Неточные совпадения
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда
в течение семи
дней шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная власть ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
С
течением времени Байбаков не только перестал тосковать, но даже до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета
в солдаты, если он каждый
день не будет выдавать ему на шкалик.
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины
в беспорядке уплывали вниз по
течению, а река журчала и двигалась
в своих берегах, точь-в-точь как за
день тому назад.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да
дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Почти
в течение целых пяти минут все хранили молчание; раздавался только стук, производимый носом дрозда о дерево деревянной клетки, на
дне которой удил он хлебные зернышки.
Бойко и метко стреляли
в цель, переплывали Днепр против
течения —
дело, за которое новичок принимался торжественно
в козацкие круги.
Грэй дал еще денег. Музыканты ушли. Тогда он зашел
в комиссионную контору и дал тайное поручение за крупную сумму — выполнить срочно,
в течение шести
дней.
В то время, как Грэй вернулся на свой корабль, агент конторы уже садился на пароход. К вечеру привезли шелк; пять парусников, нанятых Грэем, поместились с матросами; еще не вернулся Летика и не прибыли музыканты;
в ожидании их Грэй отправился потолковать с Пантеном.
Отойдя
в лес за мостик, по
течению ручья, девочка осторожно спустила на воду у самого берега пленившее ее судно; паруса тотчас сверкнули алым отражением
в прозрачной воде; свет, пронизывая материю, лег дрожащим розовым излучением на белых камнях
дна.
До самого вечера и
в течение всего следующего
дня Василий Иванович придирался ко всем возможным предлогам, чтобы входить
в комнату сына, и хотя он не только не упоминал об его ране, но даже старался говорить о самых посторонних предметах, однако он так настойчиво заглядывал ему
в глаза и так тревожно наблюдал за ним, что Базаров потерял терпение и погрозился уехать.
Он даже повторял эти, иногда тупые или бессмысленные, выходки и, например,
в течение нескольких
дней, ни к селу ни к городу, все твердил: «Ну, это
дело девятое!» — потому только, что сын его, узнав, что он ходил к заутрене, употребил это выражение.
Она ушла, прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но и
в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал
в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел и решил объясниться с нею. Но
в течение двух
дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
Лидия не пришла пить чай, не явилась и ужинать.
В течение двух
дней Самгин сидел дома, напряженно ожидая, что вот,
в следующую минуту, Лидия придет к нему или позовет его к себе. Решимости самому пойти к ней у него не было, и был предлог не ходить: Лидия объявила, что она нездорова, обед и чай подавали для нее наверх.
В течение недели он приходил аккуратно, как на службу, дважды
в день — утром и вечером — и с каждым
днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать
в Минск.
«Негодяй и, наверное, шпион», — отметил брезгливо Самгин и тут же подумал, что вторжение бытовых эпизодов
в драмы жизни не только естественно, а, прерывая
течение драматических событий, позволяет более легко переживать их. Затем он вспомнил, что эта мысль вычитана им
в рецензии какой-то парижской газеты о какой-то пьесе, и задумался о
делах практических.
В течение двух
дней он внимательно просмотрел подарок Козлова: книгу Радищева, — лондонское издание Герцена
в одном томе с сочинением князя Щербатова «О повреждении нравов
в России», — Данилевского «Россия и Европа», антисоциалиста Ле-Бона «Социализм», заглянул и
в книжки Ницше.
В этой тревоге он прожил несколько
дней, чувствуя, что тупеет, подчиняется меланхолии и — боится встречи с Мариной. Она не являлась к нему и не звала его, — сам он идти к ней не решался. Он плохо спал, утратил аппетит и непрерывно прислушивался к замедленному
течению вязких воспоминаний, к бессвязной смене однообразных мыслей и чувств.
В течение ближайших
дней он убедился, что действительно ему не следует жить
в этом городе. Было ясно:
в адвокатуре местной, да, кажется, и у некоторых обывателей, подозрительное и враждебное отношение к нему — усилилось. Здоровались с ним так, как будто, снимая шапку, оказывали этим милость, не заслуженную им. Один из помощников, которые приходили к нему играть
в винт, ответил на его приглашение сухим отказом. А Гудим, встретив его
в коридоре суда, крякнул и спросил...
