Неточные совпадения
― Напротив, вы не можете себе представить, как,
глядя на вас, я всегда учусь тому, что мне предстоит, именно воспитанию
детей.
Теперь, в уединении деревни, она чаще и чаще стала сознавать эти радости. Часто,
глядя на них, она делала всевозможные усилия, чтоб убедить себя, что она заблуждается, что она, как мать, пристрастна к своим
детям; всё-таки она не могла не говорить себе, что у нее прелестные
дети, все шестеро, все в равных родах, но такие, какие редко бывают, — и была счастлива ими и гордилась ими.
― Это всё нагоните. Они такие способные
дети. Главное ― нравственное воспитание. Вот чему я учусь,
глядя на ваших
детей.
Он иногда по получасу молча
глядел на спящее шафранно-красное, пушистое и сморщенное личико
ребенка и наблюдал за движениями хмурящегося лба и за пухлыми рученками с подвернутыми пальцами, которые задом ладоней терли глазенки и переносицу.
— Какие же
дети? — не
глядя на Долли и щурясь, сказала Анна.
Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи
на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его
на сверкающие обломки перед открытым окном;
дети все
глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами.
«Увидеть барский дом нельзя ли?» —
Спросила Таня. Поскорей
К Анисье
дети побежали
У ней ключи взять от сеней;
Анисья тотчас к ней явилась,
И дверь пред ними отворилась,
И Таня входит в дом пустой,
Где жил недавно наш герой.
Она
глядит: забытый в зале
Кий
на бильярде отдыхал,
На смятом канапе лежал
Манежный хлыстик. Таня дале;
Старушка ей: «А вот камин;
Здесь барин сиживал один.
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть
на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Бабушка, казалось, была очень рада видеть Сонечку: подозвала ее ближе к себе, поправила
на голове ее одну буклю, которая спадывала
на лоб, и, пристально всматриваясь в ее лицо, сказала: «Quelle charmante enfant!». [Какой очаровательный
ребенок! (фр.)] Сонечка улыбнулась, покраснела и сделалась так мила, что я тоже покраснел,
глядя на нее.
Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально
глядела, сидя
на лавке. Она не смела ничего говорить; но услыша о таком страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула
на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, — и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ее горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах.
Учитель встречал
детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом
на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не
глядя на учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель говорит «из-под печки».
Но бутафор,
глядя на всех глазами взрослого
на детей, одобрительно и упрямо повторил...
Отхлебнув сразу треть стакана чая, он продолжал, задумчиво
глядя на розовые лапки задремавшего
ребенка...
И он, как грозный учитель,
глядел на прячущегося
ребенка.
И вдруг теперь в две недели Анисья доказала ему, что он — хоть брось, и притом она делает это с такой обидной снисходительностью, так тихо, как делают только с
детьми или с совершенными дураками, да еще усмехается,
глядя на него.
Хозяйка быстро схватила
ребенка, стащила свою работу со стола, увела
детей; исчез и Алексеев, Штольц и Обломов остались вдвоем, молча и неподвижно
глядя друг
на друга. Штольц так и пронзал его глазами.
Даже когда являлся у Ирины, Матрены или другой дворовой девки непривилегированный
ребенок, она выслушает донесение об этом молча, с видом оскорбленного достоинства; потом велит Василисе дать чего там нужно, с презрением
глядя в сторону, и только скажет: «Чтоб я ее не видала, негодяйку!» Матрена и Ирина, оправившись, с месяц прятались от барыни, а потом опять ничего, а
ребенок отправлялся «
на село».
— Я очень люблю
детей, — оправдывалась она, смущенная, — мне завидно
глядеть на Надежду Никитишну: у ней семь человек…
И бабушка настояла, чтоб подали кофе. Райский с любопытством
глядел на барыню, набеленную пудрой, в локонах, с розовыми лентами
на шляпке и
на груди, значительно открытой, и в ботинке пятилетнего
ребенка, так что кровь от этого прилила ей в голову. Перчатки были новые, желтые, лайковые, но они лопнули по швам, потому что были меньше руки.
Глядя на него, еще
на ребенка, непременно скажешь, что и ученые, по крайней мере такие, как эта порода, подобно поэтам, тоже — nascuntur. [рождаются (лат.).] Всегда, бывало, он с растрепанными волосами, с блуждающими где-то глазами, вечно копающийся в книгах или в тетрадях, как будто у него не было детства, не было нерва — шалить, резвиться.
