Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не судьба,
батюшка, судьба — индейка: заслуги привели к тому. (
В сторону.)Этакой свинье лезет всегда
в рот счастье!
Городничий. Две недели! (
В сторону.)
Батюшки, сватушки! Выносите, святые угодники!
В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии!. На улицах кабак, нечистота! Позор! поношенье! (Хватается за голову.)
Ну,
батюшка, — сказал он, прочитав письмо и отложив
в сторону мой паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером переведен
в *** полк, и чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай
в Белогорскую крепость, где ты будешь
в команде капитана Миронова, доброго и честного человека.
—
Батюшка Петр Андреич! — сказал добрый дядька дрожащим голосом. — Побойся бога; как тебе пускаться
в дорогу
в нынешнее время, когда никуда проезду нет от разбойников! Пожалей ты хоть своих родителей, коли сам себя не жалеешь. Куда тебе ехать? Зачем? Погоди маленько: войска придут, переловят мошенников; тогда поезжай себе хоть на все четыре
стороны.
Тужите, знай, со
стороны нет мочи,
Сюда ваш
батюшка зашел, я обмерла;
Вертелась перед ним, не помню что врала;
Ну что же стали вы? поклон, сударь, отвесьте.
Подите, сердце не на месте;
Смотрите на часы, взгляните-ка
в окно:
Валит народ по улицам давно;
А
в доме стук, ходьба, метут и убирают.
— Отрезав это, Дмитрий Федорович еще раз поклонился, затем, вдруг обернувшись
в сторону своего «
батюшки», сделал и тому такой же почтительный и глубокий поклон.
— Подрядчика,
батюшка. Стали мы ясень рубить, а он стоит да смотрит… Стоял, стоял, да и пойди за водой к колодцу: слышь, пить захотелось. Как вдруг ясень затрещит да прямо на него. Мы ему кричим: беги, беги, беги… Ему бы
в сторону броситься, а он возьми да прямо и побеги… заробел, знать. Ясень-то его верхними сучьями и накрыл. И отчего так скоро повалился, — Господь его знает… Разве сердцевина гнила была.
Невежа ты! Глазеешь, рот разиня,
По
сторонам, а
батюшка, великий
Премудрый царь, дивится, что за дура
В высокие хоромы забежала
Незваная. Деревня ты, деревня!
Поди к нему, не бойся, не укусит,
Да кланяйся пониже!
Батюшка, с своей
стороны, разревновался и стал обличать Сенечку
в ереси.
Наш домик на Петербургской
стороне, который
батюшка купил полгода спустя после переселения нашего
в Петербург, был также продан.
— Ни тебя не видно,
батюшка, ни супротивника твоего! — сказал он, бледнея, — видна площадь, народу полна; много голов на кольях торчит; а
в стороне костер догорает и человеческие кости к столбу прикованы!
Послали за
батюшкой, но, прежде нежели он успел прийти, Евпраксеюшка,
в терзаниях и муках, уж разрешилась. Порфирий Владимирыч мог догадаться по беготне и хлопанью дверьми, которые вдруг поднялись
в стороне девичьей, что случилось что-нибудь решительное. И действительно, через несколько минут
в коридоре вновь послышались торопливые шаги, и вслед за тем
в кабинет на всех парусах влетела Улитушка, держа
в руках крохотное существо, завернутое
в белье.
Батюшка окончательно обробел и даже заморгал
в сторону попадьи. Он так и ждал, что Аннинька обидится. Но Аннинька не обиделась и без всякой ужимки ответила...
Иудушка встал и с шумом отодвинул свой стул,
в знак окончания собеседования.
Батюшка, с своей
стороны, тоже поднялся и занес было руку для благословения; но Порфирий Владимирыч,
в виде особого на сей раз расположения, поймал его руку и сжал ее
в обеих своих.
— Так Владимиром,
батюшка, назвали? — сказал он, печально качая головой
в сторону Евпраксеюшкиной комнаты.
Говоря это, Иудушка старался смотреть
батюшке в глаза,
батюшка тоже, с своей
стороны, старался смотреть
в глаза Иудушке. Но, к счастью, между ними стояла свечка, так что они могли вволю смотреть друг на друга и видеть только пламя свечи.
— Ну, вот и слава Богу! И всегда так вести себя нужно, чтобы жизнь наша, словно свеча
в фонаре, вся со всех
сторон видна была… И осуждать меньше будут — потому, не за что! Вот хоть бы мы: посидели, поговорили, побеседовали — кто же может нас за это осудить? А теперь пойдем да Богу помолимся, а потом и баиньки. А завтра опять встанем… так ли,
батюшка?
