Неточные совпадения
Алексей Александрович поклонился Бетси в зале и пошел к
жене. Она лежала, но, услыхав его шаги, поспешно села в прежнее положение и испуганно
глядела на него. Он видел, что она плакала.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с
женой,
глядя на чужих неверных
жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала
на его голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Где он?» Он пошел к
жене и, насупившись, не
глядя на нее, спросил у старшей девочки, где та бумага, которую он дал им.
Алексей Александрович, просидев полчаса, подошел к
жене и предложил ей ехать вместе домой; но она, не
глядя на него, отвечала, что останется ужинать. Алексей Александрович раскланялся и вышел.
«Кого он вчера целовал этими губами?» думал он,
глядя на нежности Степана Аркадьича с
женой. Он посмотрел
на Долли, и она тоже не понравилась ему.
«Ужели, — думает Евгений, —
Ужель она? Но точно… Нет…
Как! из глуши степных селений…»
И неотвязчивый лорнет
Он обращает поминутно
На ту, чей вид напомнил смутно
Ему забытые черты.
«Скажи мне, князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?»
Князь
на Онегина
глядит.
«Ага! давно ж ты не был в свете.
Постой, тебя представлю я». —
«Да кто ж она?» — «
Жена моя».
Остановился сыноубийца и
глядел долго
на бездыханный труп. Он был и мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и непобедимого для
жен очарованья, все еще выражало чудную красоту; черные брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты.
Варвара. Так нешто она виновата! Мать
на нее нападает, и ты тоже. А еще говоришь, что любишь
жену. Скучно мне глядеть-то
на тебя. (Отворачивается.)
Вслушиваясь в беседы взрослых о мужьях,
женах, о семейной жизни, Клим подмечал в тоне этих бесед что-то неясное, иногда виноватое, часто — насмешливое, как будто говорилось о печальных ошибках, о том, чего не следовало делать. И,
глядя на мать, он спрашивал себя: будет ли и она говорить так же?
«Мама хочет переменить мужа, только ей еще стыдно», — догадался он,
глядя, как
на красных углях вспыхивают и гаснут голубые, прозрачные огоньки. Он слышал, что
жены мужей и мужья
жен меняют довольно часто, Варавка издавна нравился ему больше, чем отец, но было неловко и грустно узнать, что мама, такая серьезная, важная мама, которую все уважали и боялись, говорит неправду и так неумело говорит. Ощутив потребность утешить себя, он повторил...
Глядел он
на браки,
на мужей, и в их отношениях к
женам всегда видел сфинкса с его загадкой, все будто что-то непонятное, недосказанное; а между тем эти мужья не задумываются над мудреными вопросами, идут по брачной дороге таким ровным, сознательным шагом, как будто нечего им решать и искать.
— А я люблю ее… — добавил Леонтий тихо. — Посмотри, посмотри, — говорил он, указывая
на стоявшую
на крыльце
жену, которая пристально
глядела на улицу и стояла к ним боком, — профиль, профиль: видишь, как сзади отделился этот локон, видишь этот немигающий взгляд? Смотри, смотри: линия затылка, очерк лба, падающая
на шею коса! Что, не римская голова?
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с
женой, Савелья и Марину, потом смотрел
на Волгу,
на ее течение, слушал тишину и
глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их
на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
На жену он и прежде смотрел исподлобья, а потом почти вовсе не
глядел, но всегда знал, в какую минуту где она, что делает.
В таком состоянии он был сегодня. Приближение Нехлюдова
на минуту остановило его речь. Но, устроив мешок, он сел по-прежнему и, положив сильные рабочие руки
на колени,
глядя прямо в глаза садовнику, продолжал свой рассказ. Он рассказывал своему новому знакомому во всех подробностях историю своей
жены, за что ее ссылали, и почему он теперь ехал за ней в Сибирь.
Он едва взглянул
на вошедшего Алешу, да и ни
на кого не хотел
глядеть, даже
на плачущую помешанную
жену свою, свою «мамочку», которая все старалась приподняться
на свои больные ноги и заглянуть поближе
на своего мертвого мальчика.
Я
глядел на мертвое лицо моей
жены…
Жена лежала в обмороке; люди не смели его остановить и с ужасом
на него
глядели; он вышел
на крыльцо, кликнул ямщика и уехал, прежде чем успел я опомниться».
Царь премудрый,
Издай указ, чтоб
жены были верны,
Мужья нежней
на их красу
глядели,
Ребята все чтоб были поголовно
В невест своих безумно влюблены,
А девушки задумчивы и томны…
Ну, словом, как хотят, а только б были
Любовники.
