Неточные совпадения
Не
говорю уже
о том, что преступления в низшем
классе, в последние лет пять, увеличились; не
говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для меня, что преступления и в высших
классах таким же образом увеличиваются, и, так сказать, параллельно.
Самгин не знал, но почему-то пошевелил бровями так, как будто
о дяде Мише излишне
говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных работ, от отца ушел еще будучи в шестом
классе гимназии, учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом на волжских пароходах, а теперь — без работы, но ему уже обещано место табельщика на заводе.
— Представительное правление несовершенно, допустим. Но пример Германии, рост количества представителей рабочего
класса в рейхстаге неопровержимо
говорит нам
о способности этой системы к развитию.
Чистые в душе и сердце мальчики, почти еще дети, очень часто любят
говорить в
классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы,
о которых не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого не знают и не понимают из того, что уже знакомо в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего общества.
Если студент университета, Ляпин спросит, какого факультета, и сам назовет его профессоров, а если ученик школы живописи, спросит — в каком
классе, в натурном ли, в головном ли, и тоже
о преподавателях
поговорит, причем каждого по имени-отчеству назовет.
Фигура священника Крюковского была по — своему характерная и интересная. Однажды, уже в высших
классах, один из моих товарищей, Володкевич, добрый малый, любивший иногда
поговорить о высоких материях, сказал мне с глубокомысленным видом...
В пансионе Рыхлинского было много гимназистов, и потому мы все заранее знакомились с этой рукописной литературой. В одном из альбомов я встретил и сразу запомнил безыменное стихотворение, начинавшееся словами: «Выхожу задумчиво из
класса». Это было знаменитое добролюбовское «Размышление гимназиста лютеранского вероисповедания и не Киевского округа». По вопросу
о том, «был ли Лютер гений или плут», бедняга
говорил слишком вольно, и из «чувства законности» он сам желает, чтобы его высекли.
— А — а, — усмехался Андриевский, — на улице?.. Так что же, что на улице. Познания не всегда обнаруживаются даже в
классе. А невежество проявляется на всяком месте… Что он тогда
говорил о «диве»? А?
— Что высокий! Об нем никто не
говорит,
о высоком-то. А ты мне покажи пример такой на человеке развитом, из среднего
класса, из того, что вот считают бьющеюся, живою-то жилою русского общества. Покажи человека размышляющего. Одного человека такого покажи мне в таком положении.
В театр впервые я попал зимой 1865 года, и
о театре до того времени не имел никакого понятия, разве кроме того, что читал афиши на стенах и заборах. Дома у нас никогда не
говорили о театре и не посещали его, а мы, гимназисты первого
класса, только дрались на кулачки и делали каверзы учителям и сторожу Онисиму.
Моя сестра благодарит вас за поклон. Она часто вспоминает, как когда-то возила Костю Кочевого отдавать в приготовительный
класс, и до сих пор еще называет вас бедный, так как у нее сохранилось воспоминание
о вас как
о сироте-мальчике. Итак, бедный сирота, я люблю. Пока это секрет, ничего не
говорите там известной вам «особе». Это, я думаю, само собой уладится, или, как
говорит лакей у Толстого, образуется…»
О классах Ибрагимова я уже не
говорю: там я был постоянно первым.
Кроме известного числа ловких людей, которые в известной поре своего возраста являют одинаковую степень сообразительности, не стесняясь тем, прошла ли их юность под отеческим кровом, в стенах пажеского корпуса, в залах училища правоведения или в натуральных
классах академии, кроме этих художников-практиков,
о которых
говорить нечего, остальное все очень трудно расстается с отживающими традициями.
Мне случалось заметить, что простые солдаты вообще принимают физические страдания ближе к сердцу, чем солдаты из так называемых привилегированных
классов (
говорю только
о тех, кто пошел на войну по собственному желанию).
Рассказывали также, что в старших
классах,
говоря о различных дарах, ниспосылаемых небом человеку, он прибавлял: «Внимайте, юноши, с усердием слову божию, и вы будете так же щедро взысканы, как и я».
Учитель открыл
класс речью, прекрасно сложенною, и
говорил очень чувствительно.
О чем он
говорил — я не понял, потому что и не старался понимать. К чему речь, написанную по правилам риторики,
говорить перед готовящимися еще слушать только синтаксис? Пустые затеи! При всякой его остановке для перевода духа я, кивая головою, приговаривал тихо:"
говори!"
Хотя рассказчик этой повести чувствует неизъяснимое наслаждение
говорить о просвещенных, образованных и принадлежащих к высшему
классу людях; хотя он вполне убежден, что сам читатель несравненно более интересуется ими, нежели грубыми, грязными и вдобавок еще глупыми мужиками и бабами, однако ж он перейдет скорее к последним, как лицам, составляющим — увы — главный предмет его повествования.
