Неточные совпадения
— Как хорош! — сказала Долли, с невольным удивлением
глядя на прекрасный с колоннами дом, выступающий из разноцветной зелени старых деревьев
сада.
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся
на обе стороны заступавшие его
сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах,
глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно
глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться с темнотой, с
садом, с ощущением свежего воздуха
на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
Бездействующий разум не требовал и не воскрешал никаких других слов. В этом состоянии внутренней немоты Клим Самгин перешел в свою комнату, открыл окно и сел,
глядя в сырую тьму
сада, прислушиваясь, как стучит и посвистывает двухсложное словечко. Туманно подумалось, что, вероятно, вот в таком состоянии угнетения бессмыслицей земские начальники сходят с ума. С какой целью Дронов рассказал о земских начальниках? Почему он, почти всегда, рассказывает какие-то дикие анекдоты? Ответов
на эти вопросы он не искал.
Она
глядела на него долго, как будто читала в складках
на лбу, как в писаных строках, и сама вспоминала каждое его слово, взгляд, мысленно пробегала всю историю своей любви, дошла до темного вечера в
саду и вдруг покраснела.
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью сияет
И пышных гетманов
садыИ старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но в замке шепот и смятенье.
В одной из башен, под окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей сидит
И мрачно
на небо
глядит.
Она, накинув
на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак идти за собой и повела его в
сад. Там, сидя
на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась,
глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и уехал в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши
на цыпочки, положит ему руку
на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем,
глядя ему в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по
садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Утром рано Райский, не ложившийся спать, да Яков с Василисой видели, как Татьяна Марковна, в чем была накануне и с открытой головой, с наброшенной
на плечи турецкой шалью, пошла из дому, ногой отворяя двери, прошла все комнаты, коридор, спустилась в
сад и шла, как будто бронзовый монумент встал с пьедестала и двинулся, ни
на кого и ни
на что не
глядя.
Очень просто и случайно. В конце прошлого лета, перед осенью, когда поспели яблоки и пришла пора собирать их, Вера сидела однажды вечером в маленькой беседке из акаций, устроенной над забором, близ старого дома, и
глядела равнодушно в поле, потом вдаль
на Волгу,
на горы. Вдруг она заметила, что в нескольких шагах от нее, в фруктовом
саду, ветви одной яблони нагибаются через забор.
Она, не
глядя на него, своей рукой устранила его руки и, едва касаясь ногами травы, понеслась по лугу, не оглянулась назад и скрылась за деревьями
сада, в аллее, ведущей к обрыву.
Марфенька подошла, и бабушка поправляла ей волосы, растрепавшиеся немного от беготни по
саду, и
глядела на нее, как мать, любуясь ею.
Он нарочно станет думать о своих петербургских связях, о приятелях, о художниках, об академии, о Беловодовой — переберет два-три случая в памяти, два-три лица, а четвертое лицо выйдет — Вера. Возьмет бумагу, карандаш, сделает два-три штриха — выходит ее лоб, нос, губы. Хочет выглянуть из окна в
сад, в поле, а
глядит на ее окно: «Поднимает ли белая ручка лиловую занавеску», как говорит справедливо Марк. И почем он знает? Как будто кто-нибудь подглядел да сказал ему!
Бросился ребенок бежать куда глаза
глядят с перепугу, выбежал
на террасу, да через
сад, да задней калиткой прямо
на набережную.
Ужели есть
сады, теплый воздух, цветы…» И цветы припомнишь,
на которые
на берегу и не
глядел.
Он сел опять
на крылечко и, вдыхая в себя наполнивший теплый воздух крепкий запах молодого березового листа, долго
глядел на темневший
сад и слушал мельницу, соловьев и еще какую-то птицу, однообразно свистевшую в кусте у самого крыльца.
Нехлюдов сел у окна,
глядя в
сад и слушая. В маленькое створчатое окно, слегка пошевеливая волосами
на его потном лбу и записками, лежавшими
на изрезанном ножом подоконнике, тянуло свежим весенним воздухом и запахом раскопанной земли.
На реке «тра-па-тап, тра-па-тап» — шлепали, перебивая друг друга, вальки баб, и звуки эти разбегались по блестящему
на солнце плесу запруженной реки, и равномерно слышалось падение воды
на мельнице, и мимо уха, испуганно и звонко жужжа, пролетела муха.
Все это раздражало Старцева. Садясь в коляску и
глядя на темный дом и
сад, которые были ему так милы и дороги когда-то, он вспомнил все сразу — и романы Веры Иосифовны, и шумную игру Котика, и остроумие Ивана Петровича, и трагическую позу Павы, и подумал, что если самые талантливые люди во всем городе так бездарны, то каков же должен быть город.