Но лето, лето особенно упоительно
в том краю. Там надо искать свежего, сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни, сосны и черемухи; там искать ясных
дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти
в течение трех месяцев безоблачного неба.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что
в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее
течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил
в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал
в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а
дел у него нет.
Все эти психологические капризы старых
дев и барынь, на мои глаза,
в высшей степени достойны презрения, а отнюдь не внимания, и если я решаюсь упомянуть здесь об этой истории, то единственно потому, что этой кухарке потом,
в дальнейшем
течении моего рассказа, суждено сыграть некоторую немалую и роковую роль.
А здесь
дни за
днями идут, как близнецы, похожие один на другой, жаркие, страстные, но сильные, ясные и безмятежные —
в течение долгих месяцев.
Изредка нарушалось однообразие неожиданным развлечением. Вбежит иногда
в капитанскую каюту вахтенный и тревожно скажет: «Купец наваливается, ваше высокоблагородие!» Книги, обед — все бросается, бегут наверх; я туда же.
В самом
деле, купеческое судно, называемое
в море коротко купец, для отличия от военного, сбитое
течением или от неуменья править, так и ломит, или на нос, или на корму, того и гляди стукнется, повредит как-нибудь утлегарь, поломает реи — и не перечтешь, сколько наделает вреда себе и другим.
От этого сегодня вы обедаете
в обществе двадцати человек, невольно заводите знакомство, иногда успеет зародиться,
в течение нескольких
дней, симпатия; каждый
день вы с большим удовольствием спешите свидеться, за столом или
в общей прогулке, с новым и неожиданным приятелем.
Здесь мы, по тенистой и сырой тропинке, дошли до пустого шалаша, отдохнули, переправились по доске через речку, то того быструю, что, когда я, переходя по зыбкому мостику, уперся
в дно ручья длинной палкой, у меня мгновенно вырвало ее
течением из рук и вынесло
в море.
Несмотря на свою близость к старику Гуляеву, а также и на то, что
в течение многих лет он вел все его громадные
дела, Бахарев сам по себе ничего не имел, кроме знания приискового
дела и несокрушимой энергии.
Подобная комедия повторялась чуть не изо
дня в день в течение последних трех месяцев.
Устроить комнаты для Привалова — составляло для Заплатиной очень замысловатую и сложную задачу, которую она решила
в течение нескольких
дней самым блестящим образом.
Этот почтенный отец семейства совсем не вмешивался
в свои фамильные
дела, великодушно предоставив их собственному
течению.
Половодов остался очень доволен впечатлением своего подарка, который он обдумывал
в течение двух месяцев, когда сидел
в Узловско-Моховском банке за кипами разных банковских
дел.
В течение трех
дней у Привалова из головы не выходила одна мысль, мысль о том, что Надя уехала на Шатровские заводы.
Дело это крайне запутанное, так что мы останемся
в ответе за все упущения, которые были наделаны по опеке
в течение двадцати лет.
В Узле Привалов появлялся только на время, отчасти по
делам опеки, отчасти для своей мельницы. Nicolas Веревкин, конечно, ничего не выхлопотал и все сидел со своей нитью, на которую намекал Привалову еще
в первый визит. Впрочем, Привалов и не ожидал от деятельности своего адвоката каких-нибудь необыкновенных результатов, а, кажется, предоставил все
дело его естественному
течению.
Привалов переживал медовый месяц своего незаконного счастья. Собственно говоря, он плыл по
течению, которое с первого момента закружило его и понесло вперед властной пенившейся волной. Когда он ночью вышел из половодовского дома
в достопамятный
день бала, унося на лице следы безумных поцелуев Антониды Ивановны, совесть проснулась
в нем и внутренний голос сказал: «Ведь ты не любишь эту женщину, которая сейчас осыпала тебя своими ласками…»
Острый период болезни Лоскутова продолжался
дней десять,
в течение которых он ни разу не заснул, но потом он как-то вдруг «стишал» и точно весь распустился.