С таким же немым, окаменелым ужасом, как бабушка, как новгородская Марфа, как те царицы и княгини — уходит она прочь,
глядя неподвижно
на небо, и, не оглянувшись
на столп огня и дыма, идет сильными шагами, неся выхваченного из пламени
ребенка, ведя дряхлую мать и взглядом и ногой толкая вперед малодушного мужа, когда он, упав, грызя землю, смотрит назад и проклинает пламя…
— Ты
на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и
дети, значит, было прошлое, а там
глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь
на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
Бросился
ребенок бежать куда глаза
глядят с перепугу, выбежал
на террасу, да через сад, да задней калиткой прямо
на набережную.
Направо идет высокий холм с отлогим берегом, который так и манит взойти
на него по этим зеленым ступеням террас и гряд, несмотря
на запрещение японцев. За ним тянется ряд низеньких, капризно брошенных холмов, из-за которых
глядят серьезно и угрюмо довольно высокие горы, отступив немного, как взрослые из-за
детей. Далее пролив, теряющийся в море; по светлой поверхности пролива чернеют разбросанные камни.
На последнем плане синеет мыс Номо.
«И как они все уверены, и те, которые работают, так же как и те, которые заставляют их работать, что это так и должно быть, что в то время, как дома их брюхатые бабы работают непосильную работу, и
дети их в скуфеечках перед скорой голодной смертью старчески улыбаются, суча ножками, им должно строить этот глупый ненужный дворец какому-то глупому и ненужному человеку, одному из тех самых, которые разоряют и грабят их», думал Нехлюдов,
глядя на этот дом.
Дверь была отворена, и сени были полны народом; и ребята, девочки, бабы с грудными
детьми жались в дверях,
глядя на чудного барина, рассматривавшего мужицкую еду. Старуха, очевидно, гордилась своим уменьем обойтись с барином.
У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе еще третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания
на неодетых женщин и
детей, которые
глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит...
Дети Николая Иваныча еще малы; первые все перемерли, но оставшиеся пошли в родителей: весело
глядеть на умные личики этих здоровых ребят.
Да будет ваш союз благословен
Обилием и счастием! В богатстве
И радости живите до последних
Годов своих в семье
детей и внуков!
Печально я
гляжу на торжество
Народное: разгневанный Ярило
Не кажется, и лысая вершина
Горы его покрыта облаками.
Не доброе сулит Ярилин гнев:
Холодные утра и суховеи,
Медвяных рос убыточные порчи,
Неполные наливы хлебных зерен,
Ненастную уборку — недород,
И ранние осенние морозы,
Тяжелый год и житниц оскуденье.
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти
дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было
глядеть на этих
детей, а когда заставляют быть в их среде», — пишет она в одном письме из деревни, куда княгиня уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три рассказывают, как их покойники были в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
И мы,
дети, были свидетелями этих трагедий и
глядели на них не только без ужаса, но совершенно равнодушными глазами. Кажется, и мы не прочь были думать, что с «подлянками» иначе нельзя…
— Так по-людски не живут, — говорил старик отец, — она еще
ребенок, образования не получила, никакого разговора, кроме самого обыкновенного, не понимает, а ты к ней с высокими мыслями пристаешь, молишься
на нее. Оттого и
глядите вы в разные стороны. Только уж что-то рано у вас нелады начались; не надо было ей позволять гостей принимать.
Заплакал бедняга,
глядя на них, как
дитя неразумное. Жаль старого товарища!
Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она,
глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть
детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
— Ты этого еще не можешь понять, что значит — жениться и что — венчаться, только это — страшная беда, ежели девица, не венчаясь,
дитя родит! Ты это запомни да, как вырастешь,
на такие дела девиц не подбивай, тебе это будет великий грех, а девица станет несчастна, да и
дитя беззаконно, — запомни же,
гляди! Ты живи, жалеючи баб, люби их сердечно, а не ради баловства, это я тебе хорошее говорю!
Даже
дети и собаки
глядели на нас равнодушно.
Федор Иваныч прошелся также по деревне; бабы
глядели на него с порогу своих изб, подпирая щеку рукою; мужики издали кланялись,
дети бежали прочь, собаки равнодушно лаяли.