Любовь Андреевна(
глядит в окно
на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала,
глядела отсюда
на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О
сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в
саду, с каждого листка, с каждого ствола не
глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…
Слепой смолкал
на минуту, и опять в гостиной стояла тишина, нарушаемая только шепотом листьев в
саду. Обаяние, овладевавшее слушателями и уносившее их далеко за эти скромные стены, разрушалось, и маленькая комната сдвигалась вокруг них, и ночь
глядела к ним в темные окна, пока, собравшись с силами, музыкант не ударял вновь по клавишам.
Глафира Петровна, которая только что выхватила чашку бульону из рук дворецкого, остановилась, посмотрела брату в лицо, медленно, широко перекрестилась и удалилась молча; а тут же находившийся сын тоже ничего не сказал, оперся
на перила балкона и долго
глядел в
сад, весь благовонный и зеленый, весь блестевший в лучах золотого весеннего солнца.
Тебя крепко обниму, добрый мой Матюшкин. Мильон лет мы не видались. Вряд ли и увидимся. Будем хоть изредка пересылаться весточкой. Отрадно обмануть расстояние — отрадно быть близко и вдалеке. — Часто
гляжу на твой портрет — тут мысли перебегают все десятки лет нашей разлуки. Annette мне недавно писала, как ты с ней ходил по царскому
саду; читая, мне казалось, что ты ей рассказывал вчерашние события, а это рассказы лицейской нашей жизни, которая довольно давно уже прошла.
Если б я был поэт, да еще хороший поэт, я бы непременно описал вам, каков был в этот вечер воздух и как хорошо было в такое время сидеть
на лавочке под высоким частоколом бахаревского
сада,
глядя на зеркальную поверхность тихой реки и запоздалых овец, с блеянием перебегавших по опустевшему мосту.
Я
глядел на нее — и, все-таки не понимая, отчего ей было тяжело, живо воображал себе, как она вдруг, в припадке неудержимой печали, ушла в
сад — и упала
на землю, как подкошенная.
Я
глядел на немое песчаное поле,
на темную массу Нескучного
сада,
на желтоватые фасады далеких зданий, тоже как будто вздрагивавших при каждой слабой вспышке…
Тогда я запирался у себя в комнате или уходил
на самый конец
сада, взбирался
на уцелевшую развалину высокой каменной оранжереи и, свесив ноги со стены, выходившей
на дорогу, сидел по часам и
глядел,
глядел, ничего не видя.
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел в себя. По его спине, по рукам и ногам, под одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы
на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением
глядел на хорошо знакомые ему ворота,
на жидкий фруктовый
сад за ними и
на белый крошечный флигелек в глубине
сада.
Теперь, когда у Ромашова оставалось больше свободы и уединения, все чаще и чаще приходили ему в голову непривычные, странные и сложные мысли, вроде тех, которые так потрясли его месяц тому назад, в день его ареста. Случалось это обыкновенно после службы, в сумерки, когда он тихо бродил в
саду под густыми засыпающими деревьями и, одинокий, тоскующий, прислушивался к гудению вечерних жуков и
глядел на спокойное розовое темнеющее небо.
— Только что я вздремнул, — говорил он, — вдруг слышу: «Караул, караул, режут!..» Мне показалось, что это было в
саду, засветил свечку и пошел сюда;
гляжу: Настенька идет с балкона… я ее окрикнул… она вдруг хлоп
на диван.
В
саду, в роще она выбирала для прогулки темную, густую аллею и равнодушно
глядела на смеющийся пейзаж.
Он был одинаково любезен и с матерью и с дочерью, не искал случая говорить с одной Наденькой, не бежал за нею в
сад,
глядел на нее точно так же, как и
на мать.
Эта выдумка Рамзаева очень понравилась всем дамам: они дружно захлопали в ладоши, и одна только Миропа Дмитриевна пальцем не пошевелила: она все время
глядела на сидевшую в катере молодую аптекаршу, которая вовсе не показалась ей такой выдрой, как об ней говорили в обществе, а, напротив, Миропа Дмитриевна нашла ее очень интересною, так что подозрение насчет Аггея Никитича снова в ней воскресло, и она решилась наблюдать за ними; но Аггей Никитич сам тоже был не промах в этом случае, и когда подъехали к
саду, то он…
Тот же самый красивый помощник,
на которого пани Вибель пристально
глядела, когда он приготовлял для Аггея Никитича папье-фаяр в первое посещение того аптеки, вдруг вздумал каждое послеобеда тоже выходить в
сад и собирать с помощью аптекарского ученика разные лекарственные растения, обильно насаженные предусмотрительным Вибелем в своем собственном
саду, и, собирая эти растения, помощник по преимуществу старался быть около беседки, так что моим влюбленным почти слова откровенного нельзя было произнесть друг с другом.