Дела на приисках у старика Бахарева поправились с той быстротой, какая возможна только
в золотопромышленном
деле.
В течение весны и лета он заработал крупную деньгу, и его фонды
в Узле поднялись на прежнюю высоту. Сделанные за последнее время долги были уплачены, заложенные вещи выкуплены, и прежнее довольство вернулось
в старый бахаревский дом, который опять весело и довольно глядел на Нагорную улицу своими светлыми окнами.
Но этот отдых продолжался всего один
день, а когда Хиония Алексеевна показалась
в курзале, она сразу попала
в то пестрое
течение,
в котором барахталась всю свою жизнь.
Впрочем, первый особенно не обременял своим присутствием, потому что был слишком занят своими личными
делами:
в течение года он успел еще раз подняться и спустить все до нитки.
— А я насчет того-с, — заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, — что если этого похвального солдата подвиг был и очень велик-с, то никакого опять-таки, по-моему, не было бы греха и
в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых
дел, коими
в течение лет и искупить малодушие.
Наконец хромой таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это было не так просто и легко, как казалось с берега.
Течение в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом
в дно реки, и все же
течением его сносило к самому устью.
В то время реку Билимбе можно было назвать пустынной.
В нижней половине река шириной около 20 м, глубиной до 1,5 м и имеет скорость
течения от 8 до 10 км
в час.
В верховьях реки есть несколько зверовых фанз. Китайцы приходили сюда
в Санхобе зимой лишь на время соболевания.
В этот
день нам удалось пройти км тридцать; до Сихотэ-Алиня оставалось еще столько же.
Шестом достать
дна нельзя было, потому что
течение относило его
в сторону.
На этом участке
в Нахтоху впадают следующие реки: с левой стороны — Бия и Локтоляги с перевалами на одну из прибрежных рек — Эхе. Из выдающихся горных вершин тут можно подниматься только до реки Малу-Сагды. На подъем против воды нужно четверо суток, а на сплав по
течению — один
день. Янсели сказал, что по реке Нахтоху идет кета, морская мальма и горбуша. Главная масса кеты направляется по реке Локтоляги, мальма поднимается до порогов реки Дагды, а горбуша — до реки Нунгини.
Я узнал только, что он некогда был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему тройкой лошадей, пропадал целый год и, должно быть, убедившись на
деле в невыгодах и бедствиях бродячей жизни, вернулся сам, но уже хромой, бросился
в ноги своей госпоже и,
в течение нескольких лет примерным поведеньем загладив свое преступленье, понемногу вошел к ней
в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал
в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на волю, приписался
в мещане, начал снимать у соседей бакши, разбогател и живет теперь припеваючи.
В течение трех
дней, предшествовавших удалению Маши, этих трех
дней, когда она «затосковала», Недопюскин пролежал у себя
в Бесселендеевке: он сильно простудился.
Кое-как дождался я вечера и, поручив своему кучеру заложить мою коляску на другой
день в пять часов утра, отправился на покой. Но мне предстояло еще
в течение того же самого
дня познакомиться с одним замечательным человеком.
В течение памятного
дня, когда он отыскал Малек-Аделя, Чертопханов чувствовал одну лишь блаженную радость… но на другое утро, когда он под низким навесом постоялого дворика стал седлать свою находку, близ которой провел всю ночь, что-то
в первый раз его кольнуло…
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал
в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый
день, уже собираясь уехать, он
в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Четвертого
дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало. Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год пошел;
в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
Я узнал ядовитые восторги холодного отчаяния; я испытал, как сладко,
в течение целого утра, не торопясь и лежа на своей постели, проклинать
день и час своего рождения, — я не мог смириться разом.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло
в голову: не лучше ли мне самому съездить
в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды
в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения
в течение одного
дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был
в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.