Неточные совпадения
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от мира сего».
Старший сын его сослан, средний — сидит
в тюрьме, младший, отказавшись учиться
в гимназии, ушел из шестого
класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
Все, что говорил Турчанинов, он говорил совершенно серьезно, очень мило и тем тоном, каким говорят молодые учителя, первый раз беседуя с учениками
старших классов. Между прочим, он сообщил, что
в Париже самые лучшие портные и самые веселые театры.
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен с рисунками
старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да
в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке
в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
Этот страшный учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розг и половина слушателей стояла на коленях, сделал Ивана Федоровича аудитором, [Аудитор —
старший ученик, помогающий учителю.] несмотря на то что
в классе было много с гораздо лучшими способностями.
На ученической квартире, которую после смерти отца содержала моя мать, я был «
старшим».
В этот год одну комнату занимал у нас юноша Подгурский, сын богатого помещика, готовившийся к поступлению
в один из высших
классов. Однажды директор, посетив квартиру, зашел
в комнату Подгурского
в его отсутствии и повел
в воздухе носом.
Мне было интересно узнать, что скрывается
в этой мгла с мрачным неверием, бурей и громами… Но
в это время на одной из кроватей послышалось движение, и раздался голос младшего Конахевича. Это был мальчик не особенно способный, но усидчивый и серьезный.
Старший был прежде его кумиром. Теперь он догнал его, и оба были
в одном
классе.
Сначала мечты о диссертации, о переводе
в другое место, потом женитьба, сладость сонной истомы, карты
в клубе, прогулки за шлагбаумом, сплетни, посещения погребка Вайнтрауба, откуда учителя выходят обнявшись, не совсем твердыми шагами, или — маленького домика за грабником, где порой наставники встречаются с питомцами из
старших классов…
Было это уже весной, подходили экзамены, наши вечера и танцы прекратились, потом мы уехали на каникулы
в деревню. А когда опять подошла осень и мы стали встречаться, я увидел, что наша непрочная «взаимная симпатия» оказалась односторонней. Задатки этой драмы были даны вперед. Мы были одногодки. Я перешел
в пятый
класс и оставался по — прежнему «мальчишкой», а она стала красивым подростком пятнадцати лет, и на нее стали обращать внимание ученики
старших классов и даже взрослые кавалеры.
Это был Гаврило Жданов, впоследствии мой приятель, недавно приехавший
в наш город, чтобы поступить
в один из
старших классов гимназии.
Я был
в последнем
классе, когда на квартире, которую содержала моя мать, жили два брата Конахевичи — Людвиг и Игнатий. Они были православные, несмотря на неправославное имя
старшего. Не обращая внимания на насмешки священника Крюковского, Конахевич не отказывался от своего имени и на вопросы
в классе упрямо отвечал: «Людвиг. Меня так окрестили».
Спасибо вам за ответ о Сутормине — он исправно занимается русской грамотой, явится со временем пред Коньком-Горбунком… [Пущин помогал молодому туринскому учителю Сутормину готовиться к экзамену
в Тобольске на звание учителя
старших классов. Автор «Конька-Горбунка» П. П. Ершов был учителем а тобольской гимназии, где должен был экзаменоваться Сутормин.]
Женясь на Марье Михайловне, Ульрих Райнер переехал
в Петербург и открыл с женою частный пансион,
в котором сам был и начальником и учил языкам воспитанников
старших классов.
Юнкера
старшего класса уже успели разобрать, по присланному из Петербурга списку, двести офицерских вакансий
в двухстах различных полках. По субботам они ходили
в город к военным портным примерить
в последний раз мундир, сюртук или пальто и ежедневно, с часа на час, лихорадочно ждали заветной телеграммы,
в которой сам государь император поздравит их с производством
в офицеры.
Инспектора звали Тыквой за его лысую голову. И посыпались угрозы выгнать, истолочь
в порошок, выпороть и обрить на барабане всякого, кто завтра на попечительский смотр не обреется и не острижется. Приехал попечитель, длинный и бритый. И предстали перед ним
старшие классы, высокие и бритые —
в полумасках. Загорелые лица и белые подбородки и верхние губы свежеобритые… смешные физиономии были.
Из них
старший тогда только что окончил курс, а второй был
в философском
классе.
Но всего более приводили меня
в отчаяние товарищи:
старшие возрастом и ученики средних
классов не обращали на меня внимания, а мальчики одних лет со мною и даже моложе, находившиеся
в низшем
классе, по большей части были нестерпимые шалуны и озорники; с остальными я имел так мало сходного, общего
в наших понятиях, интересах и нравах, что не мог с ними сблизиться и посреди многочисленного общества оставался уединенным.