Она посидела немного в городском
саду, равнодушно
глядя на его газоны, пальмы и подрезанные кусты, равнодушно слушая музыку, игравшую в ротонде. Потом она вернулась
на пароход.
Зимняя ночь тянулась долго-долго, и черные окна пустой дачи угрюмо
глядели на обледеневший неподвижный
сад. Иногда в них как будто вспыхивал голубоватый огонек: то отражалась
на стекле упавшая звезда, или остророгий месяц посылал свой робкий луч.
Снова пришли незнакомые люди, и заскрипели возы, и застонали под тяжелыми шагами половицы, но меньше было говора и совсем не слышно было смеха. Напуганная чужими людьми, смутно предчувствуя беду, Кусака убежала
на край
сада и оттуда, сквозь поредевшие кусты, неотступно
глядела на видимый ей уголок террасы и
на сновавшие по нем фигуры в красных рубахах.
— Бывало, выйдет она в
сад, вся белая да пышная,
гляжу я
на нее с крыши, и —
на что мне солнышко, и — зачем белый свет? Так бы голубем под ноги ей и слетел! Просто — цветок лазоревый в сметане! Да с этакой бы госпожой хоть
на всю жизнь — ночь!
Он пошел в
сад, сел
на скамеечку над прудом, — здесь еще он никогда не сиживал, — и тупо уставился
на затянутую зеленую воду. Володин сел рядом с ним, разделял его грусть и бараньими глазами
глядел на тот же пруд.
Матвей Кожемякин сидел у окна, скучно
глядя, как в
саду дождь сбивает с деревьев последние листья; падая, они судорожно прыгают
на холодной чешуе ручья.
Раз — это еще в деревне было — застала я его в
саду с одною дамой, и ушла я… ушла, куда глаза мои
глядят, и не знаю, как очутилась
на паперти, упала
на колени: «Царица, говорю, небесная!» А
на дворе ночь, месяц светит…
Художник был болтлив, как чиж, он, видимо, ни о чем не мог говорить серьезно. Старик угрюмо отошел прочь от него, а
на другой день явился к жене художника, толстой синьоре, — он застал ее в
саду, где она, одетая в широкое и прозрачное белое платье, таяла от жары, лежа в гамаке и сердито
глядя синими глазами в синее небо.
Когда я делал что-нибудь в
саду или
на дворе, то Моисей стоял возле и, заложив руки назад, лениво и нагло
глядел на меня своими маленькими глазками. И это до такой степени раздражало меня, что я бросал работу и уходил.
Чтобы занять себя чем-нибудь, они ходили по Петергофскому
саду, взбирались
на его горы,
глядели на фонтан Самсон.
Александра Павловна хотела было удержать Лежнева, но он проворно ушел, без шапки отправился в
сад, оперся
на калитку и начал
глядеть куда-то.
Во многих окнах стоял желтый свет, но одно во втором этаже вдруг закраснело и замутилось, замигало, как глаз спросонья, и вдруг широко по-праздничному засветилось. Забелели крашенные в белую краску стволы яблонь и побежали в глубину
сада;
на клумбах нерешительно
глянули белые цветы, другие ждали еще очереди в строгом порядке огня. Но помаячило окно с крестовым четким переплетом и — сгасло.
— Я тебе говорю. Такие у нас барчуки необнаковенные! Особенно Давыдка этот… как есть иезоп [Иезоп — бранное слово, произведенное от имени древнегреческого баснописца Эзопа.].
На самой
на зорьке встал я, да и подхожу этак к окну…
Гляжу: что за притча? Идут наши два голубчика по
саду, несут эти самые часы, под яблонькой яму вырыли — да туда их, словно младенца какого! И землю потом заровняли, ей-богу, такие беспутные!
Настя пошла в
сад и сжала стрекучую крапиву, и так ей любо было работать. Солнышко теплое парило. Настя устала, повесила кривой серп
на яблоньку и выпрямила долго согнутую спину. Краска здоровья и усталости проступила
на ее бледных щечках, и была она такою хорошенькою, что
глядеть на нее хотелось.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом —
сады и черные поля; мягкими увалами они уходили к синему гребню леса,
на горизонте. Верхом
на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу,
глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из ворот избы вышла старуха, вся в черном, и, оборотясь к воротам, сказала крепко...
Мне еще больше показалось теперь, что я огорчила его, и стало жалко. Мы с Катей проводили его до крыльца и постояли
на дворе,
глядя по дороге, по которой он скрылся. Когда затих уже топот его лошади, я пошла кругом
на террасу и опять стала смотреть в.
сад, и в росистом тумане, в котором стояли ночные звуки, долго еще видела и слышала все то, что хотела видеть и слышать.