Неточные совпадения
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу
деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
— А знаешь, я
о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе
говорил и
говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как.
Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне потребовало бы столько личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал
о деньгах, а размышлял
о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет
говорить с ним
о своей книге.
— Стива
говорит, что гораздо лучше давать
деньги, — продолжала между тем Долли начатый занимательный разговор
о том, как лучше дарить людей, — но…
Он был беден, мечтал
о миллионах, а для
денег не сделал бы лишнего шага: он мне раз
говорил, что скорее сделает одолжение врагу, чем другу, потому что это значило бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника.
Спрятавши
деньги, Плюшкин сел в кресла и уже, казалось, больше не мог найти материи,
о чем
говорить.
Насчет носков и прочего остального предоставляю тебе самому;
денег остается нам двадцать пять рубликов, а
о Пашеньке и об уплате за квартиру не беспокойся; я
говорил: кредит безграничнейший.
— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь
о дяде! Я уже не
говорю о том, что он не раз выручал отца из беды, отдавал ему все свои
деньги, — имение, ты, может быть, не знаешь, у них не разделено, — но он всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда,
говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать в нем определенно враждебное чувство, — в ней проснулась трепетная жадность к
деньгам, она участвовала в каких-то крупных спекуляциях, нервничала,
говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все чаще, в разных формах, выражала свою тревогу
о судьбе Франции...
— Вот болван! Ты можешь представить — он меня начал пугать, точно мне пятнадцать лет! И так это глупо было, — ах, урод! Я ему
говорю: «Вот что, полковник:
деньги на «Красный Крест» я собирала, кому передавала их — не скажу и, кроме этого, мне беседовать с вами не
о чем». Тогда он начал: вы человек, я — человек, он — человек; мы люди, вы люди и какую-то чепуху про тебя…
«Черт меня дернул
говорить с нею! Она вовсе не для бесед. Очень пошлая бабенка», — сердито думал он, раздеваясь, и лег в постель с твердым намерением завтра переговорить с Мариной по делу
о деньгах и завтра же уехать в Крым.
— Нимало не сержусь, очень понимаю, — заговорила она спокойно и как бы вслушиваясь в свои слова. — В самом деле: здоровая баба живет без любовника — неестественно. Не брезгует наживать
деньги и
говорит о примате духа.
О революции рассуждает не без скепсиса, однако — добродушно, — это уж совсем чертовщина!
— Спасибо.
О Толстом я
говорила уже четыре раза, не считая бесед по телефону. Дорогой Клим Иванович — в доме нет
денег и довольно много мелких неоплаченных счетов. Нельзя ли поскорее получить гонорар за дело, выигранное вами?
— Ну, ты никогда этак не кончишь, — сказал Илья Ильич, — поди-ка к себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься
о бумаге и чернилах… Этакая куча
денег!
Говорил, чтоб понемножку платить, — нет, норовит все вдруг… народец!
Он произвел на меня такое грязное и смутное впечатление, что, выйдя, я даже старался не думать и только отплевался. Идея
о том, что князь мог
говорить с ним обо мне и об этих
деньгах, уколола меня как булавкой. «Выиграю и отдам сегодня же», — подумал я решительно.
В то время в выздоравливавшем князе действительно,
говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои
деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать
о браке.
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть на каплю, что я знаю
о связи Лизы с князем, и видя, что я в то же время беру у князя
деньги, — как могли вы
говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне руку, — мне, которого вы же должны были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру
деньги зазнамо!
Этот вызов человека, сухого и гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и бросив в люди, не только не знал меня вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть,
о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и
деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие), вызов этого человека,
говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот вызов, прельстив меня, решил мою участь.
От кого придут
деньги — я не справлялся; я знал, что от Версилова, а так как я день и ночь мечтал тогда, с замиранием сердца и с высокомерными планами,
о встрече с Версиловым, то
о нем вслух совсем перестал
говорить, даже с Марьей Ивановной.
— Вы меня измучили оба трескучими вашими фразами и все фразами, фразами, фразами! Об чести, например! Тьфу! Я давно хотел порвать… Я рад, рад, что пришла минута. Я считал себя связанным и краснел, что принужден принимать вас… обоих! А теперь не считаю себя связанным ничем, ничем, знайте это! Ваш Версилов подбивал меня напасть на Ахмакову и осрамить ее… Не смейте же после того
говорить у меня
о чести. Потому что вы — люди бесчестные… оба, оба; а вы разве не стыдились у меня брать мои
деньги?
