Неточные совпадения
Он опять стал садиться, кашлять, стал опять есть, стал
говорить и опять перестал
говорить о смерти, опять стал выражать
надежду на выздоровление и сделался еще раздражительнее и мрачнее, чем прежде.
Возвращаясь домой, Левин расспросил все подробности
о болезни Кити и планах Щербацких, и, хотя ему совестно бы было признаться в этом, то, что он узнал, было приятно ему. Приятно и потому, что была еще
надежда, и еще более приятно потому, что больно было ей, той, которая сделала ему так больно. Но, когда Степан Аркадьич начал
говорить о причинах болезни Кити и упомянул имя Вронского, Левин перебил его.
Ничего, казалось, не было необыкновенного в том, что она сказала, но какое невыразимое для него словами значение было в каждом звуке, в каждом движении ее губ, глаз, руки, когда она
говорила это! Тут была и просьба
о прощении, и доверие к нему, и ласка, нежная, робкая ласка, и обещание, и
надежда, и любовь к нему, в которую он не мог не верить и которая душила его счастьем.
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу познакомиться с приятным домом, и было бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь
надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна
о тебе
говорила?
Часто, иногда после нескольких дней и даже недель угрюмого, мрачного молчания и безмолвных слез, больная как-то истерически оживлялась и начинала вдруг
говорить вслух, почти не умолкая,
о своем сыне,
о своих
надеждах,
о будущем…
Отец всем вместе и каждому порознь из гостей рекомендовал этих четырнадцатилетних чад, млея от будущих своих
надежд, рассказывал подробности
о их рождении и воспитании, какие у кого способности, про остроту, проказы и просил проэкзаменовать их,
поговорить с ними по-французски.
— Слушайте, вы… негодный вы человек! — сказал я решительно. — Если я здесь сижу и слушаю и допускаю
говорить о таких лицах… и даже сам отвечаю, то вовсе не потому, что допускаю вам это право. Я просто вижу какую-то подлость… И, во-первых, какие
надежды может иметь князь на Катерину Николаевну?
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не
говоря уже
о том, что все еще была
надежда выиграть процесс
о наследстве, затеянный уже год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем будущем имение, ценностью в семьдесят, а может и несколько более тысяч.
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала
о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует,
говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
— Как я рада видеть вас… — торопливо
говорила Надежда Васильевна, пока Привалов раздевался в передней. — Максим уж несколько раз спрашивал
о вас… Мы пока остановились у доктора. Думали прожить несколько дней, а теперь уж идет вторая неделя. Вот сюда, Сергей Александрыч.
— Я буду вас ждать, —
говорила Надежда Васильевна, когда провожала Привалова в переднюю. — Мы еще
о многом переговорим с вами… Да? Видели, в каком положении бедный Максим… У него какое-то мудреное нервное расстройство, и я часто сама не узнаю его; совсем другой человек.
Не прошло недели деревенского житья, как
Надежда Васильевна почувствовала уже, что времени у нее не хватает для самой неотступной работы, не
говоря уже
о том, что было бы желательно сделать. Приходилось, как говорится, разрываться на части, чтобы везде поспеть: проведать опасную родильницу, помочь нескольким больным бабам, присмотреть за выброшенными на улицу ребятишками… А там уже до десятка белоголовых мальчуганов и девчонок исправно являлись к
Надежде Васильевне каждое утро, чтобы «происходить грамоту».
— Если вы не заботитесь
о себе, то подумайте
о вашей дочери, —
говорил доктор, когда
Надежда Васильевна не хотела следовать его советам. — Больному вы не принесете особенной пользы, а себя можете окончательно погубить. Будьте же благоразумны…
Янковский был, правда, первым учеником в нашей гимназии, но… мы никогда не преклонялись перед первыми учениками и медалистами. Теперь он студент, «подающий блестящие
надежды». «Голова, —
говорил о нем капитан почтительно. — Будущий Пирогов, по меньшей мере».
При распределении вовсе не думают
о сельскохозяйственной колонии, и потому на Сахалине, как я уже
говорил, женщины распределены по округам крайне неравномерно, и притом чем хуже округ, чем меньше
надежды на успехи колонизации, тем больше в нем женщин: в худшем, Александровском, на 100 мужчин приходится 69 женщин, в среднем, Тымовском — 47, и в лучшем, Корсаковском — только 36.
По крайней мере я могу вас в этом уверить, что при прощании со мною он,
говоря о своем совершенно расстроенном здоровье, мне сказал, что вся
надежда его на родственников, которые призрят его детей.
Нам надобно было проехать сорок пять верст и ночевать на реке Ик,
о которой отец
говорил, что она не хуже Демы и очень рыбна; приятные
надежды опять зашевелились в моей голове.
За нею три тысячи десятин земли в одной из черноземных губерний, прекрасная усадьба и сахарный завод, не
говоря уже
о надеждах в будущем (еще сахарный завод), потому что она — единственная дочь и наследница у своих родителей.
— Я хотел
поговорить с
Надеждой Александровной
о… литературе, — отвечал он.
