Неточные совпадения
Но не на
костер глядел Тарас, не об огне он думал, которым собирались жечь его; глядел он, сердечный,
в ту
сторону, где отстреливались козаки: ему с высоты все было видно как на ладони.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул
в пальцы. Над баррикадой воздух был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах дыма. По ту
сторону баррикады, перед небольшим
костром, сидел на ящике товарищ Яков и отчетливо говорил...
Собирая дрова, я увидел совсем
в стороне, далеко от
костра, спавшего солона. Ни одеяла, ни теплой одежды у него не было. Он лежал на ельнике, покрывшись только одним своим матерчатым кафтаном. Опасаясь, как бы он не простудился, я стал трясти его за плечо, но солон спал так крепко, что я насилу его добудился. Да Парл поднялся, почесал голову, зевнул, затем лег опять на прежнее место и громко захрапел.
Вечером я записывал свои наблюдения, а Дерсу жарил на вертеле сохатину. Во время ужина я бросил кусочек мяса
в костер. Увидев это, Дерсу поспешно вытащил его из огня и швырнул
в сторону.
Лесной великан хмурился и только солидно покачивался из
стороны в сторону. Я вспомнил пургу около озера Ханка и снежную бурю при переходе через Сихотэ-Алинь. Я слышал, как таза подкладывал дрова
в огонь и как шумело пламя
костра, раздуваемое ветром. Потом все перепуталось, и я задремал. Около полуночи я проснулся. Дерсу и Китенбу не спали и о чем-то говорили между собой. По интонации голосов я догадался, что они чем-то встревожены.
Стрелок объяснил мне, что надо идти по тропе до тех пор, пока справа я не увижу свет. Это и есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел
в указанном направлении и ничего не увидел. Я хотел уже было повернуть назад, как вдруг сквозь туман
в стороне действительно заметил отблеск
костра. Не успел я отойти от тропы и пятидесяти шагов, как туман вдруг рассеялся.
Точно сговорившись, мы сделали
в воздух два выстрела, затем бросились к огню и стали бросать
в него водоросли. От
костра поднялся белый дым. «Грозный» издал несколько пронзительных свистков и повернул
в нашу
сторону. Нас заметили… Сразу точно гора свалилась с плеч. Мы оба повеселели.
Наконец узкая и скалистая часть долины была пройдена. Горы как будто стали отходить
в стороны. Я обрадовался, полагая, что море недалеко, но Дерсу указал на какую-то птицу, которая, по его словам, живет только
в глухих лесах, вдали от моря.
В справедливости его доводов я сейчас же убедился. Опять пошли броды, и чем дальше, тем глубже. Раза два мы разжигали
костры, главным образом для того, чтобы погреться.
Оказалось, что первым проснулся Дерсу; его разбудили собаки. Они все время прыгали то на одну, то на другую
сторону костра. Спасаясь от тигра, Альпа бросилась прямо на голову Дерсу. Спросонья он толкнул ее и
в это время увидел совсем близко от себя тигра. Страшный зверь схватил тазовскую собаку и медленно, не торопясь, точно понимая, что ему никто помешать не может, понес ее
в лес. Испуганная толчком, Альпа бросилась через огонь и попала ко мне на грудь.
В это время я услышал крик Дерсу.
На
костре грелся чай;
в стороне стояла оседланная лошадь.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у
костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя
костра и разносил искры по полю. По другую
сторону огня спал Дерсу.
В стороне глухо шумела река; где-то за деревней лаяла собака;
в одной из фанз плакал ребенок. Я завернулся
в бурку, лег спиной к
костру и сладко уснул.
С левой
стороны высилась скалистая сопка. К реке она подходила отвесными обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели
в нем
костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи, опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее
в котелок и долго варил. Затем он обратился ко всем со следующими словами...
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого была поставлена глухая двускатная палатка. Потом
в стороне на
кострах накалили камни, а у китайцев
в большом котле и 2 керосиновых банках согрели воды. Когда все было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли
в нее раскаленные камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда,
в палатке было тесно и приходилось мыться по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.
Во вторую половину дня нам удалось пройти только до перевала. Заметив, что вода
в речке начинает иссякать, мы отошли немного
в сторону и стали биваком недалеко от водораздела. Весело затрещали сухие дрова
в костре. Мы грелись около огня и делились впечатлениями предыдущей ночи.
Через час наблюдатель со
стороны увидел бы такую картину: на поляне около ручья пасутся лошади; спины их мокры от дождя. Дым от
костров не подымается кверху, а стелется низко над землей и кажется неподвижным. Спасаясь от комаров и мошек, все люди спрятались
в балаган. Один только человек все еще торопливо бегает по лесу — это Дерсу: он хлопочет о заготовке дров на ночь.
