Неточные совпадения
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос
о подспорьях вообще и
о горчице, как
о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его было более
личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не
говорил, а кричал, — как бы то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может быть прочна, если она не имеет основы в
личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий,
говорить о философии.
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне потребовало бы столько
личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал
о деньгах, а размышлял
о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет
говорить с ним
о своей книге.
Но, выстрадав столько утром, он точно рад был случаю переменить свои впечатления, становившиеся невыносимыми, не
говоря уже
о том, насколько
личного и сердечного заключалось в стремлении его заступиться за Соню.
Но через некоторое время Прейс рассказал Климу
о стачке ткачей в Петербурге, рассказал с такой гордостью, как будто он сам организовал эту стачку, и с таким восторгом, как бы
говорил о своем
личном счастье.
Он поехал с патроном в суд, там и адвокаты и чиновники
говорили об убийстве как-то слишком просто, точно
о преступлении обыкновенном, и утешительно было лишь то, что почти все сходились на одном: это —
личная месть одиночки. А один из адвокатов, носивший необыкновенную фамилию Магнит, рыжий, зубастый, шумный и напоминавший Самгину неудачную карикатуру на англичанина, громко и как-то бесстыдно отчеканил...
— Он
говорил мне раз
о своей
личной ненависти к отцу и что боится, что… в крайнюю минуту… в минуту омерзения… может быть, и мог бы убить его.
Не
говоря уже
о том, что это черт знает что такое со стороны общих понятий, но какой смысл это имело в
личных отношениях?
— Я на твоем месте, Александр,
говорил бы то же, что ты; я, как ты,
говорю только для примера, что у тебя есть какое-нибудь место в этом вопросе; я знаю, что он никого из нас не касается, мы
говорим только, как ученые,
о любопытных сторонах общих научных воззрений, кажущихся нам справедливыми; по этим воззрениям, каждый судит
о всяком деле с своей точки зрения, определяющейся его
личными отношениями к делу, я только в этом смысле
говорю, что на твоем месте стал бы
говорить точно так же, как ты.
Но одно я сознательно исключаю, я буду мало
говорить о людях, отношение с которыми имело наибольшее значение для моей
личной жизни и моего духовного пути.
При обсуждении идей легко переходят на
личную почву и
говорят не столько
о ваших идеях, сколько
о вас и ваших недостатках.
Я долго не спал, удивленный этой небывалой сценой… Я сознавал, что ссора не имела
личного характера. Они спорили, и мать плакала не от
личной обиды, а
о том, что было прежде и чего теперь нет:
о своей отчизне, где были короли в коронах, гетманы, красивая одежда, какая-то непонятная, но обаятельная «воля»,
о которой
говорили Зборовские, школы, в которых учился Фома из Сандомира… Теперь ничего этого нет. Отняли родичи отца. Они сильнее. Мать плачет, потому что это несправедливо… их обидели…
Хомяков хорошо
говорит о своей властной уверенности,
о своем дерзновении,
о своем непомерном притязании: «этим правом, этой силой, этой властью обязан я только счастью быть сыном Церкви, а вовсе не какой-либо
личной моей силе.
(Не
говорим, разумеется,
о личных отношениях: влюбиться, рассердиться, опечалиться — всякий философ может столь же быстро, при первом же появлении факта, как и поэт.)
Я хочу
говорить не
о себе, а
о вас и, устранив на время все
личные счеты, буду с вами объясняться просто как член известной ассоциации с другим членом той же ассоциации.
— А наши
личные отношения с вами, monsieur Белоярцев, — добавила она, — пусть останутся прежние: нам с вами
говорить не
о чем.
Я
говорил себе, что разлука будет полная, что
о переписке нечего и думать, потому что вся сущность наших отношений замыкалась в
личных свиданиях, и переписываться было не
о чем; что ежели и мелькнет Крутицын на короткое время опять в Петербурге, то не иначе, как по делам «знамени», и вряд ли вспомнит обо мне, и что вообще вряд ли мы не в последний раз видим друг друга.
Впрочем, оговариваюсь: я
говорю исключительно
о священнике бедного прихода, и притом держащемся старозаветных преданий, словом сказать,
о священнике, не отказавшемся от
личного сельскохозяйственного труда.
