Неточные совпадения
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой
стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых
лучей солнца грациозную фигуру Вареньки,
в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось
в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми
лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего
в синей дали?
Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его
лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление;
в ущелье не проникал еще радостный
луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих
сторон над нами; густолиственные кусты, растущие
в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза, во все
стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным
лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее
в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что
в носу у него сидит гусар.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная луна. Длинная белая фигура юродивого с одной
стороны была освещена бледными, серебристыми
лучами месяца, с другой — черной тенью; вместе с тенями от рам падала на пол, стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал
в чугунную доску.
Солнечные
лучи с своей
стороны забирались
в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей.
Варвара указала глазами на крышу флигеля; там, над покрасневшей
в лучах заката трубою, едва заметно курчавились какие-то серебряные струйки. Самгин сердился на себя за то, что не умеет отвлечь внимание
в сторону от этой дурацкой трубы. И — не следовало спрашивать о матери. Он вообще был недоволен собою, не узнавал себя и даже как бы не верил себе. Мог ли он несколько месяцев тому назад представить, что для него окажется возможным и приятным такое чувство к Варваре, которое он испытывает сейчас?
— Нет, ошибается: и как иногда гибельно! Но у вас до сердца и не доходило, — прибавил он, — воображение и самолюбие с одной
стороны, слабость с другой… А вы боялись, что не будет другого праздника
в жизни, что этот бледный
луч озарит жизнь и потом будет вечная ночь…
Прошло пять лет. Многое переменилось и на Выборгской
стороне: пустая улица, ведущая к дому Пшеницыной, обстроилась дачами, между которыми возвышалось длинное, каменное, казенное здание, мешавшее солнечным
лучам весело бить
в стекла мирного приюта лени и спокойствия.
В окна с утра до вечера бил радостный
луч солнца, полдня на одну
сторону, полдня на другую, не загораживаемый ничем благодаря огородам с обеих
сторон.
И когда она появилась, радости и гордости Татьяны Марковны не было конца. Она сияла природной красотой, блеском здоровья, а
в это утро еще
лучами веселья от всеобщего участия, от множества — со всех
сторон знаков внимания, не только от бабушки, жениха, его матери, но
в каждом лице из дворни светилось непритворное дружество, ласка к ней и
луч радости по случаю ее праздника.
Один только старый дом стоял
в глубине двора, как бельмо
в глазу, мрачный, почти всегда
в тени, серый, полинявший, местами с забитыми окнами, с поросшим травой крыльцом, с тяжелыми дверьми, замкнутыми тяжелыми же задвижками, но прочно и массивно выстроенный. Зато на маленький домик с утра до вечера жарко лились
лучи солнца, деревья отступили от него, чтоб дать ему простора и воздуха. Только цветник, как гирлянда, обвивал его со
стороны сада, и махровые розы, далии и другие цветы так и просились
в окна.
За разговором он не обратил сначала внимания, но машинально, во время речи, несколько раз отклонял
в сторону голову, потому что яркий
луч сильно беспокоил и раздражал его больные глаза.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и
лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво
в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными
в противоположную от Столовой горы
сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив.
Картина, которую я увидел, была необычайно красива. На востоке пылала заря. Освещенное
лучами восходящего солнца море лежало неподвижно, словно расплавленный металл. От реки поднимался легкий туман. Испуганная моими шагами, стая уток с шумом снялась с воды и с криком полетела куда-то
в сторону, за болото.
Охотиться нам долго не пришлось. Когда мы снова сошлись, день был на исходе. Солнце уже заглядывало за горы,
лучи его пробрались
в самую глубь леса и золотистым сиянием осветили стволы тополей, остроконечные вершины елей и мохнатые шапки кедровников. Где-то
в стороне от нас раздался пронзительный крик.
