Неточные совпадения
Он скептик и матерьялист, как все
почти медики, а вместе с этим
поэт, и не на шутку, —
поэт на деле всегда и часто на словах, хотя
в жизнь свою не написал двух стихов.
И поделом:
в разборе строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай
поэтДурачится;
в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с
честью и с умом.
Пообедав, он ушел
в свою комнату, лег, взял книжку стихов Брюсова,
поэта, которого он вслух порицал за его антисоциальность, но втайне любовался холодной остротой его стиха.
Почитал, подремал, затем пошел посмотреть, что делает Варвара; оказалось, что она вышла из дома.
— Бессонница! Месяца полтора.
В голове — дробь насыпана, знаете —
почти вижу: шарики катаются, ей-богу! Вы что молчите? Вы — не бойтесь, я — смирный! Все — ясно! Вы — раздражаете, я — усмиряю. «Жизнь для жизни нам дана», — как сказал какой-то Макарий,
поэт. Не люблю я
поэтов, писателей и всю вашу братию, — не люблю!
Это были люди умные, образованные, честные, состарившиеся и выслужившиеся «арзамасские гуси»; они умели писать по-русски, были патриоты и так усердно занимались отечественной историей, что не имели досуга заняться серьезно современностью Все они
чтили незабвенную память Н. М. Карамзина, любили Жуковского, знали на память Крылова и ездили
в Москве беседовать к И. И. Дмитриеву,
в его дом на Садовой, куда и я езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи
поэтом, — был министром юстиции.
У Тютчева было целое обоснованное теократическое учение, которое по грандиозности напоминает теократическое учение Вл. Соловьева. У многих русских
поэтов было чувство, что Россия идет к катастрофам. Еще у Лермонтова, который выражал
почти славянофильскую веру
в будущее России, было это чувство. У него есть страшное стихотворение...
Прилагаю переписку, которая свидетельствует о всей черноте этого дела. [
В Приложении Пущин поместил полученные Пушкиным анонимные пасквили, приведшие
поэта к роковой дуэли, и несколько писем, связанных с последней (
почти все — на французском языке; их русский перевод —
в «Записках» Пущина о Пушкине, изд. Гослитиздата, 1934 и 1937). Здесь не приводятся, так как не находятся
в прямой связи с воспоминаниями Пущина о великом
поэте и не разъясняют историю дуэли.]
По натуре он был более
поэт, рыболов, садовод и охотник; вообще мирный помещик, равнодушный ко всем приманкам
почести и тщеславия, но служил весь свой век, был прокурором
в столице, потом губернатором
в провинции, потом сенатором
в несравненной Москве, и на всяком месте он стремился быть человеком и был им, насколько позволяли обстоятельства.
— Как же ты согласен? —
почти закричал на него Живин. — А разве
в стихах любимого твоего
поэта Тимофеева [Тимофеев Алексей Васильевич (1812—1883) —
поэт, драматург, беллетрист.] где-нибудь есть какая-нибудь правда?
Словом, чтобы точнее определить его душевное состояние, выражусь стихами
поэта: «И внял он неба содроганье, и горних ангелов полет, и гад земных подводный ход, и дольней лозы прозябанье!» Точно
в такой же
почти сверхъестественной власти у Бема были и языки иностранные, из которых он не знал ни единого; несмотря на то, однако, как утверждал друг его Кольбер, Бем понимал многое, когда при нем говорили на каком-нибудь чужом языке, и понимал именно потому, что ему хорошо известен был язык натуры.
Погиб
поэт! — невольник
чести, —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом
в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
«Напрасный гнев, — продолжает Мопассан, — негодование
поэта. Война уважаема, почитаема теперь более, чем когда-либо. Искусный артист по этой части, гениальный убийца, г-н фон Мольтке отвечал однажды депутатам общества мира следующими страшными словами: «Война свята и божественного установления, война есть один из священных законов мира, она поддерживает
в людях все великие и благородные чувства:
честь, бескорыстие, добродетель, храбрость. Только вследствие войны люди не впадают
в самый грубый материализм».
Богатства неслыханные, красота неувядаемая, женихи изящные, богатые, знатные, все князья и генеральские дети, сохранившие для нее свои сердца
в девственной чистоте и умирающие у ног ее от беспредельной любви, и наконец он — он, идеал красоты, совмещающий
в себе всевозможные совершенства, страстный и любящий, художник,
поэт, генеральский сын — все вместе или поочередно, все это начинало ей представляться не только во сне, но даже
почти и наяву.
А ведь какой был прекраснейший малый, этот Прелестнов,
в то незабвенное время, когда он писал свою диссертацию"Гомер, как
поэт, как человек и как гражданин"! Совсем даже и не похож был на заговорщика! А теперь вот заговорщик, хитрец,
почти даже государственный преступник! Какое горькое сплетение обстоятельств нужно было, чтоб произвести эту метаморфозу!
Трудно не согласиться, что «созданного»
в лицах, изображаемых
поэтами, бывает и всегда бывало гораздо менее, а списанного с действительности гораздо более, нежели обыкновенно предполагают; трудно не прийти к убеждению, что
поэт в отношении к своим лицам
почти всегда только историк или автор мемуаров.