Но не
говоря уже
о грехе обмана, при котором самое ужасное преступление представляется людям их обязанностью, не
говоря об ужасном грехе употребления имени и авторитета Христа для узаконения наиболее отрицаемого этим Христом дела, как это делается в присяге, не
говоря уже
о том соблазне, посредством которого губят не только тела, но и души «малых сих», не
говоря обо всем этом, как могут люди даже в виду своей
личной безопасности допускать то, чтобы образовывалась среди них, людей, дорожащих своими формами жизни, своим прогрессом, эта ужасная, бессмысленная и жестокая и губительная сила, которую составляет всякое организованное правительство, опирающееся на войско?
Бенис просил только не жаловаться на Камашева, не
говорить о нем ничего дурного и не упоминать об его
личном нерасположении и преследованиях ее больного сына.
«Во всех случаях Петр с благородною откровенностью
говорит о своих неудачах, не скрывая ни огромности потерь, ни важности ошибок, и в то же время с редкою скромностью
говорит о своих
личных подвигах» (стр. XXXVII).
Человеку, не знакомому с построением боевых масс на маневрах, в которых он принимает
личное участие, все эти движения ломаными частями, исполняемые в кавалерии большею частию в карьер, неизбежно покажутся чем-то вроде кружения,
о котором Пушкин так живописно
говорит в своих «Бесах...
С старческим эгоизмом собеседники думали и
говорили только
о своих
личных делах и относились друг к другу скептически: генерал не верил ни на грош в знаменитое одиннадцатипудовое злобинское дело, а Злобин не верил, что грозного генерала вспомнят и призовут. При встречах каждый
говорил только
о себе, не слушая собеседника, как несбыточного мечтателя.
Как летающие ядра и пули на войне не мешают солдатам
говорить о своих делах, есть и починять обувь, так и голодающие не мешают мне покойно спать и заниматься своими
личными делами.
— Обратите внимание на этих немцев, что сидят около рубки. Когда сойдутся немцы или англичане, то
говорят о ценах на шерсть, об урожае,
о своих
личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то
говорим только
о женщинах и высоких материях. Но главное —
о женщинах.
Для того, чтобы понять учение Христа
о спасении жизни, надо ясно понять то, что
говорили все пророки, что
говорил Соломон, что
говорил Будда, что
говорили все мудрецы мира
о личной жизни человека.
«Если центр тяжести переносят не в жизнь, а в «тот мир», —
говорит Ницше, — то у жизни вообще отнимают центр тяжести. Великая ложь
о личном бессмертии разрушает всякий разум, всякую природу в инстинкте; все, что есть в инстинктах благодетельного, споспешествующего жизни, ручающегося за будущность, — возбуждает теперь недоверие. Жить так, что нет более смысла жить, — это становится теперь смыслом жизни!»
Мне остается, чтобы закончить эту главу,
поговорить о своей
личной жизни молодого человека и писателя, вне моего чисто издательского дела.
Мемуары и сами-то по себе — слишком
личная вещь. Когда их автор не боится
говорить о себе беспощадную, даже циническую правду, да вдобавок он очень даровит — может получиться такой «человеческий документ», как «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. Но и в них сколько неизлечимой возни с своим «я», сколько усилий обелить себя, обвиняя других.
Не помню, чтобы в том, что он
говорил тогда
о России и русской журналистике, слышались очень злобные,
личные ноты или прорывались резкие выражения. Нет, этого не было! Но чувствовалось все-таки, что у него есть счетыи с публикой, и с критикой, и с некоторыми собратами, например, с Достоевским, который как раз после «Дыма» явился к нему с гневными речами и потом печатно «отделал» его.
«Знаешь, дорогой мой Алексеюшка, в чем горе наших отношений? Ты никогда не позволял и не позволяешь быть с тобою откровенным… Почти полгода прожил я на Капри бок
о бок с тобой, переживал невыносимые и опасные штурмы и дранги, [Бури и натиски (от нем. Sturm and Drang).] искал участия и совета, и именно в
личной, переломавшейся жизни, — и
говорил с тобою только
о литературе и общественности. Это факт: живя с тобой рядом, я ждал приезда Вересаева, чтобы с ним посоветоваться — кончать мне с тобой или нет?»
На старших курсах он читал фармакологию и токсикологию (учение
о ядах), а на младших — диететику, нечто вроде
личной гигиены, но у Коберта она превращалась как бы в медицинскую энциклопедию, — он
говорил и
о физиологии, и
о патологии, и об органической химии, и
о терапии, и
о всем прочем.
