Неточные совпадения
И вот я — с измятым, счастливым, скомканным, как после любовных
объятий, телом — внизу, около самого камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами женщина.
В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью
сладкие, колючие, холодные искры.
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес
в объятиях своих.
И
сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
С нее слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися — как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя,
И гордо
в дерзости безумной
Он говорит: «Она моя...
Когда мы упражнялись
в открытии родившейся
в нас любви и сообщали друг другу сладостные первоначальные
объятия, тут явились родители моей Ани-синьки, отныне ставшие уже и моими; начали нас благословлять и называть
сладкими именами:"сын… дочь… дети… любите друг друга, будьте счастливы!.."
Тьфу ты, пропасть! Что за житье мне пошло? Уж не только самые
сладкие нарицательные и восхитительные междометия полились рекою, но моя милая Анисья Ивановна не выпустила моей шеи из своих
объятий, пока я не согласился переехать
в город на месяц."Только на один месяц!"так упрашивала она меня. Прошу же прислушать и помнить.
Взволнованная до глубины души, не меньше, чем любая женщина
в первый
сладкий и острый момент
объятий избранника, Стелла вскрикнула; звонкий, счастливый смех ее рассыпался
в комнате, стих и молчаливой улыбкой тронул лицо Аяна.
Крепко сжимал Алексей
в объятиях девушку. Настя как-то странно смеялась, а у самой слезы выступали на томных глазах.
В сладкой сердечной истоме она едва себя помнила. Алексей шептал свои мольбы, склоняясь к ней…
В молодом организме Кости сразу забушевала молодая кровь и пленительный образ Маши воплотил
в себе ту искомую
в эту пору юности женщину, которой отдаются первые мечты и грезы, сладостные по их неопределенности и чистые по их замыслам. Обоюдное признание без
объятий и даже без первых поцелуев явилось настолько, однако, удовлетворяющим его чистые чувства, что
сладкая истома и какое-то, полное неизъяснимого наслаждения, спокойствие воцарилось
в его душе.
— Ах, как там хорошо написано про любовь. Когда девушка всю душу готова положить за своего милого. Когда один взгляд его ласковый заставляет ее сердце биться
в сладкой истоме, когда она
в объятиях его трепещет, как птичка
в клетке, и жутко-то ей, и приятно. Какое это наслаждение — отдаться впервые любимому человеку. Но она, та, о которой там написано, была честная, чистая душа. И как она любила его… как любила.
В этом восклицании выразилась вся горячая нежность юноши, который никогда не знал, что значит иметь мать, и между тем тосковал по ней со всею страстностью его натуры. Мать! Он был
в ее
объятиях, она осыпала его горячими ласками,
сладкими, нежными именами, которых он никогда еще не слышал. Все прочее исчезло для него
в потоке бурного восторга.
С какою безотчетною радостью шла она
в объятия друга, и вместо
сладкого поцелуя прожгло все ее существо клеймо позора.
Этим упреком все святое опрокинулось
в душе его. Пристыженный, он схватил ее
в свои
объятия и понес
сладкое бремя…
Не прошло и получаса, как
сладкая дремота Кудиныча
в объятиях природы была нарушена страшным треском ломаемых сучьев, раздавшимся среди точно заколдованной тишины леса; затем послышались крики, страшные, неистовые, и
в этих криках Кудиныч узнал голос отставного сержанта.