Неточные совпадения
Грея спину около калорифера, Самгин развернул потрепанную, зачитанную
газету. Она — не угашала его раздражения.
Глядя на простые, резкие слова ее передовой статьи, он презрительно протестовал...
Лидия сидела в столовой
на диване, держа в руках
газету, но
глядя через нее в пол.
— Гм. — Он подмигнул и сделал рукой какой-то жест, вероятно долженствовавший обозначать что-то очень торжествующее и победоносное; затем весьма солидно и спокойно вынул из кармана
газету, очевидно только что купленную, развернул и стал читать в последней странице, по-видимому оставив меня в совершенном покое. Минут пять он не
глядел на меня.
Ему весело даже было подумать о том, как у начальника губернии вытянется физиономия, когда он будет ему рассказывать, как он произвел следствие; но — увы! — надежда его в этом случае не сбылась: в приемной губернатора он, как водится, застал скучающего адъютанта; сей молодой офицер пробовал было и
газету читать и в окно
глядеть, но ничего не помогало, все было скучно! Он начал, наконец, истерически зевать. При появлении Вихрова он посмотрел
на него сонными глазами.
По щеке у Лиды поползла крупная слеза и капнула
на книжку. Саша тоже опустила глаза и покраснела, готовая заплакать. Лаптев от жалости не мог уже говорить, слезы подступили у него к горлу; он встал из-за стола и закурил папироску. В это время сошел сверху Кочевой с
газетой в руках. Девочки поднялись и, не
глядя на него, сделали реверанс.
— А мне нравится наш старый, славный город! — говорил Смолин, с ласковой улыбкой
глядя на девушку. — Такой он красивый, бойкий… есть в нем что-то бодрое, располагающее к труду… сама его картинность возбуждает как-то… В нем хочется жить широкой жизнью… хочется работать много и серьезно… И притом — интеллигентный город… Смотрите — какая дельная
газета издается здесь… Кстати — мы хотим ее купить…
В одно утро Тюменев сидел
на широкой террасе своей дачи и пил кофе, который наливала ему Мерова. Тюменев решительно являл из себя молодого человека:
на нем была соломенная шляпа, летний пиджак и узенькие брючки. Что касается до m-me Меровой, то она была одета небрежно и нельзя сказать, чтобы похорошела: напротив — похудела и постарела. Напившись кофе, Тюменев стал просматривать
газету, a m-me Мерова начала
глядеть задумчиво вдаль. Вдруг она увидела подъехавшую к их даче пролетку, в которой сидел Бегушев.
Ошеломленный Персиков развернул
газету и прижался к фонарному столбу.
На второй странице в левом углу в смазанной рамке
глянул на него лысый, с безумными и незрячими глазами и с повисшею нижнею челюстью человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В. И. Персиков, открывший загадочный красный луч», — гласила подпись под рисунком. Ниже, под заголовком «Мировая загадка», начиналась статья словами...
— Учиться? Не в этом дело-с, сударь вы мой! Свободы нет, вот что! Ведь у меня какая жизнь? В трепете живу… с постоянной оглядкой… вполне лишен свободы желательных мне движений! А почему? Боюсь… Этот кикимора учитель в
газетах пишет
на меня… санитарный надзор навлекает, штрафы плачу… Постояльцы ваши, того
гляди, сожгут, убьют, ограбят… Что я против них могу? Полиции они не боятся… Посадят их — они даже рады — хлеб им даровой.
Нахмуренные глаза его
глядели свысока вниз,
на газету, лежавшую
на конторке.
Тот, не
глядя на него, взял рецепт, дочитал в
газете до точки и, сделавши легкий полуоборот головы направо, пробормотал...
Доктор долго щупал пульс Андрея Ивановича и в колебании
глядел в окно. Пульс был очень малый и частый. Такие больные с водянкою опасны: откажешь, а он, не доехав до дому, умрет
на извозчике;
газеты поднимут шум, и могут выйти неприятности. Больница была переполнена, кровати стояли даже в коридорах, но волей-неволей приходилось принять Андрея Ивановича. Доктор написал листок, и Андрея Ивановича вывели.
В один из зимних вечеров Владимир Семеныч сидел у себя за столом и писал для
газеты критический фельетон, возле сидела Вера Семеновна и по обыкновению
глядела на его пишущую руку. Критик писал быстро, без помарок и остановок. Перо поскрипывало и взвизгивало.
На столе около пишущей руки лежала раскрытая, только что обрезанная книжка толстого журнала.
Когда шаги генерала затихли, Андрей Хрисанфыч осмотрел полученную почту и нашел одно письмо
на свое имя. Он распечатал, прочел несколько строк, потом, не спеша,
глядя в
газету, пошел к себе в свою комнату, которая была тут же внизу, в конце коридора. Жена его Ефимья сидела
на кровати и кормила ребенка; другой ребенок, самый старший, стоял возле, положив кудрявую голову ей
на колени, третий спал
на кровати.