—
Батюшки! — взвизгнула Палага, рванувшись
в сторону.
— Все так же,
батюшка Тимофей Федорович! Ничего не кушает, сна вовсе нет; всю ночь прометалась из
стороны в сторону, все изволит тосковать, а о чем — сама не знает! Уж я ее спрашивала: «Что ты, мое дитятко, что ты, моя радость? Что с тобою делается?..» — «Больна, мамушка!» — вот и весь ответ; а что болит, бог весть!
—
Батюшка, — сказал он торопливо, — дай-ка я съезжу
в челноке на ту
сторону — на верши погляжу: должно быть, и там много рыбы. Я заприметил
в обед еще, веревки так вот под кустами-то и дергает. Не унесло бы наши верши. Ванюшка один справится с веслами.
— И-и-и,
батюшка, куды! Я чай, он теперь со страху-то забился
в уголок либо
в лукошко и смигнуть боится. Ведь он это так только… знамо, ребятеночки!.. Повздорили за какое слово, да давай таскать… А то и мой смирен, куда те смирен! — отвечал дядя Аким, стараясь, особенно
в эту минуту, заслужить одобрение рыбака за свое усердие, но со всем тем не переставая бросать беспокойные взгляды
в ту
сторону, где находился Гришутка.
— Яша,
батюшка, голубчик, не оставь старика: услужи ты мне! — воскликнул он наконец, приподымаясь на ноги с быстротою, которой нельзя было ожидать от его лет. — Услужи мне! Поколь господь продлит мне век мой, не забуду тебя!.. А я… я было на них понадеялся! — заключил он, обращая тоскливо-беспокойное лицо свое к
стороне Оки и проводя ладонью по глазам,
в которых показались две тощие, едва приметные слезинки.
—
Батюшка, отец ты наш, послушай-ка, что я скажу тебе, — подхватывала старушка, отодвигаясь, однако ж,
в сторону и опуская руку на закраину печи, чтобы
в случае надобности успешнее скрыться с глаз мужа, — послушай нас… добро затрудил себя!.. Шуточное дело, с утра до вечера маешься; что мудреного… не я одна говорю…
Первую половину вопроса статский советник признал правильною и, дабы удовлетворить потерпевшую
сторону, обратился к уряднику, сказав: это все ты, каналья, сплетни разводишь! Но относительно проторей и убытков вымолвил кратко: будьте и тем счастливы, чего бог простил! Затем, запечатлев урядника, проследовал
в ближайшее село, для исследования по доносу тамошнего
батюшки, будто местный сельский учитель превратно толкует события, говоря: сейте горохи, сажайте капусту, а о прочем не думайте!
С своей
стороны и
батюшка с матушкой не по разуму усердствовали. С утра до вечера поповский сын молотил, веял и собирал
в житницы, а когда возвращался домой, ему долбили
в уши: опомнись! восчувствуй! А под конец даже высватали ему невесту, у которой одна ноздря залегла от природы и один глаз вытек от болезни.
Когда же встречается с ним мужик и, остановясь
в стороне, снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: «Здравствуй,
батюшка князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!» — то князь немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает головой и ласково говорит ему «Bonjour, mon ami, bonjour!», [Здравствуй, друг мой, здравствуй! (франц.)] и много подобных слухов ходило
в Мордасове; князя никак не могли забыть: он жил
в таком близком соседстве!
К моему удовольствию,
батюшка согласился на мою просьбу. Он не взялся, конечно, отстоять мою абсолютную правду, но обещал защитить меня от злостных преувеличений, к которым, наверное, не усомнятся прибегнуть кабатчики, чтоб очернить меня перед начальством. Со своей
стороны, я вспомнил, что нынешней осенью мне прислали сотню кустов какой-то неслыханной земляники, и предложил матушке
в будущем году отделить несколько молодых отростков для ее огорода.
— Что,
батюшка Никита Федорыч, — начал мельник, переминаясь, но со всем тем бросая плутовские взгляды на собеседника каждый раз, как тот опускал голову, моргал или поворачивался
в другую
сторону, — признаться сказать… вы меня маненько обижаете…
Бригадирша. Так, мой
батюшка! (Схватила одни карты и подбежала к Советнику.) Вот, бывало, коли кто виноват, так и скажут: с той
стороны не проси вот этого, а с этой этого; а потом (держа
в одной руке карты, одним пальцем шмыгает, между тем Советник остановляет игру
в шахматы и смотрит на нее с нежностию) тот и выглядывает карточку; а там до этой карты и пойдет за всякую дранье; там розно: краля по щеке, холоп за ухо волок.
