Неточные совпадения
Самгин свернул за угол
в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден
домами, наполнен шорохом деревьев
в садах, скрипом заборов, свистом
в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается
в город.
Дом Зотовой — тоже одноэтажный, его пять окон закрыты ставнями,
в щели двух просачивались полоски света, ложась лентами на густую тень
дома.
Затиснутый
в щель между гор, каменный, серый Тифлис, с его бесчисленными балконами, которые прилеплены к
домам как бы руками детей и похожи на птичьи клетки; мутная, бешеная Кура; церкви суровой архитектуры — все это не понравилось Самгину.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум
в темную
щель, прорванную ею
в нагромождении каменных
домов. На черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней
в окнах. Черная баржа прилепилась к берегу, на борту ее стоял человек, щупая воду длинным шестом, с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Сели на диван, плотно друг ко другу. Сквозь
щель в драпировке видно было, как по фасаду
дома напротив ползает отсвет фонаря, точно желая соскользнуть со стены; Варвара, закурив папиросу, спросила...
Он с пристрастным чувством, пробужденным старыми, почти детскими воспоминаниями, смотрел на эту кучу разнохарактерных
домов, домиков, лачужек, сбившихся
в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам оврага, спустившихся на дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, надстройками, с венецианскими окошками или едва заметными
щелями вместо окон, с голубятнями, скворечниками, с пустыми, заросшими травой, дворами.
Я именно предполагаю, что часть денег скрылась тогда же, и именно
в этом
доме, незадолго пред арестом,
в какую-нибудь
щель,
в расщелину, под какую-нибудь половицу, где-нибудь
в углу, под кровлей — для чего?
Приехавши
в небольшую ярославскую деревеньку около ночи, отец мой застал нас
в крестьянской избе (господского
дома в этой деревне не было), я спал на лавке под окном, окно затворялось плохо, снег, пробиваясь
в щель, заносил часть скамьи и лежал, не таявши, на оконнице.
Было приятно слушать добрые слова, глядя, как играет
в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем на досках косой крыши, — сквозь мохнатые
щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан, на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб
дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
Он, однакоже, жил не на Васильевском острову, а
в двух шагах от того места, где умер,
в доме Клугена, под самою кровлею,
в пятом этаже,
в отдельной квартире, состоящей из одной маленькой прихожей и одной большой, очень низкой комнаты с тремя
щелями наподобие окон.
Перед
домом, который занимали Николаевы, подпоручик остановился, охваченный минутной слабостью и, колебанием. Маленькие окна была закрыты плотными коричневыми занавесками, но за ними чувствовался ровный, яркий свет.
В одном месте портьера загнулась, образовав длинную, узкую
щель. Ромашов припал головой к стеклу, волнуясь и стараясь дышать как можно тише, точно его могли услышать
в комнате.
Не было бесполезной громады комнат, которая давила ее
в деревне; не слышно было таинственных шепотов, которые
в деревенском
доме ползли из всех
щелей.
На углу Напольной стоит двухэтажный обгоревший
дом. Сгорел он, видимо, уже давно: дожди и снега почти смыли уголь с его брёвен, только
в щелях да
в пазах остались, как сгнившие зубы, чёрные, отшлифованные ветром куски и, словно бороды, болтаются седые клочья пакли.
В солнечные дни тусклый блеск угля
в пазах испещряет
дом чёрными гримасами,
в дожди по гладким брёвнам обильно текут ржавые, рыжие слёзы. Окна нижнего этажа наглухо забиты досками, сквозь
щели угрюмо сверкают радужные стёкла, за стёклами — густая тьма, и
в ней живёт Собачья Матка.
Чтобы окончательно увериться
в этом, старуха добрела до самого колобовского
дома и сквозь
щель в ставне увидела Аришу, которая рассказывала все Самойлу Михеичу и Агнее Герасимовне.
Но этим еще не довольствуется Аким: он ведет хозяина по всем закоулкам мельницы, указывает ему, где что плохо, не пропускает ни одной
щели и все это обещает исправить
в наилучшем виде. Обнадеженный и вполне довольный, мельник отправляется. Проходят две недели; возвращается хозяин. Подъезжая к
дому, он не узнает его и глазам не верит: на макушке кровли красуется резной деревянный конь; над воротами торчит шест, а на шесте приделана скворечница; под окнами пестреет вычурная резьба…
В каждой
щели дома сидел человек, и с утра до поздней ночи
дом сотрясался от крика и шума, точно
в нём, как
в старом, ржавом котле, что-то кипело и варилось. Вечерами все люди выползали из
щелей на двор и на лавочку к воротам
дома; сапожник Перфишка играл на гармонике, Савёл мычал песни, а Матица — если она была выпивши — пела что-то особенное, очень грустное, никому не понятными словами, пела и о чём-то горько плакала.