Рано мы легли спать и на другой день рано и встали. Когда
лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз на повороте, с левой
стороны,
в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
Для того чтоб они могли скорее увидеть, где насыпан для них корм, проводятся,
в разные
стороны от привады, дорожки из хлебной мякины
в виде расходящихся
лучей; как только нападет на одну из них куропатка, то сейчас побежит по ней и закудахчет; на ее голос свалится вся стая и прямо по мякине, из которой мимоходом на бегу выклюет все зерна, отправится к приваде.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к
стороне заката, и когда девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми
лучами, оно опять показалось ей странным.
В глазах мальчика еще стояли слезы, но глаза эти были по-прежнему неподвижны; черты лица то и дело передергивались от нервных спазмов, но вместе с тем
в них виднелось недетское, глубокое и тяжелое горе.
Был тихий вечер. За горами,
в той
стороне, где только что спускалось солнце, небо окрасилось
в пурпур. Оттуда выходили
лучи, окрашенные во все цвета спектра, начиная от багряного и кончая лиловым. Радужное небесное сияние отражалось
в озерке, как
в зеркале. Какие-то насекомые крутились
в воздухе, порой прикасались к воде, отчего она вздрагивала на мгновение, и тотчас опять подымались кверху.
Две струи света резко лились сверху, выделяясь полосами на темном фоне подземелья; свет этот проходил
в два окна, одно из которых я видел
в полу склепа, другое, подальше, очевидно, было пристроено таким же образом;
лучи солнца проникали сюда не прямо, а прежде отражались от стен старых гробниц; они разливались
в сыром воздухе подземелья, падали на каменные плиты пола, отражались и наполняли все подземелье тусклыми отблесками; стены тоже были сложены из камня; большие широкие колонны массивно вздымались снизу и, раскинув во все
стороны свои каменные дуги, крепко смыкались кверху сводчатым потолком.
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое,
в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью
в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую
сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился
в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно,
в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его,
в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним
лучом его славы осветить себя.
Вы смотрите и на полосатые громады кораблей, близко и далеко рассыпанных по бухте, и на черные небольшие точки шлюпок, движущихся по блестящей лазури, и на красивые светлые строения города, окрашенные розовыми
лучами утреннего солнца, виднеющиеся на той
стороне, и на пенящуюся белую линию бона и затопленных кораблей, от которых кой-где грустно торчат черные концы мачт, и на далекий неприятельский флот, маячащий на хрустальном горизонте моря, и на пенящиеся струи,
в которых прыгают соляные пузырики, поднимаемые веслами; вы слушаете равномерные звуки ударов вёсел, звуки голосов, по воде долетающих до вас, и величественные звуки стрельбы, которая, как вам кажется, усиливается
в Севастополе.
С балкона
в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали
в разные
стороны дорожки, далее тихо плескалось
в берега озеро, облитое к одной
стороне золотыми
лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось
в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Случалось ли вам летом лечь спать днем
в пасмурную дождливую погоду и, проснувшись на закате солнца, открыть глаза и
в расширяющемся четырехугольнике окна, из-под полотняной сторы, которая, надувшись, бьется прутом об подоконник, увидать мокрую от дождя, тенистую, лиловатую
сторону липовой аллеи и сырую садовую дорожку, освещенную яркими косыми
лучами, услыхать вдруг веселую жизнь птиц
в саду и увидать насекомых, которые вьются
в отверстии окна, просвечивая на солнце, почувствовать запах последождевого воздуха и подумать: «Как мне не стыдно было проспать такой вечер», — и торопливо вскочить, чтобы идти
в сад порадоваться жизнью?
Только что поднялось усталое сентябрьское солнце; его белые
лучи то гаснут
в облаках, то серебряным веером падают
в овраг ко мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая
сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником
в желтых, рыжих и красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
Далеко, за лесами луговой
стороны, восходит, не торопясь, посветлевшее солнце, на черных гривах лесов вспыхивают огни, и начинается странное, трогающее душу движение: все быстрее встает туман с лугов и серебрится
в солнечном
луче, а за ним поднимаются с земли кусты, деревья, стога сена, луга точно тают под солнцем и текут во все
стороны, рыжевато-золотые.