Он отвергал показание Масловой
о том, что Бочкова и Картинкин были с ней вместе, когда она брала
деньги, настаивая на том, что показание ее, как уличенной отравительницы, не могло иметь веса.
Деньги, 2500 рублей,
говорил адвокат, могли быть заработаны двумя трудолюбивыми и честными людьми, получавшими иногда в день по 3 и 5 рублей от посетителей.
Деньги же купца были похищены Масловой и кому-либо переданы или даже потеряны, так как она была не в нормальном состоянии. Отравление совершила одна Маслова.
На настойчивый вопрос прокурора:
о каких
деньгах говорил, что украл у Катерины Ивановны, —
о вчерашних или
о тех трех тысячах, которые были истрачены здесь месяц назад, — объявила, что
говорил о тех, которые были месяц назад, и что она так его поняла.
«Видели ли вы его сами — вы, столь многолетне приближенный к вашему барину человек?» Григорий ответил, что не видел, да и не слыхал
о таких
деньгах вовсе ни от кого, «до самых тех пор, как вот зачали теперь все
говорить».
На вопросы
о вчерашних
деньгах она заявила, что не знает, сколько их было, но слышала, как людям он много раз
говорил вчера, что привез с собой три тысячи.
— Боже! Это он старика отца своего убил! — вскричала она, всплеснув руками. — Никаких я ему
денег не давала, никаких!
О, бегите, бегите!.. Не
говорите больше ни слова! Спасайте старика, бегите к отцу его, бегите!
«Ну, а обложка
денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель,
говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое
о том, что оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем уже не Смердяков, который бы ни за что не оставил на себя такую улику, — давеча, господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
— То-то и есть, что не отдал, и тут целая история, — ответил Алеша, с своей стороны как бы именно более всего озабоченный тем, что
деньги не отдал, а между тем Lise отлично заметила, что и он смотрит в сторону и тоже видимо старается
говорить о постороннем.
Швеи несколько времени не могли опомниться от удивления, потом начали благодарить. Вера Павловна дала им довольно
поговорить о их благодарности за полученные
деньги, чтобы не обидеть отказом слушать, похожим на равнодушие к их мнению и расположению; потом продолжала...
— Вы не умеете исповедываться, Серж, — любезно
говорит Алексей Петрович, — вы скажите, почему они хлопотали
о деньгах, какие расходы их беспокоили, каким потребностям затруднялись они удовлетворять?
Учитель и прежде понравился Марье Алексевне тем, что не пьет чаю; по всему было видно, что он человек солидный, основательный;
говорил он мало — тем лучше, не вертопрах; но что
говорил, то
говорил хорошо — особенно
о деньгах; но с вечера третьего дня она увидела, что учитель даже очень хорошая находка, по совершенному препятствию к волокитству за девушками в семействах, где дает уроки: такое полное препятствие редко бывает у таких молодых людей.
С другой стороны, вероятно, Станкевичу
говорили о том, что он по всему может занять в обществе почетное место, что он призван, по богатству и рождению, играть роль — так, как Боткину всё в доме, начиная от старика отца до приказчиков, толковало словом и примером
о том, что надобно ковать
деньги, наживаться и наживаться.
Когда приговоренных молодых людей отправляли по этапам, пешком, без достаточно теплой одежды, в Оренбург, Огарев в нашем кругу и И. Киреевский в своем сделали подписки. Все приговоренные были без
денег. Киреевский привез собранные
деньги коменданту Стаалю, добрейшему старику,
о котором нам придется еще
говорить. Стааль обещался
деньги отдать и спросил Киреевского...
Его предки, держа шляпу и кланяясь в пояс, обсчитывали рыцаря; качая головой и вздыхая,
говорили они соседям
о своей бедности, а между тем потихоньку зарывали
деньги в землю.
Дело
о задушенном индейце в воду кануло, никого не нашли. Наконец года через два явился законный наследник — тоже индеец, но одетый по-европейски. Он приехал с
деньгами,
о наследстве не
говорил, а цель была одна — разыскать убийц дяди. Его сейчас же отдали на попечение полиции и Смолина.