Этих более виновных нашлось шестеро: Огарев, Сатин, Лахтин, Оболенский, Сорокин и я. Я назначался в Пермь. В числе осужденных был Лахтин, который вовсе не был арестован. Когда его позвали в комиссию слушать сентенцию, он думал, что это для страха, для того чтоб он казнился,
глядя, как других наказывают. Рассказывали, что кто-то из близких князя Голицына, сердясь
на его
жену, удружил ему этим сюрпризом. Слабый здоровьем, он года через три умер в ссылке.
Гость начал рассказывать между тем, как пан Данило, в час откровенной беседы, сказал ему: «
Гляди, брат Копрян: когда волею Божией не будет меня
на свете, возьми к себе
жену, и пусть будет она твоею
женою…»
Не
глядит пан Данило по сторонам,
глядит он
на молодую
жену свою.
Жена призвала докторов.
На нашем дворе стали появляться то доктор — гомеопат Червинский с своей змеей, то необыкновенно толстый Войцеховский… Старый «коморник»
глядел очень сомнительно
на все эти хлопоты и уверенно твердил, что скоро умрет.
— Ох, стыдобушка головушке глядеть-то
на полуштофову
жену!.. У, срамница!.. Вся заголилась, точно в баню собралась идти…
— Твоя работа:
гляди и казнись! — кричал Кожин, накидываясь
на жену с новой яростью. — Убью подлюгу… Видеть ее не могу.
Парасковья Ивановна с полуслова знала, в чем дело, и даже перекрестилась. В самом-то деле, ведь этак и жизни можно решиться, а им двоим много ли надо?..
Глядеть жаль
на Ефима Андреича, как он убивается. Участие
жены тронуло старика до слез, но он сейчас же повеселел.
— Посмотрите, так и поймете, что и искусство может служить не для одного искусства, — наставительно проговорила Бертольди. — Голодные дети и зеленая
жена в лохмотьях повернут ваши понятия о семейном быте.
Глядя на них, поймете, что семья есть безобразнейшая форма того, что дураки называют цивилизациею.
Уже одетые, они долго стояли в открытых дверях, между коридором и спальней, и без слов, грустно
глядели друг
на друга. И Коля не понимал, но чувствовал, что в эту минуту в его душе совершается один из тех громадных переломов, которые властно сказываются
на всей жизни. Потом он крепко пожал
Жене руку и сказал...
Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая женщина, была в избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто
на жнитво, кто
на сенокос. Изба была чистая, светлая, и все в ней
глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
«А жалко, что я уже влюблен, — подумал я, — и что Варенька не Сонечка; как бы хорошо было вдруг сделаться членом этого семейства: вдруг бы у меня сделалась и мать, и тетка, и
жена». В то же самое время, как я думал это, я пристально
глядел на читавшую Вареньку и думал, что я ее магнетизирую и что она должна взглянуть
на меня. Варенька подняла голову от книги, взглянула
на меня и, встретившись с моими глазами, отвернулась.
— Нет, ты меня за свой стол посади. Что ты мне выносишь
на подносе! Я
на скатертке хочу. Я — хозяйка, так ты меня почти. Ты не
гляди, что я — пьяная. Зато я — честная, я — своему мужу
жена.
И не
глядя на неё, однотонно, точно читая псалтырь по усопшем, он рассказывал, как мужики пьянствуют, дерутся, воруют, бьют
жён и детей, и снохачествуют, и обманывают его во время поездок по округе за пенькой.
Глядя на его кроткое лицо, можно было подумать, что из него разовьется одно из милых германских существований, — существований тихих, благородных, счастливых в немножко ограниченной, но чрезвычайно трудолюбивой ученопедагогической деятельности, в немножко ограниченном семейном кругу, в котором через двадцать лет муж еще влюблен в
жену, а
жена еще краснеет от каждой двусмысленной шутки; это существования маленьких патриархальных городков в Германии, пасторских домиков, семинарских учителей, чистые, нравственные и незаметные вне своего круга…
Клещ. Эти? Какие они люди? Рвань, золотая рота… люди! Я — рабочий человек… мне
глядеть на них стыдно… я с малых лет работаю… Ты думаешь — я не вырвусь отсюда? Вылезу… кожу сдеру, а вылезу… Вот, погоди… умрет
жена… Я здесь полгода прожил… а всё равно как шесть лет…
— Сдается мне, отпускать его незачем, — сказал Глеб, устремляя пытливый взгляд
на жену, которая стояла понуря голову и
глядела в землю, — проку никакого из этого не будет — только что вот набалуется… Ну, что ж ты стоишь? Говори!
Глядел он
на небо и думал о счастливом Константине и его
жене.