«Ты еще все,
говорит, такой же мечтатель!» — потом вдруг переменил разговор, как будто считая его пустяками, и начал серьезно расспрашивать меня
о моих делах,
о надеждах на будущее,
о карьере, как дядюшка.
Иона чувствует за своей спиной вертящееся тело и голосовую дрожь горбача. Он слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди. Горбач бранится до тех пор, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем. Длинные начинают
говорить о какой-то
Надежде Петровне. Иона оглядывается на них. Дождавшись короткой паузы, он оглядывается еще раз и бормочет...
— Твои слова, этот смех, вот уже час, насылают на меня холод ужаса. Это «счастье»,
о котором ты так неистово
говоришь, стоит мне… всего. Разве я могу теперь потерять тебя? Клянусь, я любил тебя вчера меньше. Зачем же ты у меня всё отнимаешь сегодня? Знаешь ли ты, чего она стоила мне, эта новая
надежда? Я жизнью за нее заплатил.
О «светлых
надеждах» он
говорил всегда тихо, с сладостию, полушепотом, как бы секретно.
— Грех было бы мне винить тебя, Борис Федорыч. Не
говорю уже
о себе; а сколько ты другим добра сделал! И моим ребятам без тебя, пожалуй, плохо пришлось бы. Недаром и любят тебя в народе. Все на тебя
надежду полагают; вся земля начинает смотреть на тебя!
Только один раз ее пожалели и приласкали. Это был пропойца-мужик, возвращавшийся из кабака. Он всех любил и всех жалел и что-то
говорил себе под нос
о добрых людях и своих
надеждах на добрых людей; пожалел он и собаку, грязную и некрасивую, на которую случайно упал его пьяный и бесцельный взгляд.
Он
говорил не спеша
о турках, об их притеснениях,
о горе и бедствиях своих сограждан, об их
надеждах; сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти слышалась в каждом его слове.
Приехавши в Петербург, он мне первому сообщил
о сделанных ему предложениях, но сообщил застенчиво и даже с оттенком опасения, что у него не достанет сил, чтоб оправдать столько
надежд. Как истинный чухломец, он был не только скромен, но даже немножко дик («un peu farouche», как
говорит Федра об Ипполите), и мне стоило большого труда ободрить его.
— Петруха
говорит, чтобы тебя с Яшуткой в училище отдать. Надо, я понимаю… Без грамоты здесь — как без глаз!.. Да ведь одеть, обуть надо тебя для училища!..
О, господи! На тебя
надежда!..
При воспоминании
о брате ей стало еще обиднее, еще более жаль себя. Она написала Тарасу длинное ликующее письмо, в котором
говорила о своей любви к нему,
о своих
надеждах на него, умоляя брата скорее приехать повидаться с отцом, она рисовала ему планы совместной жизни, уверяла Тараса, что отец — умница и может все понять, рассказывала об его одиночестве, восхищалась его жизнеспособностью и жаловалась на его отношение к ней.
Граф, к чести его сказать, умел слушать и умел понимать, что интересует человека. Княгиня находила удовольствие
говорить с ним
о своих
надеждах на Червева, а он не разрушал этих
надежд и даже частью укреплял их. Я уверена, что он в этом случае был совершенно искренен. Как немец, он мог интриговать во всем, что касается обихода, но в деле воспитания он не сказал бы лживого слова.
Но, собственно
говоря, Елпидифор Мартыныч зашел к князю затем, чтобы разведать у него, за что он с Еленой Николаевной поссорился и куда она от него переехала,
о чем убедительнейшим образом просила его Елизавета Петровна, даже не знавшая, где теперь дочь живет. Вообще этот разрыв Елены с князем сильно опечалил и встревожил Елизавету Петровну и Елпидифора Мартыныча: он разом разбивал все их
надежды и планы.
Конечно, быть может, на суде, когда наступит приличная обстоятельствам минута — я от всего сердца желаю, чтобы эта минута не наступила никогда! — я тоже буду вынужден квалифицировать известные действия известного «друга» присвоенным им в законе именем; но теперь, когда мы
говорим с вами, как порядочный человек с порядочным человеком, когда мы находимся в такой обстановке, в которой ничто не
говорит о преступлении, когда, наконец,
надежда на соглашение еще не покинула меня…
Надежда Антоновна. Ах, Григорий Борисыч, не
говорите! Что я терплю! Как я страдаю! Вы знаете мою жизнь в молодости; теперь, при одном воспоминании, у меня делаются припадки. Я бы уехала с Лидией к мужу, но он пишет, чтоб мы не ездили.
О ваших деньгах ничего не упоминает.
«
О чем же
говорить? — подумала
Надежда Федоровна. — Если нельзя рассказать всего, то и
говорить незачем».
— Не нужно, Сергей Васильевич, благодарю вас, — ответила
Надежда Николаевна, — я дойду и одна. Провожатых мне не нужно, а… с вами, — тихо договорила она, — мне
говорить не
о чем.
Если бы я наверное знал, что ее будут читать только Соня и Гельфрейх, то и тогда я не стал бы
говорить здесь
о прошлом
Надежды Николаевны: они оба знают это прошлое хорошо.
