Неточные совпадения
Я еще раз прошу вспомнить, что у меня несколько звенело в голове; если б не это, я бы говорил и поступал иначе. В этой лавке, в задней комнате, действительно можно было есть устрицы, и мы уселись за накрытый скверной, грязной скатертью
столик. Ламберт приказал подать шампанского; бокал с холодным золотого цвета вином очутился предо мною и соблазнительно
глядел на меня; но мне было досадно.
Я очень удивился и смотрел в ожидании; Рогожин облокотился
на столик и стал молча
глядеть на меня.
— Правда, чиновник! — ответил Рогожин, — правда, пьяная душа! Эх, куда ни шло. Настасья Филипповна! — вскричал он,
глядя на нее как полоумный, робея и вдруг ободряясь до дерзости, — вот восемнадцать тысяч! — И он шаркнул пред ней
на столик пачку в белой бумаге, обернутую накрест шнурками. — Вот! И… и еще будет!
— Ах, благодарю, тысячу раз благодарю! — говорила та как бы в самом деле радостным голосом и подсобляя князю уложить книги
на одном из
столиков. Освободившись окончательно от своей ноши, князь наконец уселся и принялся сквозь очки
глядеть на Елену, которая села напротив него.
Приподнялась она, оперлась руками
на столик,
глядит на меня, будто узнать не может. Генерал тоже повернулся, смотрят оба, а я… стою в Раиной комнате… у порога-с.
Я любил
глядеть на нее украдкой, когда она сидит, бывало, за своим
столиком.
Прочие, кто были в горнице, молчали,
глядя в упор
на Снежковых… Пользуясь тем, Никифор Захарыч тихохонько вздумал пробраться за стульями к заветному
столику, но Патап Максимыч это заметил. Не ворочая головы, а только скосив глаза, сказал он...
Майор присел
на стул перед кроватью, около
столика, безотчетно поправил отвернувшийся край простыни, подпер руками голову и без думы, без мысли, с одною только болью в сердце, стал
глядеть все
на те же былые подушки да
на тот же портрет, смотревший
на него со стены добрыми, безмятежными глазами. Так застали его первые лучи солнца. Он спал теперь сном глухим и тяжелым.
Подошла к
столику, вынула из него заветную свою коробочку, вынула из нее колечко, отцом подаренное, когда минуло ей восемнадцать годков. Сидит,
глядит на него, а сама родительские слова вспоминает...
Теркин проснулся и стал
глядеть на зайчики света, бегавшие перед ним. Он взглянул и
на часы, стоявшие
на ночном
столике. Часы показывали половину седьмого.
Когда Серафима надела капот — голубой с кружевом, еще из своего приданого — и подошла к трюмо, чтобы распустить косу, она, при свете одной свечи, стоявшей
на ночном
столике между двумя кроватями,
глядела на отражение спальни в зеркале и
на свою светлую, рослую фигуру, с обнаженной шеей и полуоткрытыми руками.
А тут же, в уголочке ресторана, за круглым
столиком, в полнейшем одиночестве сидел профессор Ф. Ф. Соколов. Он сидел, наклонившись над
столиком, неподвижно смотрел перед собою в очки тусклыми, ничего как будто не видящими глазами и перебирал губами.
На краю
столика стояла рюмочка с водкой, рядом — блюдечко с мелкими кусочками сахара. Не
глядя, Соколов протягивал руку, выпивал рюмку, закусывал сахаром и заставал в прежней позе. Половой бесшумно подходил и снова наполнял рюмку водкою.
Для этой же цели она наклонилась к стоявшему
на столике букету и еще несколько раз жадно вдохнула в себя его чудесный аромат. Это, казалось ей, ее успокоило. Она стояла возле
столика с букетом и
глядела на дверь, в которую должен был войти граф.
Глянул он в уголок — видит
на турецком
столике чуть початая полбутылки шустовского коньяку… С колокольчиком. Потянулся к ей корнет, как младенец к соске. Вытер слюнку, припал к горлышку. «Клю-клю-клю…» Тепло в кишки ароматным кипятком вступило, — какие уж там девушки. Да и давешний заряд немалый был.
Сидит штабс-капитан у окна хмурый, как филин, кислое молоко хлебает.
На столик с полынной
глянет, — так к кадыку и подкатит…
Лельку ребята выбрали командиром одного из «преуспевающих» взводов. В юнгштурмовке защитного цвета, с ременным поясом, с портупеей через плечо, она сидела, положив ногу
на ногу. К ней теснились девчата и парни, задавали торопливые вопросы. Она отвечала с медленным нажимом, стараясь покрепче впечатлеть ответы в мозги. В уголке, за буфетным
столиком, одиноко сидел Ведерников и зубрил по книжке, не
глядя по сторонам.
Сел я себе за
столик против двери, а сам смотрю: что, мол, из него будет? Так что ж? Походит, походит — чай, думает: никто
на него не
глядит — да за волосы себя как дернет, и опять ходит, бормочет все что-то, да опять как дернет.
Отужинали. В огромные окна дворца
глядела звездная ночь. В белом зале с ненатертым паркетом играли
на рояли, танцевали, декламировали, пели. В темно-вишневой гостиной, со старинными картинами в тяжелых золотых рамах,
на всех столах и
столиках играли в шахматы и шашки.
— Наконец, надо подумать и о моем семействе, — сердито отталкивая от себя
столик и не
глядя на нее, продолжал князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что́ граф, прямо указывая
на его портрет, требовал его к себе?