Бывают люди, у которых суждение о явлениях жизни состоит
почти только
в том, что они обнаруживают расположение к известным сторонам действительности и избегают других — это люди, у которых умственная деятельность слаба, когда подобный человек —
поэт или художник, его произведения не имеют другого значения, кроме воспроизведения любимых им сторон жизни.
Овидий и Виргилий
почти всегда растянуты; очень часто растянуты и горациевы оды; монотонность во всех трех
поэтах чрезвычайно велика; часто неприятным образом бросается
в глаза искусственность, натянутость.
Приглашая офицеров от имени предводителя на домашний праздник по случаю именин Ульяны Дм. Каневальской, Золотницкий настойчиво приглашал и меня, говоря, что хороший его приятель и сосед Ал. Фед. Бржесский,
поэт, жаждет познакомиться со мною. Такое настойчивое приглашение не могло не быть лестно для заброшенного
в дальний край одинокого бедного юноши. Я дал слово приехать; но
в чем? — был
почти неразрешимый вопрос
в моих обстоятельствах.
Была
в нем приятная и трогательная наивность, что-то прозрачное, детское; он все более напоминал мне славного мужика из тех, о которых пишут
в книжках. Как
почти все рыбаки, он был
поэт, любил Волгу, тихие ночи, одиночество, созерцательную жизнь.
Эльчанинов был
в восторге: он целовал, обнимал тысячу раз свою Лауру [Лаура — имя возлюбленной знаменитого итальянского
поэта Франческо Петрарки (1304—1374), воспетой им
в сонетах.] (так называл он Веру), а потом,
почти не помня себя, убежал домой.
Поэт, вздрогнув, согнулся, быстро выскочил из комнаты и
почти три недели прятался где-то. После он рассказывал слобожанам, что Жуков закричал ему — убью! — и бросил
в него сапогом.
Вообще же время 1836–1838 гг. было тревожно для Кольцова. Он чаще прежнего задумывался над вопросами, которых не мог решить, и сильнее прежнего чувствовал неудобства своего положения, из которого, однако, не мог выйти. Душевная борьба его выразилась
в это время во многих думах,
в которых
почти всегда находятся глубокие вопросы с очень слабыми и недостаточными ответами. Между прочим,
в одной думе
поэт старается оправдать и объяснить самые свои сомнения и вопросы...
Строго говоря, поэтическое чувство есть
почти во всяком человеке. Чрезвычайно трудно найти таких грубых и холодных людей, на которых ничто не производило бы впечатления, которые были бы равнодушны ко всему на свете. Но
в обыкновенных людях чувство это проявляется очень слабо и нередко заглушается разными житейскими расчетами и обстоятельствами.
В поэте же оно развивается весьма сильно, является господствующим над другими сторонами души и выражается очень ярко, несмотря на все внешние препятствия.
Одно слово: «Херррасков!!» Ломоносова Пунин упрекал
в слишком простом и вольном слоге, а к Державину относился
почти враждебно, говоря, что он более царедворец, нежели пиита [Державин Г. Р. (1743–1816) — известный русский
поэт.
— Ага! Во-от!.. Батенька мой!
В одном стихе,
в одном даже слове Тютчева больше настоящей поэзии, чем во всем вашем Некрасове… Возьмите-ка вот,
почитайте! Возьмите с собой домой, читайте медленно, вчитывайтесь
в каждое слово… Тогда поймете, что такое истинный
поэт и что такое Некрасов.
Этот кусок льду, облегший былое я, частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны были имена
чести, благородства, любви к ближним; подле него зияющая могила, во льду ж для него иссеченная; над этим чудным гробом, который служил вместе и саваном, маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и сверх того русским и Зудою; тут же на замерзлой реке черный невольник, сын жарких и свободных степей Африки, может быть, царь
в душе своей; волшебный свет луны, говорящей о другой подсолнечной, такой же бедной и все-таки драгоценной для тамошних жителей, как нам наша подсолнечная; тишина полуночи, и вдруг далеко, очень далеко, благовест, как будто голос неба, сходящий по лучу месяца, — если это не высокий момент для
поэта и философа, так я не понимаю, что такое поэзия и философия.
Театр Берга был
почти позабыт: жрицы этой своеобразной Мельпомены без всякого ущерба заменены французскими кокотками, после франко-германской войны особенно
в большом количестве прибывшими
в Россию,
в это, по выражению
поэта, «наивное царство», где, по доходившим до них слухам, было легко обирать наше будто богатое барство.
Раздались, при звуке мечей, громкие «виваты», и пропет был охриплым голосом почетнейших жителей кант [Кант (от кантата) — музыкальное произведение, торжественное по своему характеру; исполнялось певцами-солистами, а также хором
в сопровождении оркестра.], сочиненный
в честь виновника общего их благополучия,
в котором сравнивали его с Ликургом [Ликург — легендарный законодатель Спарты, по преданию живший
в IX
в. до н. э.], Солоном [Солон — знаменитый афинский мудрец, законодатель и
поэт.] и многими другими законодателями.