Сын. Эдакой осел! (
В сторону.) Il ne me flatte pas… [Он не льстит мне (франц.).] Я вам еще сказываю,
батюшка, je vous le repete [Я вам повторяю (франц.).], что мои уши к таким терминам не привыкли. Я вас прошу, je vous en prie [Я вас прошу (франц.).], не обходиться со мною так, как вы с вашим ефрейтором обходились. Я такой же дворянин, как и вы, monsieur.
Акулина как бы успокоилась, и только судорожно стиснутые губы и смертная бледность лица свидетельствовали, что не все еще стихло
в груди ее; но потом, когда дружка невесты произнес: «Отцы,
батюшки, мамки, мамушки и все добрые соседушки, благословите молодого нашего отрока
в путь-дорогу,
в чистое поле,
в зеленые луга, под восточную
сторону, под красное солнце, под светлый месяц, под часты звезды, к божьему храму, к колокольному звону», и особенно после того, как присутствующие ответили: «Бог благословит!», все как бы разом окончательно
в ней замерло и захолонуло.
— Ай,
батюшки светы!.. Ягод-то что, ягод-то!.. — вскликнула Фленушка и живо бросилась
в сторону, оставя Парашу вдвоем с Васильем Борисычем.
— Повечерие на отходе, — чуть не до земли кланяясь Патапу Максимычу, сказал отец Спиридоний, монастырский гостиник, здоровенный старец, с лукавыми, хитрыми и быстро, как мыши, бегающими по
сторонам глазками. — Как угодно вам будет, гости дорогие, —
в часовню прежде, аль на гостиный двор, аль к
батюшке отцу Михаилу
в келью? Получаса не пройдет, как он со службой управится.
«Нет у вас
батюшки, не будет у вас и матушки. Ты, дочка, будь птичкой ласточкой, летай над водой; ты, сынок, будь соловейчиком, распевай по зарям; а я буду кукушечкой, буду куковать по убитому по своему мужу». И они все разлетелись
в разные
стороны.
Долго бы лежать тут Марку Данилычу, да увидела его соседка Акулина Прокудина. Шла Акулина с ведрами по воду близ того места, где упал Марко Данилыч. Вгляделась… «
Батюшки светы!.. Сам Смолокуров лежит». Окликнула — не отвечает,
в другой,
в третий раз окликнула — ни словечка
в ответ. Поставила Акулина ведра, подошла: недвижим Марко Данилыч, безгласен, рот на
сторону, а сам глухо хрипит. Перепугалась Акулина, взяла за руку Марка Данилыча — не владеет рука.
— Вот, Митя, потеха была сегодня! — смеясь, заговорила Наташа. — Выкупались мы перед ужином и переехали
в лодке на ту
сторону; возвратились назад, — я весла выбросила на берег, выпрыгнула сама и нечаянно ногою оттолкнула лодку. Лида сидела на корме, — вдруг как вскочит: «Ах, господи-батюшки! Спасайся, кто может!» — и как была, одетая, —
в воду!
Первый урок был батюшкин. Я узнала это за столом,
в то время как с трудом заставляла себя выпить жидкий, отдающий мочалою чай и съесть казенную сухую булку. Узнала и то, что Закону Божию все учились прилежно и что дружно «обожали»
батюшку, относившегося равно отечески-справедливо ко всему классу. Сегодня меня, казалось, оставили
в покое, только рыженькая Запольская сердито-насмешливо бросила
в мою
сторону...
Мухоморов (
в сторону). На беду, окаянный подписался коллежским под двумя актами. Надо просить пощады… (Падая на колени.) Пощадите, отец родной! Пощадите,
батюшка, Петр Сергеевич!
— Что ты, варвар, старый, что слово, то обух у тебя! Батюшки-светы! Сразил, как ножом зарезал детище свое… Разве она тебе не люба! — кричала и металась во все
стороны Лукерья Савишна, как помешанная, между тем как девушки спрыскивали лицо Насти богоявленской водою, а отец, подавляя
в себе чувство жалости к дочери, смотрел на все происходящее, как истукан.
— Никак нет, батюшка-барин, не письмо, — запинаясь начала Устинья, между тем как Никанор, отвернувшись
в сторону, старался сморгнуть застилавшие его глаза слезы.
— Что ты, варвар старый, что ни слово, то обух у тебя!
Батюшки светы! Сразил, как ножом зарезал, дитя свое… Разве она тебе не люба? — кричала и металась во все
стороны Лукерья Савишна, как помешанная, между тем, как девушка вспрыскивала лицо Насти богоявленской водой, а отец, подавляя
в себе чувство жалости к дочери, смотрел на все происходившее, как истукан.