Она казалась ему то легкомысленной и доброй, то — хитрой, прикрывающей за своим весельем какие-то тёмные мысли: иногда её круглые глаза, останавливаясь на картах, разгорались жадно, и лицо бледнело, вытягиваясь, иногда же она метала
в сторону Марфы сухой, острый
луч, и ноздри её красивого носа, раздуваясь, трепетали.
Войдя
в хату, он через несколько времени вышел оттуда на крылечко и с книгой и трубкой, за стаканом чаю, уселся
в стороне, не облитой еще косыми
лучами утра.
Фома вновь обернулся назад, и глаза его встретились с глазами Медынской. От ее ласкающего взгляда он глубоко вздохнул, и ему сразу стало легче, точно горячий
луч света проник
в его душу и что-то растаяло там. И тут же он сообразил, что не подобает ему вертеть головой из
стороны в сторону.
Александр Семенович несколько осекся, побурчал еще что-то и впал
в состояние изумления. Дело-то на самом деле было странное.
В первой камере, которую зарядили раньше всех, два яйца, помещающиеся у самого основания
луча, оказались взломанными. И одно из них даже откатилось
в сторону. Скорлупа валялась на асбестовом полу,
в луче.
Руки царя были нежны, белы, теплы и красивы, как у женщины, но
в них заключался такой избыток жизненной силы, что, налагая ладони на темя больных, царь исцелял головные боли, судороги, черную меланхолию и беснование. На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму из кроваво-красного астерикса, извергавшего из себя шесть
лучей жемчужного цвета. Много сотен лет было этому кольцу, и на оборотной
стороне его камня вырезана была надпись на языке древнего, исчезнувшего народа: «Все проходит».
Куропаточьи привады делаются не из снопов, а из хлебной мякины всякого рода: насыпается круг мякины, сажень
в поперечнике, и во все
стороны от этого круга,
в виде расходящихся
лучей, проводятся дорожки из той же мякины; длина их произвольная, и сказать, чем они будут длиннее, тем лучше.
Детские комнаты
в доме графа Листомирова располагались на южную
сторону и выходили
в сад. Чудное было помещение! Каждый раз, как солнце было на небе,
лучи его с утра до заката проходили
в окна;
в нижней только части окна завешивались голубыми тафтяными занавесками для предохранения детского зрения от излишнего света. С тою же целью по всем комнатам разостлан был ковер также голубого цвета и стены оклеены были не слишком светлыми обоями.
Лес осенью был еще красивее, чем летом: темная зелень елей и пихт блестела особенной свежестью; трепетная осина, вся осыпанная желтыми и красными листьями, стояла точно во сне и тихо-тихо шелестела умиравшею листвой,
в которой червонным золотом играли
лучи осеннего солнца; какие-то птички весело перекликались по
сторонам дороги; шальной заяц выскакивал из-за кустов, вставал на задние лапы и без оглядки летел к ближайшему лесу.
На луговой
стороне Волги, там, где впадает
в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там,
в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон,
в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась
в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою
в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть
в мае месяце, и
в самую ту минуту, как первый
луч земного света коснулся до его глазной перепонки,
в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а
в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье
в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех
в любви и рога при случае.
Перед ними лежала узкая дорога, ограждённая с обеих
сторон стволами деревьев. Под ногами простирались узловатые корни, избитые колёсами телег, а над ними — густой шатёр из ветвей и где-то высоко — голубые клочья неба.
Лучи солнца, тонкие, как струны, трепетали
в воздухе, пересекая наискось узкий, зелёный коридор. Запах перегнивших листьев окружал их.
Когда она представляется
в надзвездных высотах, созданной из
лучей, — то, разумеется, оборотная
сторона женской натуры воспринимается с болезненной чуткостью…
Встревоженные тихим движением лодки, за кормой с легким журчаньем лениво расплываются
в обе
стороны морщинки, розовые от последних
лучей солнца.
