Неточные совпадения
Только из этого Китая выходят не
китайцы и не китайки, а выходит Миша и говорит: «Маменька, подите сюда,
в Китай!» Вот будто я сбираюсь к нему идти, а народ сзади меня кричит: «Не ходи к нему, он обманывает: Китай не там, Китай на нашей
стороне».
Мы с ним гуляли по улицам, и если впереди нас шел
китаец и, не замечая нас, долго не сторонился с дороги, Стокс без церемонии брал его за косу и оттаскивал
в сторону.
Вот уж другие сутки огибаем острова Гото с окружающими их каменьями. Делают опись берегам, но течение мешает: относит
в сторону. Недаром у
китайцев есть поговорка: хороши японские товары, да трудно обойти Гото. Особенно для их судов — это задача. Всех островов Гото, кажется, пять.
Вы едва являетесь
в порт к индийцам, к
китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как
в Петербурге; является портной, с длинной косой,
в кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете на берег — жители не разбегаются
в стороны, а встречают толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить
в гостиницу.
Одега 2-я (по-удэгейски Одэхе) с левой
стороны принимает
в себя ключ Луговой. Раньше, по рассказам
китайцев, здесь была небольшая лудева, но она сгорела.
Китайцы ее возобновлять не стали и ушли на реку Пхусун.
В горах с правой
стороны реки, против фанзы Сиу Фу,
китайцы мыли золото, но бросили это дело вследствие того, что добыча драгоценного металла не оправдывала затрачиваемых на нее усилий.
Следы все время шли по реке. По ним видно было, что
китаец уже не пытался перелезать через бурелом, а обходил его
стороной. Та к прошли мы еще с полчаса. Но вот следы круто повернули
в сторону. Мы направились по ним. Вдруг с соседнего дерева слетели две вороны.
За «щеками» долина опять расширяется. Эта местность называется Илимо — по имени реки, впадающей
в Такему с правой
стороны. Длина ее — 35 км, и
в истоках она состоит из трех горных ручьев. Наиболее интересный — левый ее приток Чаку с перевалом на Такунчи (приток Такемы). По словам туземцев,
в верховьях Чаку есть высокая скалистая сопка, которую
китайцы называют Ян-Лаза (то есть «Трубчатая скала»). Средний безымянный ключик приведет путника на Билимбе, а правый — на Сяо-Кему.
Дерсу и Чжан Бао приветствовали старика по-своему, а затем принялись раскладывать огонь и готовить ужин. Я сел
в стороне и долго рассматривал
китайца.
Следуя за рекой, тропа уклоняется на восток, но не доходит до истоков, а поворачивает опять на север и взбирается на перевал Кудя-Лин [Гу-цзя-лин — первая (или хребет) семьи Гу.], высота которого определяется
в 260 м. Подъем на него с юга и спуск на противоположную
сторону — крутые. Куполообразную гору с левой
стороны перевала
китайцы называют Цзун-ган-шань [Цзунь-гань-шань — гора, от которой отходят главные дороги.]. Она состоит главным образом из авгитового андезита.
Действительно, шагах
в 50 от речки мы увидели
китайца. Он сидел на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился на камне, а голова склонилась на левую
сторону. На правом плече сидела ворона. При нашем появлении она испуганно снялась с покойника.
Мы так устали за день, что не пошли дальше и остались здесь ночевать. Внутри фанзы было чисто, опрятно. Гостеприимные
китайцы уступили нам свои места на канах и вообще старались всячески услужить. На улице было темно и холодно; со
стороны моря доносился шум прибоя, а
в фанзе было уютно и тепло…
По дороге Дерсу рассказал мне, что исстари к западу от Сихотэ-Алиня жили гольды, а с восточной
стороны — удэгейцы, но потом там появились охотники-китайцы. Действительно, манзовские охотничьи шалаши встречались во множестве. Можно было так соразмерить свой путь, чтобы каждый раз ночевать
в балагане.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого была поставлена глухая двускатная палатка. Потом
в стороне на кострах накалили камни, а у
китайцев в большом котле и 2 керосиновых банках согрели воды. Когда все было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли
в нее раскаленные камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда,
в палатке было тесно и приходилось мыться по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.
Постройка с правой
стороны двора служила конюшней для лошадей и хлевом для рогатого скота. Изъеденная колода и обгрызенные столбы свидетельствуют о том, что лошадям зимой дают мало сена.
Китайцы кормят их резаной соломой вперемешку с бобами. Несмотря на это, лошади у них всегда
в хорошем теле.
На всем протяжении река принимает
в себя с правой
стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.]. От места слияния их идет тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
После принятия
в себя Тайцзибери Иман поворачивает на запад. Здесь он шириною около 140 м, глубиной 3–4 м. Дальше с левой
стороны в него впадают две маленькие речки: Шаньдапоуза [Сань-да-пао-цзы — третья большая заводь.] (8 км) и Кауланьтунь [Као-лян-тун — снежный поселок.] (15 км). Последнюю
китайцы называют Динзахе (Золотая река).