Они сидели
в лучшем, самом уютном углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было попасть через узкую
щель между сараем и
домом; здесь было тихо, и, кроме неба над головой да стены
дома с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на земле, у корней её, сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Я наблюдал, как
в этих
щелях, куда инстинкт и скука жизни забивают людей, создаются из нелепых слов трогательные песни о тревогах и муках любви, как возникают уродливые легенды о жизни «образованных людей», зарождается насмешливое и враждебное отношение к непонятному, и видел, что «
дома утешения» являются университетами, откуда мои товарищи выносят знания весьма ядовитого характера.
Как бы подслушать, что барышни-то говорят?» — подумала Феоктиста Саввишна и, зная очень хорошо расположение дружественного для нее
дома, тотчас нашла дверь
в комнату барышень и, подойдя весьма осторожно, приложила к небольшой
щели ухо.
— Изо всех
щелей их старого
дома смотрят жёсткие глаза нищеты, торжествуя победу над этим семейством.
В доме, кажется, нет ни копейки денег и никаких запасов; к обеду посылали
в деревню за яйцами. Обед без мяса, и поэтому старик Бенковский говорит о вегетарианстве и о возможности морального перерождения людей на этой почве. У них пахнет разложением, и все они злые — от голода, должно быть. Я ездила к ним с предложением продать мне клок земли, врезавшийся
в мои владения.
Ворота отворены — одна половинка их, сорванная с петель, лежит на земле, и
в щели, между ее досками, проросла трава, густо покрывшая большой, пустынный двор
дома.
В глубине двора — низенькое закопченное здание с железной крышей на один скат. Самый
дом необитаем, но
в этом здании, раньше кузнице, теперь помещалась «ночлежка», содержимая ротмистром
в отставке Аристидом Фомичом Кувалдой.
Город имеет форму намогильного креста:
в комле — женский монастырь и кладбище, вершину — Заречье — отрезала Путаница, па левом крыле — серая от старости тюрьма, а на правом — ветхая усадьба господ Бубновых, большой, облупленный и оборванный
дом: стропила па крыше его обнажены, точно ребра коня, задранного волками, окна забиты досками, и сквозь
щели их смотрит изнутри
дома тьма и пустота.
Солнечный жар и блеск уже сменились прохладой ночи и неярким светом молодого месяца, который, образовывая около себя бледный светящийся полукруг на темной синеве звездного неба, начинал опускаться;
в окнах
домов и
щелях ставень землянок засветились огни. Стройные раины садов, видневшиеся на горизонте из-за выбеленных, освещаемых луною землянок с камышевыми крышами, казались еще выше и чернее.
Но вот уже разошлись по Иерусалиму верующие и скрылись
в домах, за стенами, и загадочны стали лица встречных. Погасло ликование. И уже смутные слухи об опасности поползли
в какие-то
щели, пробовал сумрачный Петр подаренный ему Иудою меч. И все печальнее и строже становилось лицо учителя. Так быстро пробегало время и неумолимо приближало страшный день предательства. Вот прошла и последняя вечеря, полная печали и смутного страха, и уже прозвучали неясные слова Иисуса о ком-то, кто предаст его.
Еще
в прошлом году осенью,
в тот самый день, когда жаба, отыскав себе хорошую
щель под одним из камней фундамента
дома, собиралась залезть туда на зимнюю спячку,
в цветник
в последний раз зашел маленький мальчик, который целое лето сидел
в нем каждый ясный день под окном
дома.
Маленькая комнатка, где она спала, выходила единственным своим окном на двор огромного
дома, похожий скорее не на двор, a на глубокий колодец. Но яркое июльское солнышко сумело пробиться и
в эту
щель и заглянуло
в крошечную комнатку… Теперь оно играло на черных волосах Милицы и на её нежном, смуглом лице.
Днем ставни ее
дома были наглухо закрыты, и все, казалось, покоилось
в нем мертвым сном. Спала и сама княжна. Просыпалась она только к вечеру, когда
дом весь освещался, что опять не было видно через глухие ставни, разве кое-где предательская полоска света пробивалась сквозь
щель и терялась
в окружающем
дом мраке.
Он встал со стула, взял ночник, запер дверь кабинета ключом, вышел
в ближнюю комнату,
в которой стояла кровать со штофными, зеленого, порыжелого цвета, занавесами, висевшими на медных кольцах и железных прутьях; отдернул занавесы, снял со стены,
в алькове кровати, пистолет, подошел к двери на цыпочках, приставил ухо к
щели замка и воротился
в кабинет успокоенный, что все
в доме благополучно.