Стоя на сей горе, видишь на правой
стороне почти всю Москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам
в образе величественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце, когда вечерние
лучи его пылают на бесчисленных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся!
Был чудный майский вечер, лист только что раз лопушился на березах, осинах, вязах, черемухах и дубах. Черемуховые кусты за вязом были
в полном цвету и еще не осыпались. Соловьи, один совсем близко и другие два или три внизу
в кустах у реки, щелкали и заливались. С реки слышалось далеко пенье возвращавшихся, верно с работы, рабочих; солнце зашло за лес и брызгало разбившимися
лучами сквозь зелень. Вся
сторона эта была светлозеленая, другая, с вязом, была темная. Жуки летали и хлопались и падали.
Потом розовые
лучи разлились по небу с восточной
стороны и, смешавшись с сумерками, заиграли на зубцах частокола. Это розовое сияние упало вниз на землю, где прежде лежала густая тень, мягко легло на дерево колодца, на прибитую росою пыль, заиграло
в капельках на траве и разливалось все обильнее и дальше.
Взглянув
в сторону леса, я увидел вдали быстро приближавшуюся повозку. Седок привставал иногда и что-то делал над спиной ямщика; виднелись подымаемые и опускаемые руки. Косвенные
лучи вечернего солнца переливались слабыми искорками
в пуговицах и погонах.
Солнце стояло
в зените, посреди села, точно огромный костёр, ярко горела красная церковь; от пяти её глав во все
стороны, как иглы ежа, раскинулись, ослепляя, белые
лучи, золочёный крест колокольни таял
в синем небе, потеряв свои очертания.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые облака, освещенные с одной
стороны розовым блеском, лениво плыли
в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая
в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от
лучей еще не взошедшего солнца.
Ходит солнце низко зимой,
стороною, не упирает
лучами в землю, и ничто не шевелится. Станет солнышко ходить выше над головами, станет светить
в припор к земле, отогревается все на свете и начнет шевелиться.
Эта лагуна, окруженная со всех
сторон, представляет собой превосходную тихую гавань или рейд,
в глубине которого, утопая весь
в зелени и сверкая под
лучами заходящего солнца красно-золотистым блеском своих выглядывавших из-за могучей листвы белых хижин и красных зданий набережной, приютился маленький Гонолулу, главный город и столица Гавайского королевства на Сандвичевых островах.
Только к сумеркам мы догнали свой обоз и то потому, что он остановился около какой-то безыменной речки, впадающей
в Иггу с левой
стороны. Это было дикое ущелье величественной красоты.
В глубине его клубился туман, а вершины остроконечных гор еще озарялись
лучами солнца, уже скрывшегося за горизонтом.
Часов
в десять утра, когда дневное светило поднялось над горизонтом градусов на десять, справа и слева от него появилось два радужных светящихся пятна, и от них
в сторону протянулись длинные
лучи, суживающиеся к концам. Одновременно над солнцем появилась радуга, обращенная выпуклой частью к горизонту, а концами — к зениту. День был морозный, тихий, небо безоблачное, деревья сильно заиндевели.
Было еще темно, когда удэхеец разбудил меня.
В очаге ярко горел огонь, женщина варила утренний завтрак. С той
стороны, где спали стрелки и казаки, несся дружный храп. Я не стал их будить и начал осторожно одеваться. Когда мы с удэхейцем вышли из юрты, было уже совсем светло.
В природе царило полное спокойствие. Воздух был чист и прозрачен. Снежные вершины высоких гор уже озарились золотисторозовыми
лучами восходящего солнца, а теневые
стороны их еще утопали
в фиолетовых и синих тонах. Мир просыпался…
Человек, положивши свою жизнь
в подчинение закону разума и
в проявление любви, видит уж
в этой жизни, с одной
стороны лучи света того нового центра жизни, к которому он идет, с другой то действие, которое свет этот, проходящий через него, производит на окружающих.