В буфете я старался сесть поближе к месту, где он пил чай, притворялся, что читаю книгу, и с тайною враждою и завистью слушал, как он
говорил о Плещееве, Надсоне и даже самом Михайловском как
о личных знакомых.
— Маркиз был чрезвычайно раздражен и даже задорен и, кажется, не совсем удовлетворился фактической стороной дела. Но что прикажете делать? Я вот уже слишком год — жертва таких же столкновений; получал даже вызовы, а
о письмах и
говорить нечего. Я всем и каждому
говорю одно и то же: романист, списывающий с реальной жизни, неминуемо должен впадать в нескромности.
Личных и тем менее неблаговидных побуждений у меня никогда не было; но, помимо этого, я должен стоять за полнейшую свободу изображения.
Хозяйка сдвинула серьезно брови и сказала, что она
говорила о такой «заносчивости» с батюшкой, и тот ей разъяснил, что это «плод свободного,
личного понимания».
В строгом смысле слова можно
говорить только
о личном и субъективном духе.
— Ты все хлопочешь, Маша, —
говорит он, —
о моем
личном счастье.
Религия любви еще грядет в мир, это религия безмерной свободы Духа [В. Несмелов в своей книге
о св. Григории Нисском пишет: «Отцы и учители церкви первых трех веков ясно
говорили только
о личном бытии Св.
Но когда умолкнула страсть и
говорит рассудок, когда дело идет
о расчетах
личных — каким бы покровом вы их ни одевали, выгодами ли общими, пользою отечества, — никогда не посягну на это святотатство.
— Это не так, Маша, он ни хуже, ни лучше того, чем должен быть. Я
говорю вообще
о его поколении. Для них
личное счастье и удача было все; для нас очень мало.
Говорил ли я с тобой когда-нибудь
о своих сердечных делах?
— Я
о деле
говорю, — каким-то неестественным голосом крикнула она, — оно мне дороже всего. Напрасно думаете, что я уж и на это права не имею и разум настолько потеряла, что и об искусстве забыла. Оно для меня выше всего и, конечно, выше ваших
личных интересов.
На это он не находил еще прямого ответа; но он верил, что оно возможно, — и ему в эту минуту ничего больше не надо было… Он отвечал за нее,она была егочеловек. Без всяких
личных видов
говорил он это; не искал он себялюбивого счастья с ней, не мечтал даже
о наслаждениях,
о сильном чувстве избранной женщины — нет!..
Связывая это свое учение с учением евреев
о пришествии мессии, он
говорит евреям
о восстановлении сына человеческого из мертвых, разумея под этим не плотское и
личное восстановление мертвых, а пробуждение жизни в боге.
Но ему хотелось и в тот раз
поговорить с ней
о ее
личной судьбе. Неужели она так и проживет в этой невзрачной доле, довольствуясь дешевыми уроками, случайным местом чтицы, чуть не сиделки?
Но, может быть, Христос
говорит только
о личном отношении каждого человека к судам, но не отрицает самого правосудия и допускает в христианском обществе людей, которые судят других в установленных учреждениях?
Литература сперва величаво и подробно рассуждала
о том, сколькими пальцами ради спасения души надо креститься и сколько раз
говорить «аллилуйя», а потом стала искать в расколе воображаемых качеств, основывая свои воззрения не на
личном знакомстве с расколом и раскольниками и не на взгляде их на религию и социальные отношения.
Вот на этом-то понятии
о жизни и основывает Христос свое учение
о жизни истинной или вечной, которую он противуполагает жизни
личной и смертной. «Исследуйте писания»,
говорит Христос евреям (Иоан. V, 39), «ибо вы через них думаете иметь жизнь вечную».
Как ни странно это покажется, но нельзя не сказать, что верование в будущую
личную жизнь есть очень низменное и грубое представление, основанное на смешении сна со смертью и свойственное всем диким народам, и что еврейское учение, не
говоря уже
о христианском, стояло неизмеримо выше его.
Иногда, сквозь туман вечной занятости и мыслей
о не своем
личном, вдруг в голове Темки яркой паровозной искрой проносилась мысль: «ро-ди-те-ли». И ему отчетливо представлялось, каким это песком посыплется на скользящие части быстро работавшей машины их жизни. Он встряхивал головою и
говорил себе огорченно...
Наше понятие
о воскресении до такой степени чуждо понятию евреев
о жизни, что нельзя себе представить даже, как мог бы
говорить Христос евреям
о воскресении и вечной
личной, свойственной каждому человеку жизни.