Стояла китайская фанзочка много лет
в тиши, слушая только шум воды
в ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и веселым смехом.
Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек
в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки последний раз напились чаю и стали устраиваться на ночь.
Палки, которыми работали
китайцы, имели с одной
стороны небольшую сеточку
в виде ковшика, а с другой — железный крючок.
Внутри фанзы, по обе
стороны двери, находятся низенькие печки, сложенные из камня с вмазанными
в них железными котлами. Дымовые ходы от этих печей идут вдоль стен под канами и согревают их. Каны сложены из плитнякового камня и служат для спанья. Они шириной около 2 м и покрыты соломенными циновками. Ходы выведены наружу
в длинную трубу, тоже сложенную из камня, которая стоит немного
в стороне от фанзы и не превышает конька крыши. Спят
китайцы всегда голыми, головой внутрь фанзы и ногами к стене.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись
в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы попали
в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло
в разные
стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти вода.
Сегодня первый раз приказано было сократить выдачу буды наполовину. Но и при этом расчете продовольствия могло хватить только на 2 суток. Если по ту
сторону Сихотэ-Алиня мы не сразу найдем жилые места, придется голодать. По словам
китайцев, раньше
в истоках Вай-Фудзина была зверовая фанза, но теперь они не знают, существует она или нет.
Одна с левой
стороны, у подножия террасы, — низкая и очень живописная, с углублением вроде ниши,
в котором
китайцы устроили кумирню, а другая — с правой, как раз против устья Вангоу, носящая название Янтун-Лаза [Янь-тун-ла-цзы — скала
в виде печной трубы.].
3 часа мы шли без отдыха, пока
в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы.
В воздухе стояла такая жара, что далее
в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились
в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Посидев еще немного, я пошел дальше. Все время мне попадался
в пути свежеперевернутый колодник. Я узнал работу медведя. Это его любимейшее занятие. Слоняясь по тайге, он подымает бурелом и что-то собирает под ним на земле.
Китайцы в шутку говорят, что медведь сушит валежник, поворачивая его к солнцу то одной, то другой
стороной.
На половине пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с левой
стороны есть скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик
китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли
в фанзу, сделалось землетрясение, и все люди слышали, как ночью скала Да-Лаза стонала. По словам
китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей, до которой произрастает женьшень. Дальше на север никто его не встречал.
Рыцарское обращение с женщиной возводится почти
в культ и
в то же время не считается предосудительным уступить за деньги приятелю свою жену; или вот еще лучше: с одной
стороны, отсутствие сословных предрассудков — здесь и с ссыльным держат себя, как с ровней, а с другой — не грех подстрелить
в лесу китайца-бродягу, как собаку, или даже поохотиться тайком на горбачиков.
В тот же вечер Ашанин перебрался к французам
в их анамитский дом. Середину его занимала, как почти во всех туземных домах, приспособленных для жилья французов, большая, открытая с двух
сторон, так сказать сквозная, комната, служившая столовой, а по бокам ее было несколько комнат. Дом был окружен рядом деревьев, дававших тень. Ашанину отвели одну из комнат и вообще устроили его хорошо, с истинно товарищеским радушием. Один из трех юношей китайцев-слуг был предоставлен к услугам Володи.
Среди плавника попадались и кости кита: огромные челюсти, ребра и массивные позвонки весом по 15–16 килограммов каждый. Чжан-Бао взял один из обломков
в руку. К нему поспешно подошел Карпушка и стал просить не трогать костей на песке. Не понимая,
в чем дело,
китаец бросил ребро
в сторону. Ороч поспешно поднял его и бережно положил на прежнее место, старательно придав ему то положение,
в котором оно находилось ранее.
С правой
стороны тропы какой-то благочестивый
китаец, вероятно скупщик мехов, поставил небольшую деревянную кумирню и повесил
в ней лубочную картинку с изображением многочисленных божеств с прищуренными глазами и сияниями вокруг голов.
Что англичане убили еще тысячу
китайцев за то, что
китайцы ничего не покупают на деньги, а их край поглощает звонкую монету, что французы убили еще тысячу кабилов за то, что хлеб хорошо родится
в Африке и что постоянная война полезна для формирования войск, что турецкий посланник
в Неаполе не может быть жид и что император Наполеон гуляет пешком
в Plombières и печатно уверяет народ, что он царствует только по воле всего народа, — это всё слова, скрывающие или показывающий давно известное; но событие, происшедшее
в Люцерне 7 июля, мне кажется совершенно ново, странно и относится не к вечным дурным
сторонам человеческой природы, но к известной эпохе развития общества.
Китаец, не поднимая головы, молча шел по дороге. Офицер наскакал на него и бешено замахнулся нагайкою.
Китаец что-то стал говорить, разводил руками. Офицер помчался
в сторону. Из-под копыт его лошади ветер срывал гигантские клубы желтоватой пыли.
Вот
китаец повернул
в сторону…