Мне казалось, что я влюблен в Марию Деренкову. Я был влюблен также в продавщицу из нашего магазина
Надежду Щербатову, дородную, краснощекую девицу, с неизменно ласковой улыбкой алых губ. Я вообще был влюблен. Возраст, характер и запутанность моей жизни требовали общения с женщиной, и это было скорее поздно, чем преждевременно. Мне необходима была женская ласка или хотя бы дружеское внимание женщины, нужно было
говорить откровенно
о себе, разобраться в путанице бессвязных мыслей, в хаосе впечатлений.
Отчетливая, умная, благородная игра Синецкой, которой вредили иногда советы Кокошкина, свежее дарование Репиной, прекрасная старуха и баба-хлопотунья — Кавалерова, Лавров, Степанов и другие, менее замечательные дарования, — не
говорю о богатых
надеждах театральной школы, иногда появлявшихся на публичном театре, — все это вместе придавало московской сцене высокое достоинство.
Тетерев(кланяясь вслед ему). Желаю счастия, грабитель! Ты незаметно для себя отнял мою последнюю
надежду и… черт с ней! (Идет к столу, где оставил бутылку, и замечает в углу комнаты фигуру Татьяны.) Это-о кто, собственно
говоря?
Не
говоря о скромности и недоверчивости к себе (служащих, как известно, украшением юности и не мешающих ни в каком возрасте), — в нас достало бы столько благоразумия, чтобы не проповедывать в пустыне собственные фантазии, и столько добросовестности, чтобы не ломаться пред публикою в
надежде привлечь ее внимание своей эксцентричностью.
О своем прошлом эти люди мало
говорили друг с другом, вспоминали
о нем крайне редко, всегда в общих чертах и в более или менее насмешливом тоне. Пожалуй, что такое отношение к прошлому и было умно, ибо для большинства людей память
о прошлом ослабляет энергию в настоящем и подрывает
надежды на будущее.
Он вопросительно прислушивался к своим словам и недоумевал: бывало,
говоря и думая
о свободе, он ощущал в груди что-то особенное, какие-то неясные, но сладкие
надежды будило это слово, а теперь оно отдавалось в душе бесцветным, слабым эхом, и, ничего не задевая в ней, исчезало.
Надежда Ивановна (взяв стремительно брата за руку).
О, бога ради, брат, что ты
говоришь… заклинаю тебя нашею любовью: не делай этого, не убивай его, не обагряй своих рук в его крови!
Надежда. Разве можно
говорить с дочерью
о таких грешных вещах? (Закрывает уши.) Я не хочу слушать.
Мы слишком идеально смотрим на женщин и предъявляем требования, несоизмеримые с тем, что может дать действительность, мы получаем далеко не то, что хотим, и в результате неудовлетворенность, разбитые
надежды, душевная боль, а что у кого болит, тот
о том и
говорит.
— В Малозёмове гостит князь, тебе кланяется, —
говорила Лида матери, вернувшись откуда-то и снимая перчатки. — Рассказывал много интересного… Обещал опять поднять в губернском собрании вопрос
о медицинском пункте в Малозёмове, но
говорит: мало
надежды. — И, обратясь ко мне, она сказала: — Извините, я все забываю, что для вас это не может быть интересно.
Воспользуйтесь остающимся у вас днем: предложите мировую вашему противнику; он еще не знает, как безотлагательна необходимость, в которую я поставлен полученным мной предписанием; он слышал, что тяжба решается в понедельник, но он слышал
о близком ее решении столько раз, что изверился своим
надеждам; теперь он еще согласится на полюбовную сделку, которая будет очень выгодна для вас и в денежном отношении, не
говоря уже
о том, что ею избавитесь вы от уголовного процесса, приобретете имя человека снисходительного, великодушного, который как будто бы сам почувствовал голос совести и человечности.
Правда, литераторам и во сне не грезилась такая радикальная мера, на какую решился народ; правда, что они никогда не
говорили ни одного слова
о противодействии откупу со стороны самого народа, а всё возлагали свои
надежды на посторонние силы…
Клементьев (сидевший в раздумье; вздрагивает, очнувшись). Но это вздор! (К Румянцеву.) Не обидьтесь, Иван Саввич, это относилось не к вашим словам; я сказал так
о том, что сам думал. (Громко.)
Надежда Всеволодовна, идите к нам. Теперь мы не будем
говорить вам комплиментов (к Румянцеву) — Иван Саввич, будьте так добр, сходите к Андрею Дементьевичу, где он там; (между тем входит Надя) спросите, скоро ли прийдет он с Агнесою Ростиславовною, или пусть позовут меня к себе, — я хочу поскорее
поговорить с нею.
— Нет, это невозможно! невозможно! — закричал Василий Петрович, вскакивая со стула и бегая по комнате. — Слушай, Кудряшов, ведь ты губишь себя… Не
говоря о безнравственности… Я просто хочу сказать, что вас всех поймают на этом, и ты погибнешь, по Владимирке пойдешь. Боже, боже, вот они,
надежды, упования! Способный и честный юноша — и вдруг…