Неточные совпадения
Самовар загудел
в трубе; рабочие и семейные, убравшись с лошадьми, пошли обедать. Левин, достав из коляски свою провизию, пригласил с собою старика напиться чаю.
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит,
самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался налить
в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
В пекарне становилось все тише, на печи кто-то уже храпел и выл, как бы вторя гулкому вою ветра
в трубе. Семь человек за столом сдвинулись теснее, двое положили головы на стол, пузатый
самовар возвышался над ними величественно и смешно. Вспыхивали красные огоньки папирос, освещая красивое лицо Алексея, медные щеки Семена, чей-то длинный, птичий нос.
Он прикрыл
трубу самовара тушилкой и, наливая себе чай
в стакан, заметил, что руки у него дрожат.
По пути домой он застрял на почтовой станции, где не оказалось лошадей, спросил
самовар, а пока собирали чай, неохотно посыпался мелкий дождь, затем он стал гуще, упрямее, крупней, — заиграли синие молнии, загремел гром, сердитым конем зафыркал ветер
в печной
трубе — и начал хлестать, как из ведра,
в стекла окон.
Нам принесли туда соломы, сена; работник на траве подле реки наставил
самовар и, присев на корточки, начал усердно дуть
в трубу…
Еще издали, сквозь частую сетку дождя, заметил я избу с тесовой крышей и двумя
трубами, повыше других, по всей вероятности, жилище старосты, куда я и направил шаги свои,
в надежде найти у него
самовар, чай, сахар и не совершенно кислые сливки.
Направо от ворот спускалось во двор крыльцо с колеблющимися ступеньками и с небольшими сенцами вверху,
в которых постоянно пыхтел
самовар с вечно наставленною
трубою.
В окно, весело играя, заглядывал юный солнечный луч, она подставила ему руку, и когда он, светлый, лег на кожу ее руки, другой рукой она тихо погладила его, улыбаясь задумчиво и ласково. Потом встала, сняла
трубу с
самовара, стараясь не шуметь, умылась и начала молиться, истово крестясь и безмолвно двигая губами. Лицо у нее светлело, а правая бровь то медленно поднималась кверху, то вдруг опускалась…
— Как вы всегда говорите, Андрюша! — воскликнула мать. Стоя на коленях около
самовара, он усердно дул
в трубу, но тут поднял свое лицо, красное от напряжения, и, обеими руками расправляя усы, спросил...
Отворив дверь харчевни, приемыш вступил
в крошечную темную каморку, стены которой, живьем сколоченные из досок, не доходили до потолка. На полу шипел
самовар, распространявший вокруг себя огненную вычурную звезду.
Труба самовара, наполненная пылающими угольями, освещала раздутое лицо батрака Герасима.
Самовар свистит тише, но пронзительнее. Этот тонкий звук надоедливо лезет
в уши, — он похож на писк комара и беспокоит, путает мысли. Но закрыть
трубу самовара крышкой Илье не хочется: когда
самовар перестаёт свистеть,
в комнате становится слишком тихо… На новой квартире у Лунёва появились неизведанные до этой поры им ощущения. Раньше он жил всегда рядом с людьми — его отделяли от них тонкие деревянные переборки, — а теперь отгородился каменными стенами и не чувствовал за ними людей.
— Этот самый старичок, с узелком-то, генерала Жукова дворовый… У нашего генерала, царство небесное,
в поварах был. Приходит вечером: «Пусти, говорит, ночевать…» Ну, выпили по стаканчику, известно… Баба заходилась около
самовара, — старичка чаем попоить, да не
в добрый час заставила
самовар в сенях, огонь из
трубы, значит, прямо
в крышу,
в солому, оно и того. Чуть сами не сгорели. И шапка у старика сгорела, грех такой.
В огороде, около бани, под старой высокой сосной, на столе, врытом
в землю, буянил большой
самовар, из-под крышки, свистя, вырывались кудрявые струйки пара, из
трубы лениво поднимался зеленоватый едкий дым.
Корней рассказал матери, по какому делу заехал, и, вспомнив про Кузьму, пошел вынести ему деньги. Только он отворил дверь
в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла к
самовару, поправляя гудевшую над ним
трубу.
В полумраке мерцала тоненькая сальная свечка
в железном подсвечнике, воткнутом
в столб, да из длинной
трубы самовара вырывалось пламя от зажженной лучины; смутно видневшаяся лошадиная морда старательно грызла перилы, отделяющие сени от двора.
На улицах было по-прежнему тихо, но из
труб домов уже шел дым,
в окнах блестели
самовары, и были видны люди; по сизым от росы мосткам вдоль канав прошел густо натоптанный черный след.