Вдруг лошади подняли головы и насторожили уши, потом они успокоились и опять стали дремать. Сначала мы не обратили на это особого внимания и продолжали разговаривать. Прошло несколько минут. Я что-то спросил Олентьева и, не получив ответа, повернулся
в его
сторону. Он стоял на ногах
в выжидательной позе и, заслонив рукой свет
костра, смотрел куда-то
в сторону.
Вечером стрелки и казаки сидели у
костра и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа тому назад они бились
в болоте, измученные и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А
в стороне, у другого
костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
Тотчас мы стали сушиться. От намокшей одежды клубами повалил пар. Дым
костра относило то
в одну, то
в другую
сторону. Это был верный признак, что дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился
в изморось. С деревьев продолжали падать еще крупные капли.
В стороне под покровом палатки спали мои стрелки, около них горел
костер.
Они не бросали искр, и дым от
костра относило
в сторону.
В той
стороне, где находились китайские фанзы, виднелись огоньки. Я почувствовал, что прозяб, вернулся
в юрту и стал греться у
костра.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили
костры на берегу реки и начали ставить палатки.
В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму.
В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были
в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Ночь была хотя и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во всех избах топились печи. Беловатый дым струйками выходил из труб и спокойно подымался кверху. Вся деревня курилась. Из окон домов свет выходил на улицу и освещал сугробы.
В другой
стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу, и направился прямо туда. Гольд сидел у
костра и о чем-то думал.
Я погрелся у огня и хотел уже было пойти назад
в юрту, но
в это время увидел
в стороне, около реки, отсвет другого
костра.
К утру я немного прозяб. Проснувшись, я увидел, что
костер прогорел. Небо еще было серое; кое-где
в горах лежал туман. Я разбудил казака. Мы пошли разыскивать свой бивак. Тропа, на которой мы ночевали, пошла куда-то
в сторону, и потому пришлось ее бросить. За речкой мы нашли другую тропу. Она привела нас к табору.
Выходила яркая картина,
в которой, с одной
стороны, фигурировали немилостивые цари: Нерон, Диоклетиан, Домициан и проч.,
в каком-то нелепо-кровожадном забытьи твердившие одни и те же слова: «Пожри идолам! пожри идолам!» — с другой, кроткие жертвы их зверских инстинктов, с радостью всходившие на
костры и отдававшие себя на растерзание зверям.
К великому нашему изумлению на перевале не было ороча. Он спустился на другую
сторону хребта — об этом ясно говорили оставленные им следы. Действительно, скоро за водоразделом мы увидели дым
костра и около него нашего провожатого. Он объявил нам, что речка, на которую нас теперь привела вода, называется Туки и что она впадает
в Хунгари. Затем он сказал, что дальше не пойдет и вернется на Тумнин.
Небо сверкало звездами, воздух был наполнен благовонием от засыхающих степных трав, речка журчала
в овраге,
костер пылал и ярко освещал наших людей, которые сидели около котла с горячей кашицей, хлебали ее и весело разговаривали между собою; лошади, припущенные к овсу, также были освещены с одной
стороны полосою света…
Костер горел ярко, и безлицые тени дрожали вокруг него, изумленно наблюдая веселую игру огня. Савелий сел на пень и протянул к огню прозрачные, сухие руки. Рыбин кивнул
в его
сторону и сказал Софье...
На большой торговой площади, внутри Китай-города, было поставлено множество виселиц. Среди их стояло несколько срубов с плахами. Немного подале висел на перекладине между столбов огромный железный котел. С другой
стороны срубов торчал одинокий столб с приделанными к нему цепями, а вокруг столба работники наваливали
костер. Разные неизвестные орудия виднелись между виселицами и возбуждали
в толпе боязливые догадки, от которых сердце заране сжималось.
Погода была чудная, солнечная, тихая, с бодрящим свежим воздухом. Со всех
сторон трещали
костры, слышались песни. Казалось, все праздновали что-то. Бутлер
в самом счастливом, умиленном расположении духа пошел к Полторацкому. К Полторацкому собрались офицеры, раскинули карточный стол, и адъютант заложил банк
в сто рублей. Раза два Бутлер выходил из палатки, держа
в руке,
в кармане панталон, свой кошелек, но, наконец, не выдержал и, несмотря на данное себе и братьям слово не играть, стал понтировать.
Я заснул как убитый, сунув лицо
в песок — уж очень комары и мошкара одолевали, — особенно когда дым от
костра несся
в другую
сторону.
Подымитесь на нагорный берег, подымитесь ночью и взгляните тогда на луга:
костры замелькают перед вами как звезды, им конца нет
в обе
стороны, они пропадают за горизонтом…
Благодаря силе, сноровке молодцов, а также хорошему устройству посудинки им не предстояло большой опасности; но все-таки не мешало держать ухо востро. Брызги воды и пены ослепляли их поминутно и часто мешали действовать веслами. Но, несмотря на темноту, несмотря на суровые порывы ветра, которые кидали челнок из
стороны в сторону, они не могли сбиться с пути.