— Само собою разумеется, как же без
денег жить? Ведь я хоша и
говорю вам
о документе, а даю
деньги все одно, как кладу к себе в карман. По-родственному, Харитина Харитоновна. Чужим-то все равно, а свое болит… да. Заходил я к Илье Фирсычу. В большое малодушие впадает.
—
О, за
деньгами дело не станет! — уверенно
говорил Харченко. — Важно, чтоб интеллигенция объединилась и дала отпор капиталу.
Да и ты, молодец,
говорю, ты подумай-ко: по себе ли ты березу ломишь?» Дедушко-то наш
о ту пору богач был, дети-то еще не выделены, четыре дома у него, у него и
деньги, и в чести он, незадолго перед этим ему дали шляпу с позументом да мундир за то, что он девять лет бессменно старшиной в цехе сидел, — гордый он был тогда!
Стало быть, если, как
говорят, представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не
говоря уже
о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не
говоря уже
о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за
деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
— И философия ваша точно такая же, как у Евлампии Николавны, — подхватила опять Аглая, — такая чиновница, вдова, к нам ходит, вроде приживалки. У ней вся задача в жизни — дешевизна; только чтоб было дешевле прожить, только
о копейках и
говорит, и, заметьте, у ней
деньги есть, она плутовка. Так точно и ваша огромная жизнь в тюрьме, а может быть, и ваше четырехлетнее счастье в деревне, за которое вы ваш город Неаполь продали, и, кажется, с барышом, несмотря на то что на копейки.
Волконский преуморительно
говорит о всех наших — между прочим
о Горбачевском, что он завел мыльный завод, положил на него все полученное по наследству от брата и что, кажется, выйдут мыльные пузыри. Мыла нет ни куска, а все гуща — ведь не хлебать мыло, а в руки взять нечего. Сквозь пальцы все проходит, как прошли и
деньги.
Просите Николая Васильевича, чтоб он распорядился чрез Николая Яковлевича выпиской «Débats».
Деньги потом внесем. Я не люблю «La Presse…» [«Пресса» — французская газета]
О политике ничего вам не
говорю — это останется до свидания…
— Нет, только
о деньгах говорят.
— Маломысленный совсем барин, —
говорила она, рассказывая
о его пропадающих вещах и
деньгах. — А это, вот это оравище-то — это самые что есть черти. Жулики настоящие: так бы вот и взяла бы лопату да — вон! киш, дрянь вы этакая.
Отец с матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские старики, которых отец мой знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч начальник умный и распорядительный, заботливый
о господском и
о крестьянском деле; они
говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда бывает в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие
деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в части у хозяев, то есть у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши.
Будучи от природы весьма обыкновенных умственных и всяких других душевных качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели она всегда
говорила только
о серьезных предметах, выражалась плавно и красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни
денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными умными людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела.
Сначала я стал
говорить о том, что жениться на
деньгах стыдно и неблагородно и что нам считать себя какими-то аристократами — просто глупо (я ведь с ним совершенно откровенно, как брат с братом).
С притворною злобою стал
говорить он
о ненавистных ему людях с своим лакеем, которого играл задушевнейшим образом Михеич, особенно когда ему надобно было
говорить о г-же Миллер; но трагик с мрачным спокойствием выслушивал все рассказы
о ее благодеяниях старому нищему, которому, в свою очередь, дав тайно
денег на выкуп сына, торжественно ушел.
Я
говорю не
о любви молодого мужчины к молодой девице и наоборот, я боюсь этих нежностей и был так несчастлив в жизни, что никогда не видал в этом роде любви ни одной искры правды, а только ложь, в которой чувственность, супружеские отношения,
деньги, желание связать или развязать себе руки до того запутывали самое чувство, что ничего разобрать нельзя было.
Извозчик, увидав, как я два раза пробежал по двору, чтоб доставать
деньги, должно быть, догадавшись, зачем я бегаю, слез с дрожек и, несмотря на то, что казался мне таким добрым, громко начал
говорить, с видимым желанием уколоть меня,
о том, как бывают шаромыжники, которые не платят за езду.
Я, который сейчас только
говорил Дмитрию, своему другу,
о том, как
деньги портят отношения, на другой день утром, перед нашим отъездом в деревню, когда оказалось, что я промотал все свои
деньги на разные картинки и стамбулки, взял у него двадцать пять рублей ассигнациями на дорогу, которые он предложил мне, и потом очень долго оставался ему должен.