Вопль бедного инвалида возбудил такую жалость
в молодых сердцах, что несколько учеников
старшего класса, и
в том числе Александр Княжевич, нарушили запрещение, прошли
в калитку на задний двор и начали громко требовать, чтоб квартермистр перестал наказывать виноватого.
Камашев находился
в отпуску; должность главного надзирателя исправлял надзиратель «благонравной» комнаты Василий Петрович Упадышевский, а должность инспектора
классов —
старший учитель российской словесности Лев Семеныч Левицкий.
В тот же день сделался известен список назначаемых
в студенты; из него узнали мы, что все ученики
старшего класса, за исключением двух или трех, поступят
в университет; между ними находились Яковкин и я.
Последний вызвал по именам шестнадцать человек из высшего
класса,
в том числе, разумеется,
старшего Княжевича, и под прикрытием вооруженных солдат приказал отвести их
в карцер.
‹…›Троицын день у лютеран
в особенном почете, и если я не ошибаюсь,
в школе он праздновался
в течение трех суток. Тут младших два
класса под предводительством надзирателей уходили на какую-нибудь ближайшую ферму, а нам,
старшим, предоставлялось право нанимать верховых лошадей и под предводительством надзирателя пускаться
в довольно отдаленные прогулки.
Прогулка длилась час,
в два часа все садились за приготовительный получасовой урок, а от половины третьего до половины пятого шли два послеобеденных урока
в младших
классах; а
в двух
старших присоединялся от половины пятого до половины шестого третий послеобеденный ежедневный латинский урок независимо от утреннего.
Часа через два мне указано было мое место по возрасту
в старшей палате, номер первый, а по ученью я был назначен
в третий
класс этажом ниже, занимавший во время уроков помещение второй палаты.
С половины двенадцатого до половины первого шел четвертый утренний урок для
старших классов; а
в половине первого снова по звонку все бежало
в общую залу к двойному ряду столов, где всякий за обедом занимал свое обычное место.
Вечером, для
старших классов в 10 часов, по приглашению дежурного надзирателя, все становились около своих мест и, сложивши руки с переплетенными пальцами, на минуту преклоняли головы, и затем каждый, сменив одежду на халат, а сапоги на туфли, клал платье на свое место на стол и ставил сапоги под лавку; затем весь
класс с величайшей поспешностью сбегал три этажа по лестнице и, пробежав через нетопленые сени, вступал
в другую половину здания, занимаемого, как сказано выше, темными дортуарами.
Затем назначаю
старшим в классе Сельского.
И дивеса действительно деялись непонятные: был у этой госпожи
старший сын
в училище, и был он первый потаскун, и ленивый нетяг, и ничему не учился, но как пришло дело к экзамену, она шлет за Пименом и дает ему заказ помолиться, чтоб ее сына
в другой
класс перевели.
Класс наполнялся вдруг разноголосными жужжаниями: авдиторы [Авдиторы — ученики
старших классов, которым доверялась проверка знаний учеников младших
классов.] выслушивали своих учеников; звонкий дискант грамматика попадал как раз
в звон стекла, вставленного
в маленькие окна, и стекло отвечало почти тем же звуком;
в углу гудел ритор, которого рот и толстые губы должны бы принадлежать, по крайней мере, философии.
Грамматики, риторы, философы и богословы, [Грамматики и риторы —
в духовных семинариях так называли учеников младших
классов; философы и богословы — ученики
старших классов.] с тетрадями под мышкой, брели
в класс.
А между тем учиться он начал решительно лучше всех нас: запинаясь, заикаясь и конфузясь, он обыкновенно начинал отвечать свои уроки и всегда их знал, так что к концу года за прилежание, а главное, я думаю, за возмужалый возраст, он и сделан был у нас
в классе старшим.
Оттого
в этот период моей жизни я постоянно стоял за учителей, начальников и т. д. и был очень любим начальством и
старшими классами.
По рядам девочек прошел ропот: это было наказание, достойное разве что седьмушек! Оставить без передника
старшую воспитанницу, воспитанницу выпускного
класса, считалось
в институте величайшим позором, и такое наказание ложилось клеймом на весь
класс.
— Нина! Нина! — шепчет между тем Люда испуганно, — ты мне погубишь все дело! Полно, Нина, дорогая моя, хорошая! Ведь тебя приняли по доброте баронессы, ведь это против правил — принимать
в старший, выпускной
класс. Пойми же, Нина, пойми! — волнуясь, продолжает шептать Люда.
Семеня разбитыми ногами, директор,
в сопровождении поспешившего его встретить дежурного офицера, прошел
в залу
старшего, выпускного
класса и, поздоровавшись с воспитанниками, ставшими во фронт, подошел к одному коротко остриженному белокурому юнцу с свежим отливавшим здоровым румянцем, жизнерадостным лицом, на котором, словно угольки, сверкали бойкие и живые карие глаза, и приветливо проговорил...