Захар (быстро ходит). Ну, да… отчасти так, конечно! Николай Васильевич
говорит: не борьба
классов, а борьба рас — белой и черной!.. Это, разумеется, грубо, это натяжка… но если подумать, что мы, культурные люди, мы создали науки, искусства и прочее… Равенство… физиологическое равенство… гм… Хорошо. Но сначала — будьте людьми, приобщитесь культуре… потом будем
говорить о равенстве!..
Фроим оставался этот год в городе, но ни с кем из своих товарищей по
классу не сходился уже так близко, как с нами. Он был тот же веселый, жизнерадостный мальчик, обращавший на себя внимание и часто заставлявший
говорить о себе. Он по-прежнему дружил с моей сестрой, которая постоянно виделась с Маней Мендель. Это была та беззаботная интимность, которая так часто бывает уделом молодости и кидает такой хороший свет на настроение молодых годов…
Сюда причисляем мы прежде всего сознание,
о котором мы
говорили выше и которое в простом
классе несравненно развитее, нежели в других сословиях, [обеспеченных постоянным доходом,] — сознание, что надо жить своим трудом и не дармоедствовать.
Не
говорю о богачах и баричах; до тех нам дела нет; мы
говорим о бедном люде среднего
класса.
Но главная ложь, порожденная национализмом, в том, что когда
говорят о «национальном» идеале,
о благе «национального» целого,
о «национальном» единстве,
о «национальном» призвании и пр., то всегда связывают «национальное» с привилегированным, господствующим меньшинством, обыкновенно с
классами, обладающими собственностью.
Капитану было известно кое-что из прошедшего Теркина. Об ученических годах они не так давно
говорили. И Теркин рассказывал ему свою школьную историю; только вряд ли помнил тот фамилию «аспида». Они оба учились в ту эпоху, когда между
классом и учителями такого типа, как Перновский, росла взаимная глухая неприязнь, доводившая до взрывов.
О прежних годах, когда учителя дружили с учениками, они только слыхали от тех, кто ранее их на много лет кончали курс.
И когда, к шестому
классу гимназии, меня стали держать с меньшей строгостью по части выходов из дому (хотя еще при мне и состоял гувернер), я сближался с «простецами» и любил ходить к ним, вместе готовиться, гулять,
говорить о прочитанных романах, которые мы поглощали в больших количествах, беря их на наши крошечные карманные деньги из платной библиотеки.
И мы продолжали ходить вдоль забора, и он
говорил мне
о Белинском,
о Герцене, посмеивался над Пушкиным и без особого почтения
говорил даже
о царе. Помнится, мы тогда были в четвертом
классе.
В старших
классах гимназии после такой проповеди я иногда вдруг начинал возражать на выраженные там мысли, и, вместо благоговейного настроения, получалась совсем для родителей нежелательная атмосфера спора. Раз, например, после одной вдохновенной проповеди, где оратор
говорил о великом милосердии бога, пославшего для спасения людей единственного сына, я спросил: «Какой же это всемогущий бог, который не сумел другим путем спасти людей? Почему ему так приятны были мучения даже собственного сына?»
Она этот вечер была с ним особенно ласкова.
Говорила о несравненном героизме рабочего
класса,
о том, как люди гибнут в подвигах невидно, без эффектных поз. Вспоминала Зину Хуторецкую. И робко гладила его волосы.
— Не пойдет, потому что были уже филантропические обещания, да жаль было панам расстаться со своей властью над рабочей силой. Пока вы обещаете, а русское правительство дает. Теперь укажите мне у себя средний
класс, который служил бы связью двух,
о которых мы
говорили. Нет его, а без него нет и народа.
И бойко, без запинки, Царапкин стал
говорить о том, что сейчас у нас хозяином всего является рабочий
класс, что теперь нет, как прежде, эксплоатации рабочих, что теперь подъем хозяйства выгоден для самих рабочих.
Когда звенел звонок к окончанию работы, вскакивал на табуретку оратор,
говорил о пятилетке,
о великих задачах, стоящих перед рабочим
классом, и
о позорном прорыве, который допустил завод. И предлагал группе объявить себя ударной. Если предварительная подготовка была крепкая, группа единодушно откликалась на призыв. Но часто бывало, что предложение вызывало взрыв негодования. Работницы кричали...
Гимназистка 3-го
класса и
говорит «устамши», да еще с ударениями на «
о», как простая крестьянка! Вот сюрприз-то Алексею Ивановичу будет, учителю русского языка!