Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом
в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние
дубы, трем человекам
в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз,
в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами
в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной
стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же
стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались
в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
После перевала тропа идет сначала правым берегом реки, потом переходит через топкое болото на левый берег, затем снова возвращается на правую
сторону, каковой и придерживается уже до самого устья.
В верхней половине река Квандагоу заросла хвойным лесом, а
в нижней — исключительно лиственными породами: тополем,
дубом, березой, осокорем, осиной, кленом и т.д.
На другой день с бивака мы снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого берега реки. На этом пути Нахтоху принимает
в себя с правой
стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской березой и монгольским
дубом. Начиная от Локтоляги, она постепенно склоняется к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.
Рододендроны были теперь
в полном цвету, и от этого скалы, на которых они росли, казались пурпурно-фиолетовыми. Долину Фудзина можно назвать луговой. Старый
дуб, ветвистая липа и узловатый осокорь растут по ней одиночными деревьями. Невысокие горы по
сторонам покрыты смешанным лесом с преобладанием пихты и ели.
К полудню мы доехали еще до одной возвышенности, расположенной на самом берегу реки, с левой
стороны. Сопка эта высотою 120–140 м покрыта редколесьем из
дуба, березы, липы, клена, ореха и акаций. Отсюда шла тропинка, вероятно, к селу Вознесенскому, находящемуся западнее, километрах
в двенадцати.
С Тютихе на Аохобе можно попасть и другой дорогой. Расстояние между ними всего только 7 км. Тропа начинается от того озерка, где мы с Дерсу стреляли уток. Она идет по ключику на перевал, высота которого равна 310 м. Редколесье по склонам гор, одиночные старые
дубы в долинах и густые кустарниковые заросли по увалам — обычные для всего побережья. Спуск на Аохобе
в 2 раза длиннее, чем подъем со
стороны Тютихе. Тропа эта продолжается и далее по побережью моря.
По всем признакам видно было, что горы кончаются. Они отодвинулись куда-то
в сторону, и на место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью.
Дуб и липа дровяного характера с отмерзшими вершинами растут здесь кое-где группами и
в одиночку. Около самой реки — частые насаждения ивы, ольхи и черемухи. Наша тропа стала принимать влево,
в горы, и увела нас от реки километра на четыре.
Мальчик поднял кольцо, во весь дух пустился бежать и
в три минуты очутился у заветного дерева. Тут он остановился задыхаясь, оглянулся во все
стороны и положил колечко
в дупло. Окончив дело благополучно, хотел он тот же час донести о том Марье Кириловне, как вдруг рыжий и косой оборванный мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к
дубу и запустил руку
в дупло. Саша быстрее белки бросился к нему и зацепился за его обеими руками.
По мере того как одна
сторона зеленого
дуба темнеет и впадает
в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны становятся синими,
в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки
в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке
в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Она обвилась руками вокруг его шеи и прижалась горячим влажным ртом к его губам и со сжатыми зубами, со стоном страсти прильнула к нему всем телом, от ног до груди. Ромашову почудилось, что черные стволы
дубов покачнулись
в одну
сторону, а земля поплыла
в другую, и что время остановилось.
Г-н Клюбер, с своей
стороны, сделал все, что полагал нужным для увеселения компании; попросил ее усесться
в тени развесистого
дуба — и, достав из бокового кармана небольшую книжечку, под заглавием: «Knallerbsen — oder Du sollst und wirst lachen!» (Петарды — или Ты должен и будешь смеяться!), принялся читать разбирательные анекдоты, которыми эта книжечка была наполнена.
Он сказал, что с одной
стороны фасада растет очень высокий
дуб, вершина которого поднимается выше третьего этажа.
В третьем этаже, против
дуба, расположены окна комнат, занимаемых Галуэем, слева и справа от него,
в том же этаже, помещаются Томсон и Дигэ. Итак, мы уговорились с Попом, что я влезу на это дерево после восьми, когда все разойдутся готовиться к торжеству, и употреблю
в дело таланты, так блестяще примененные мной под окном Молли.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими
дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные
стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
По древнему обычаю, он испытывает силы
в кулачной борьбе и заговаривает свои силы: «Стану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь из избы
в двери, из ворот
в ворота,
в чистое поле
в восток,
в восточную
сторону, к окияну-морю, и на том святом окияне-море стоит стар мастер, муж святого окияна-моря, сырой
дуб креповастый; и рубит тот старый мастер муж своим булатным топором сырой
дуб, и как с того сырого
дуба щепа летит, такожде бы и от меня (имярек) валился на сыру землю борец, добрый молодец, по всякий день и по всякий час.
Был чудный майский вечер, лист только что раз лопушился на березах, осинах, вязах, черемухах и
дубах. Черемуховые кусты за вязом были
в полном цвету и еще не осыпались. Соловьи, один совсем близко и другие два или три внизу
в кустах у реки, щелкали и заливались. С реки слышалось далеко пенье возвращавшихся, верно с работы, рабочих; солнце зашло за лес и брызгало разбившимися лучами сквозь зелень. Вся
сторона эта была светлозеленая, другая, с вязом, была темная. Жуки летали и хлопались и падали.
И всадник взъехал на курган,
Потом с коня он соскочил
И так
в раздумьи говорил:
«Вот место — мертвый иль живой
Он здесь… вот
дуб — к нему спиной
Прижавшись, бешеный старик
Рубился — видел я хоть миг,
Как окружен со всех
сторонС пятью рабами бился он,
И дорого тебе, Литва,
Досталась эта голова!..
Орешник глушил его и не давал солнца. Но дубок тянулся кверху и стал сильнее
в тени орешника. Прошло сто лет. Орешник давно засох, а
дуб из желудя поднялся до неба и раскинул шатер на все
стороны.
Оттого, что
дуб и вяз, когда их распарят
в бане, гнутся и не ломаются, а береза и липа на все
стороны мочалятся.
Сын так же, как и отец, махнул рукой и выбежал на двор. Дом Ширяева стоял одиночкой у балки, которая бороздой проходила по степи верст на пять. Края ее поросли молодым
дубом и ольхой, а на дне бежал ручей. Дом одною
стороною глядел на балку, другою выходил
в поле. Заборов и плетней не было. Их заменяли всякого рода стройки, тесно жавшиеся друг к другу и замыкавшие перед домом небольшое пространство, которое считалось двором и где ходили куры, утки и свиньи.