Средняя барышня
в белом казалась моложе и красивее своих подруг и, судя по манерам и смеху, была гимназисткой
старшего класса.
Няня Агафья Ивановна сидит внизу
в кухне и учит там кухарку кроить, а
старший брат, Вася, ученик V
класса, лежит
в гостиной на диване и скучает.
Весь институт отсутствовал, разъехавшись на летние вакации, за исключением
старшего класса, которому надлежало, согласно старым традициям, проводить лето
в учебном заведении для усовершенствования
в языках и церковном пении, да еще десятка два воспитанниц младших
классов, родители или родственники которых, по домашним обстоятельствам, не могли взять девочек на летнее каникулярное время домой.
Я видела как
в тумане чужого учителя-географа
старших классов, пришедшего к нам
в качестве ассистента, видела, как он рисовал карандашом карикатуру маленького человечка
в громадной шляпе на положенном перед ним чистом листе с фамилиями воспитанниц, видела добродушно улыбнувшееся мне лицо инспектора, с удовольствием приготовившегося слушать хороший ответ одной из лучших воспитанниц.
— И вот, mesdam'очки, библиотека будет украшена елками, и там будет гостиная для начальства, а
в четвертом
классе будет устроен буфет, но чай будут пить только кавалеры. Кроме того, для
старших будут конфекты… фрукты…
— Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших
классов называются «младшими», а те, которые
в последних
классах, — это «
старшие».
После молитвы, сначала прочитанной, а затем пропетой
старшими, мы поднялись
в классы, куда швейцар Петр принес целый поднос корзин, коробок и мешочков разных величин, оставленных внизу посетителями. Началось угощение, раздача сластей подругам, даже мена. Мы с Ниной удалились
в угол за черную классную доску, чтобы поболтать на свободе. Но девочки отыскали нас и завалили лакомствами. Общая любимица Нина, гордая и самолюбивая, долго отказывалась, но, не желая обидеть подруг, приняла их лепту.
Новый звонок возвестил окончание обеда. Опять та же дежурная
старшая прочла молитву, и институтки выстроились парами, чтобы подняться
в классы.
Между тем, пары двинулись
в столовую. Сегодня меня уже не так оглядывали
старшие и младшие
классы: событие поступления новенькой за полусуточной давностью, казалось, потеряло весь свой интерес.
Уроки, приготовление их, беготня за Ирочкой на половину
старших, схватки с Крошкой и соревнование
в учении с самыми лучшими ученицами — «сливками»
класса, — долгие стояния по праздникам
в церкви (которые я особенно любила благодаря торжественной таинственности службы), воскресные дежурства
в приемной за отличие
в поведении — все это шло заведенной машиной, однообразно выстукивающей свой правильный ход.
— Новенькая!.. новенькая!.. — слышалось всюду между
старшими и младшими
классами, одинаково одетыми
в зеленые камлотовые платья, белые передники и рукавчики наподобие трубочек, прикрепленных повыше локтя.
Едва девочки успели обсудить и одобрить предложенные Бельской пункты, как
в класс вошла инспектриса. Очень высокая, очень сердитая и очень болезненная, она не умела ни прощать, ни миловать. Это была как бы
старшая сестра нашего Пугача, но еще более строптивая и желчная.
В пансионе водилось между учениками двух
старших классов, что им надзиратели и даже учителя взаймы деньги давали, — правда, без процентов. Из пансиона перешло это и
в гимназию, к ученикам из мелкочиновничьих детей и разночинцев.
В классе он был настоящий, тайный «старшой», хотя
старшим считался,
в глазах начальства, другой ученик, и товарищи поговаривали, что он ведет «кондуитный список» для инспектора и часто захаживает к живущим на квартирах без родителей вовсе не за тем, чтобы покурить или чайку напиться, а чтобы все высмотреть и разузнать.
Когда я перешел
в седьмой
класс,
старший брат Миша кончил реальное училище, выдержал конкурсный экзамен
в Горный институт и уехал
в Петербург. До этого мы с Мишей жили
в одной комнате. Теперь, — я мечтал, — я буду жить
в комнате один. Была она небольшая, с одним окном, выходившим
в сад. Но после отъезда Миши папа перешел спать ко мне. До этого он спал
в большом своем кабинете, — с тремя окнами на улицу и стеклянною дверью на балкон.
— Не оставляют они
в покое и гимназисток
старших классов при выходе из гимназии, и из них некоторые тоже, как слышно, не миновали «штаб-квартиры»… а одна так туда совсем переселилась на житье и завела амуры с князем… И теперь живет у Хватова… После езды дилетанты-извозчики собираются
в «штаб-квартиру» и рассказывают свои похождения… Кто что чудней придумал.