У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав
в ямской каретеУж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Беловзоров сидел угрюмо в углу, весь застегнутый и красный; на тонком лице графа Малевского постоянно бродила какая-то недобрая улыбка; он действительно впал в немилость у Зинаиды и с особенным стараньем подслуживался старой княгине, ездил с ней
в ямской карете к генерал-губернатору.
Неточные совпадения
Пешеход, отирая пот с лица, искал тени.
Ямская карета, с шестью пассажирами, медленно тащилась за город, едва подымая пыль за собою.
В четыре часа чиновники вышли из должности и тихо побрели по домам.
В четыре часа без десяти минут к крыльцу стаховской дачи подъехала
ямская карета, и человек еще молодой, благообразной наружности, просто и изящно одетый, вышел из нее и велел доложить о себе. Это был Егор Андреевич Курнатовский.
Четвероместный
ямской рыдван, запряженный двумя мохнатыми клячами, подполз к крыльцу, скрыпя колесами по сугробам неразметенного снега, и тщедушный лакей
в неправдоподобной ливрее выскочил из передней и с некоторою отчаянностью доложил, что
карета готова…
В черном фраке с плерезами, без шляпы на голове, он суетился, размахивал руками, бил себя по ляжкам, кричал то
в дом, то на улицу,
в направлении тут же стоявших погребальных дрог с белым катафалком и двух
ямских карет, возле которых четыре гарнизонные солдата
в траурных мантиях на старых шинелях и траурных шляпах на сморщенных лицах задумчиво тыкали
в рыхлый снег ручками незажженных факелов.
Мы поехали целым обществом
в двух
ямских четвероместных
каретах в Парголово.
Карета была заложена; но ямщик мешкал. Он зашел
в ямскую избу.
В избе было жарко, душно, темно и тяжело, пахло жильем, печеным хлебом, капустой и овчиной. Несколько человек ямщиков было
в горнице, кухарка возилась у печи, на печи
в овчинах лежал больной.
В десятом часу императрица приехала из Всесвятского
в Тверскую-Ямскую слободу, где пересела
в парадную
карету и начала въезд
в порядке, мало отличавшемся от въездов более позднего времени.