И его досада, его горькое чувство были так сильны, что он едва не плакал; он даже был рад, что с ним поступают так нелюбезно, что им пренебрегают, что он глупый, скучный муж, золотой мешок, и ему казалось, что он был бы еще больше рад, если бы его
жена изменила ему в эту ночь с лучшим другом и потом созналась бы в этом,
глядя на него с ненавистью…
— Как бы то ни было, приходится проститься с мыслями о счастье, — сказал он,
глядя на улицу. — Его нет. Его не было никогда у меня и, должно быть, его не бывает вовсе. Впрочем, раз в жизни я был счастлив, когда сидел ночью под твоим зонтиком. Помнишь, как-то у сестры Нины ты забыла свой зонтик? — спросил он, обернувшись к
жене. — Я тогда был влюблен в тебя и, помню, всю ночь просидел под этим зонтиком и испытывал блаженное состояние.
Художник был болтлив, как чиж, он, видимо, ни о чем не мог говорить серьезно. Старик угрюмо отошел прочь от него, а
на другой день явился к
жене художника, толстой синьоре, — он застал ее в саду, где она, одетая в широкое и прозрачное белое платье, таяла от жары, лежа в гамаке и сердито
глядя синими глазами в синее небо.
—
Жену свою, — сказал Илья,
глядя на мальчика. Гаврик помолчал, потом как-то принатужился и тихо, вдумчиво сообщил хозяину...
В окнах домов зажигались огни,
на улицу падали широкие, жёлтые полосы света, а в них лежали тени цветов, стоявших
на окнах. Лунёв остановился и,
глядя на узоры этих теней, вспомнил о цветах в квартире Громова, о его
жене, похожей
на королеву сказки, о печальных песнях, которые не мешают смеяться… Кошка осторожными шагами, отряхивая лапки, перешла улицу.
Игнат молчал, пристально
глядя на лицо
жены, утонувшее в белой подушке, по которой, как мертвые змеи, раскинулись темные пряди волос. Желтое, безжизненное, с черными пятнами вокруг огромных, широко раскрытых глаз — оно было чужое ему. И взгляд этих страшных глаз, неподвижно устремленный куда-то вдаль, сквозь стену, — тоже был незнаком Игнату. Сердце его, стиснутое тяжелым предчувствием, замедлило радостное биение.
Теща и
жена, пошептавшись, вставали и некоторое время
глядели на него, ожидая, что он оглянется, потом низко кланялись и говорили сладкими, певучими голосами...
Из дома муж уходит смело
С утра
на биржу делать дело
И верит, что
жена от скуки
Сидит и ждет, сложивши руки.
Несчастный муж!
Для мужа друг велико дело,
Когда
жена сидит без дела.
Муж занят, а
жена от скуки,
Глядишь, и бьет
на обе руки.
Несчастный муж!
Васса. Ну хоть про нее. Там головни-то шипят. Сырое дерево горит туго. А Гурий Кротких — научит. Он за двести целковых в месяц меня хозяйствовать учит, а тебя рублей за пятнадцать будет учить революцию делать. Полтина за урок. Пришел ко мне служить — штаны были мятые, а недавно, в театре,
гляжу —
на жене его золотишко кое-какое блестит. Так-то, девицы! В матросы, значит, Онегин?
Около часу пришла Линочка; и хотя сразу с ужасом заговорила о трудностях экзамена, но пахло от нее весною, и в глазах ее была Женя Эгмонт,
глядела оттуда
на Сашу. «И зачем она притворяется и ни слова не говорит о Эгмонт!.. Меня бережет?» — хмурился Саша, хотя Линочка и не думала притворяться и совершенно забыла и о самой
Жене, и о той чудесной близости, которая только что соединяла их. Впрочем, вспомнила...
Обед у нас проходит скучнее, чем зимою. Тот же Гнеккер, которого я теперь ненавижу и презираю, обедает у меня почти каждый день. Прежде я терпел его присутствие молча, теперь же я отпускаю по его адресу колкости, заставляющие краснеть
жену и Лизу. Увлекшись злым чувством, я часто говорю просто глупости и не знаю, зачем говорю их. Так случилось однажды, я долго
глядел с презрением
на Гнеккера и ни с того ни с сего выпалил...
Я распечатываю телеграмму и прежде всего
гляжу на подпись: от
жены. Что ей нужно?
У Степана в избе ад стоял.
Жена его плакала, рыдала, проклинала Настасью, звала мужа «голубем», «другом милым» и толкала сынишку, который,
глядя на мать, тоже ревел и кричал: «Тятя! тятя! где наш тятя?»
— Ты меня не любишь, ты и не говоришь со мной ни о чём, навалишься
на меня камнем, только и всего! Почему ты не любишь меня, разве я тебе не
жена? Чем я плоха, скажи!
Гляди, как матушка любила отца твоего, бывало — сердце моё от зависти рвётся…