Костер служил им надежным маяком. Захар, сидевший на руле и управлявший посудиной, не отрывал глаз от огня, который заметно уже приближался.
Когда Егорушка вернулся к реке, на берегу дымил небольшой
костер. Это подводчики варили себе обед.
В дыму стоял Степка и большой зазубренной ложкой мешал
в котле. Несколько
в стороне, c красными от дыма глазами, сидели Кирюха и Вася и чистили рыбу. Перед ними лежал покрытый илом и водорослями бредень, на котором блестела рыба и ползали раки.
В двадцати шагах от
костра, на границе дороги с полем стоял деревянный могильный крест, покосившийся
в сторону.
Компания расположилась на крайнем звене плота, выдвинутого далеко
в пустынную гладь реки. На плоту были настланы доски, посреди их стоял грубо сколоченный стол, и всюду были разбросаны пустые бутылки, корзины с провизией, бумажки конфет, корки апельсин…
В углу плота насыпана груда земли, на ней горел
костер, и какой-то мужик
в полушубке, сидя на корточках, грел руки над огнем и искоса поглядывал
в сторону господ. Господа только что съели стерляжью уху, теперь на столе пред ними стояли вина и фрукты.
В круг от
костра вступило четверо: еще мужик Иван Гнедых, однофамилец Еремея, и Васька Соловьев, щеголь; и сразу стало шумно и весело. Даже Еремей повеселел, во все
стороны заулыбался и вздернул на лоб картуз.
Красные пятна от
костра вместе с тенями ходили по земле около темных человеческих фигур, дрожали на горе, на деревьях, на мосту, на сушильне; на другой
стороне обрывистый, изрытый бережок весь был освещен, мигал и отражался
в речке, и быстро бегущая бурливая вода рвала на части его отражение.
Для этих крикунов нет ничего заветного; мы слышали, с каким цинизмом восставали они против истории, против прав личности, льгот общественных, науки, образования; всё готовы были они нести на свой мерзостный
костер из угождения идолам, которым они поработили себя:, хотя нет никакого сомнения, что стоило бы только этим идолам кивнуть пальцем
в другую
сторону, и жрецы их запели бы мгновенно иную песню и разложили бы иной
костер».
Солнце стояло
в зените, посреди села, точно огромный
костёр, ярко горела красная церковь; от пяти её глав во все
стороны, как иглы ежа, раскинулись, ослепляя, белые лучи, золочёный крест колокольни таял
в синем небе, потеряв свои очертания.
Талимон замолчал, выбросил из
костра уголек и, перекинув его несколько раз с ладони на ладонь, стал раскуривать свою короткую трубку. Я спросил, что сталось потом с жестокой мельничихой. Талимон сплюнул
в сторону.
Красное зарево
костров, освещая низины леса, усиливало мрак
в его вершинах и по
сторонам.
Действительно, удэхейцы никогда больших
костров не раскладывают и, как бы ни зябли, никогда ночью не встают, не поправляют огня и не подбрасывают дров. Так многие спят и зимою. На ночь удэхейцы устроились
в стороне от нас. Они утоптали мох ногами и легли без подстилки, где кому казалось удобнее, прикрывшись только своими халатами.
Вечером я опять почувствовал себя плохо и вышел из дома пройтись по берегу реки. На небе не было ни звезд, ни луны, дул ветер с моря, начинал накрапывать дождь. На той
стороне реки горел
костер, и свет его ярко отражался
в черной, как смоль, воде.
На ночь разложили большой
костер. Нагретый воздух быстро поднимался кверху и опаливал сухую листву на деревьях. Она вспыхивала и падала на землю
в той
стороне, куда относил ее легкий ветерок.
Туземцы ушли, а мы принялись устраиваться на ночь. Односкатная палатка была хорошо поставлена, дым от
костров ветер относил
в сторону, мягкое ложе из сухой травы, кусок холодного мяса, черные сухари и кружка горячего чая заменили нам самую комфортабельную гостиницу и самый изысканный ужин
в лучшем городском ресторане.
Мои спутники стояли у
костров и, отвернувши
в сторону свои лица, сушили белье на руках и делились впечатлениями пройденного пути.
К восьми часам утра мы перебрались через последний мыс и подошли к реке Нельме. На другой ее
стороне стояла юрта. Из отверстия
в ее крыше выходил дым; рядом с юртой на песке лежали опрокинутые вверх дном лодки, а на самом берегу моря догорал
костер, очевидно он был разложен специально для нас. Его-то мы и видели ночью. Из юрты вышел человек и направился к реке.
В левой руке он держал за жабры большую рыбину, а
в правой — нож.