Лаврецкий
глядел на ее чистый, несколько строгий профиль,
на закинутые за уши волосы,
на нежные щеки, которые загорели у ней, как у
ребенка, и думал: «О, как мило стоишь ты над моим прудом!» Лиза не оборачивалась к нему, а смотрела
на воду и не то щурилась, не то улыбалась.
Сперва Лемм не отвечал
на его объятие, даже отклонил его локтем; долго, не шевелясь ни одним членом,
глядел он все так же строго, почти грубо, и только раза два промычал: «ага!» Наконец его преобразившееся лицо успокоилось, опустилось, и он, в ответ
на горячие поздравления Лаврецкого, сперва улыбнулся немного, потом заплакал, слабо всхлипывая, как
дитя.
Аграфена видела, что матушка Енафа гневается, и всю дорогу молчала. Один смиренный Кирилл чувствовал себя прекрасно и только посмеивался себе в бороду: все эти бабы одинаковы, что мирские, что скитские, и всем им одна цена, и слабость у них одна женская. Вот Аглаида и
глядеть на него не хочет, а что он ей сделал? Как родила в скитах, он же увозил
ребенка в Мурмос и отдавал
на воспитанье! Хорошо еще, что ребенок-то догадался во-время умереть, и теперь Аглаида чистотою своей перед ним же похваляется.
Признаюсь вам, я не раз задумывался,
глядя на эту картину, слушая стихи, возгласы мужиковатой Дронюшки, как ее называет муженек, и беспрестанный визг
детей.
— Посмотрите, так и поймете, что и искусство может служить не для одного искусства, — наставительно проговорила Бертольди. — Голодные
дети и зеленая жена в лохмотьях повернут ваши понятия о семейном быте.
Глядя на них, поймете, что семья есть безобразнейшая форма того, что дураки называют цивилизациею.
Здесь все тоже слушают другую старушенцию, а старушенция рассказывает: «Мать хоть и приспит
дитя, а все-таки душеньку его не приспит, и душа его жива будет и к Богу отъидет, а свинья, если
ребенка съест, то она его совсем с душою пожирает, потому она и
на небо не смотрит; очи горе не может возвести», — поясняла рассказчица, поднимая кверху ладони и
глядя на потолок.
Доктора это обстоятельство тоже сильно поразило. Другое дело слышать об известном положении человека, которого мы лично не знали, и совсем другое, когда в этом положении представляется нам человек близкий, да еще столь молодой, что привычка все заставляет
глядеть на него как
на ребенка. Доктору было жаль Ипполита; он злился и молчал. Лиза относилась к этому делу весьма спокойно.
«У! у! скотина жестокая!» — подумал Арапов,
глядя на тщательную работу Бычкова, а тот как-будто услыхал это, тотчас же вышел за двери и, взяв в другой комнате своего
ребенка, запел с ним...
«Что ж, хорошо ли там было?»
Дед
на ребенка глядит:
— Лучше не спрашивай, милый!
Когда я
глядел на деревни и города, которые мы проезжали, в которых в каждом доме жило, по крайней мере, такое же семейство, как наше,
на женщин,
детей, которые с минутным любопытством смотрели
на экипаж и навсегда исчезали из глаз,
на лавочников, мужиков, которые не только не кланялись нам, как я привык видеть это в Петровском, но не удостоивали нас даже взглядом, мне в первый раз пришел в голову вопрос: что же их может занимать, ежели они нисколько не заботятся о нас? и из этого вопроса возникли другие: как и чем они живут, как воспитывают своих
детей, учат ли их, пускают ли играть, как наказывают? и т. д.
— Радость моя,
дитя мое! — повторял он и опять смолкал и с благоговейным упоением
глядел на нее.
А Марья Петровна была довольна и счастлива. Все-то она в жизни устроила, всех-то
детей в люди вывела, всех-то
на дорогу поставила. Сенечка вот уж генерал — того
гляди, губернию получит! Митенька — поди-ка, какой случай имеет! Феденька сам по себе, а Пашенька за хорошим человеком замужем! Один Петенька сокрушает Марью Петровну, да ведь надо же кому-нибудь и бога молить!
— Да, — усмехаясь, продолжал Николай, — это глупость. Ну, все-таки перед товарищами нехорошо, — никому не сказал ничего… Иду. Вижу — покойника несут,
ребенка. Пошел за гробом, голову наклонил, не
гляжу ни
на кого. Посидел
на кладбище, обвеяло меня воздухом, и одна мысль в голову пришла…