухватками семинариста, он нельзя, впрочем, сказать, чтобы был некрасив. Его даже можно было назвать недурным собою, если бы прямые, довольно правильные черты его лица не были лишены выражения и жизни. Не носи он громкого титула и не принадлежи к знаменитому историческому роду, он бы навеки остался незаметной личностью,
о которой ничего не
говорят и ничего не думают.
Шла из ячейки и много думала. Да, тяжелые годы и шквал революции сделали из меня совсем приличного человека, я сроднилась с пролетариатом через комсомол и не мыслю себя как одиночку. Меня нет, есть мы: когда думаю
о своей судьбе, то сейчас же думаю и
о судьбе развития СССР.
Рост СССР — мой
рост, тяжелые минуты СССР — мои тяжелые минуты. И если мне
говорят о каких-нибудь недочетах в лавках, в быту, то я так чувствую, точно это моя вина, что не все у нас хорошо.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу — отлично!» Из-за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще
говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что-то рассказывал
о каких-то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
К указу
о сыске монаха Михаила приложен целый «реестр бежавшим», другим «бродягам духовного чина», а именно: «Суздальского уезда, села Лежнева, вдовый дьякон Иван Иванов,
росту высокого, толст, лицом бел, круголиц, волосы темно-русые, кудрявые,
говорит громко, 47 лет.
В апреле месяце
Ростов был дежурным. В 8-м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под-голову. Он приятно размышлял
о том, что на-днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда-то вышедшего Денисова. Ростову хотелось
поговорить с ним.
О, как бы я охранял его, как бы я
говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков!» И
Ростов, для того, чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика-немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя.
Денисов
говорил пренебрежительно
о всем этом деле; но
Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия.
— Совсем нет, — как бы обидевшись сказал Николай. — Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, — сказал
Ростов прежде, чем он успел подумать
о том, чтò он
говорит.
— Да я ни слова не
говорил о государе, — оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что
Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивость.