Неточные совпадения
Чаще всего дети играли
в цирк; ареной
цирка служил стол, а конюшни помещались под столом.
Цирк — любимая игра Бориса, он был директором и дрессировщиком лошадей, новый товарищ Игорь Туробоев изображал акробата и льва, Дмитрий Самгин —
клоуна, сестры Сомовы и Алина — пантера, гиена и львица, а Лидия Варавка играла роль укротительницы зверей. Звери исполняли свои обязанности честно и серьезно, хватали Лидию за юбку, за ноги, пытались повалить ее и загрызть; Борис отчаянно кричал...
— Что это, Волохов, вы, как
клоун в цирке, все выворачиваете себя наизнанку!..
Вся Москва от мала до велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как горы, протодиаконами, которые заставляли страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать
в обмороки, знаменитых
клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные театры и
цирки и только под конец спортсменов.
В цирке бывшего Никитина, на приятно пахнущей навозом коричневой жирной арене мертвенно-бледный
клоун Бом говорил распухшему
в клетчатой водянке Биму...
И вспоминал разных утешителей, которых видел
в жизни: бесстыдных женщин ярмарки,
клоунов цирка и акробатов, фокусников, укротителей диких зверей, певцов, музыкантов и чёрного Стёпу, «друга человеческого».
В брате Алексее тоже есть что-то общее с этими людями. А
в Тихоне Вялове — нет. И
в Пауле Менотти тоже нет.
Толстый
клоун, немец Майер, показывал
в цирке свинью; одетая
в длиннополый сюртук,
в цилиндре,
в сапожках бутылками, она ходила на задних ногах, изображая купца.
В этом порыве детской веселости всех больше удивил Паф — пятилетний мальчик, единственная мужская отрасль фамилии Листомировых; мальчик был всегда таким тяжелым и апатическим, но тут, под впечатлением рассказов и того, что его ожидало
в цирке, — он вдруг бросился на четвереньки, поднял левую ногу и, страшно закручивая язык на щеку, поглядывая на присутствующих своими киргизскими глазками, принялся изображать
клоуна.
Ливрейный персонал
цирка не успел вытянуться, по обыкновению,
в два ряда, как уже со стороны конюшен послышался пронзительный писк и хохот, и целая ватага
клоунов, кувыркаясь, падая на руки и взлетая на воздух, выбежала на арену.
По
цирку прокатился смех, и затрещали аплодисменты. Два
клоуна с белыми лицами, вымазанными черной и малиновой краской, выбежали с арены
в коридор. Они точно позабыли на своих лицах широкие, бессмысленные улыбки, но их груди после утомительных сальто-мортале дышали глубоко и быстро. Их вызвали и заставили еще что-то сделать, потом еще раз и еще, и только когда музыка заиграла вальс и публика утихла, они ушли
в уборную, оба потные, как-то сразу опустившиеся, разбитые усталостью.
Дневная репетиция окончена. Друг мой,
клоун Танти Джеретти, зовет меня к себе на завтрак: сегодня у него великолепная маньифика — «минестра» по-неаполитански. Я испрашиваю позволения прихватить по дороге оплетенную маисовой соломой бутылочку кианти. Живет Танти (уменьшительное от Константин)
в двух шагах от
цирка Чинизелли,
в однооконном номерке дешевой гостиницы. Семья его маленькая: он и жена Эрнестина Эрнестовна — «грациозная наездница», она же танцует
в первой паре циркового кордебалета.
Но директора
цирков отлично знали, что если публику и привлекают
в цирк кричащие имена «всемирно знаменитых соло-клоунов», то смеется она особенно громко, весело и непринужденно при выходах и маленьких репризах Танти Джеретти.
В этот сезон
в цирке «работал»
в качестве гастролера
клоун Менотти, — не простой, дешевый бедняга-клоун, валяющийся по песку, получающий пощечины и умеющий, ничего не евши со вчерашнего дня, смешить публику целый вечер неистощимыми шутками, — а клоун-знаменитость, первый соло-клоун и подражатель
в свете, всемирно известный дрессировщик, получивший почетные призы и так далее и так далее.
Нас — пятеро:
клоун из
цирка Чинизелли, Танти Джеретти с женой Эрнестиной Эрнестовной;
клоун Джиакомо Чирени (попросту Жакомино) из
цирка «Модерн»; ваш покорный слуга и гастролировавший за прошедший сезон
в обоих
цирках укротитель диких зверей Леон Гурвич, чистокровный и чистопородный еврей, единственный
в своем племени, кто после пророка Даниила занимается этой редкой, тяжелой и опасной профессией.
Был бенефис моего друга Антонио, музыкального
клоуна.
В тот день мы очень много пили.
В этот сезон работала
в цирке Зенида с ее львами. Вечер был необыкновенно удачный: смешной и веселый, и весь точно импровизация. Потом, когда публика уже разошлась, мы сидели с Антонио
в моей уборной и пили какой-то очень жестокий коньяк по его рекомендации. Огни
в цирке были уже потушены.
Нарядное белое платье с кружевными воланами было грязно до неузнаваемости. Целый кусок оборки волочился за ней
в виде шлейфа. Волосы растрепаны. Лицо красно. На лбу огромная царапина и кончик носа замазан глиной или землей, как это умышленно делают
клоуны в цирке.
— Двадцати лет… я был… был… простите меня! Не гоните меня! Я был…
клоуном в цирке!
Промчалось Рождество с его праздничной сутолокой, с его
цирком и
клоунами, куда я возила маленького принца, с елкой у нас
в Царском, куда мы ездили на Святках…