Чичиков тоже устремился к окну. К крыльцу подходил лет сорока человек, живой, смуглой наружности. На нем был триповый картуз. По обеим сторонам его, сняв шапки, шли двое нижнего сословия, — шли, разговаривая и о чем-то с <ним> толкуя. Один, казалось, был простой мужик; другой,
в синей сибирке, какой-то заезжий кулак и пройдоха.
Долго стояли тут в сенях старик-хозяин
в синей сибирке и охотник в коротеньком полушубке, с поднятыми бровями и вытаращенными глазами; долго они тут перешептывались, куда-то просились, кого-то искали, зачем-то перед всяким писцом снимали шапки и кланялись и глубокомысленно выслушивали решение, вынесенное знакомым хозяину писцом.
Тележка, запряженная почтовыми лошадьми, остановилась у ворот Патапа Максимыча. Бросились к окнам — нет, не исправник приехал, не из удельной конторы, а какой-то незнакомый человек
в синей сибирке с борами назади и в суконном картузе. Не то городской мещанин, не то купец небойкого полета.
Неточные совпадения
Одна рука уперлась
в бок, другая полукругом застыла
в воздухе, голова склонена набок, роскошные плечи чуть вздрагивают, ноги каблучками притопывают, и вот она, словно павушка-лебедушка, истово плывет по хороводу, а парни так и стонут кругом, не «калегварды», а настоящие русские парни,
в синих распашных
сибирках,
в красных александрийских рубашках,
в сапогах навыпуск,
в поярковых шляпах, утыканных кругом разноцветными перьями…
Одет щеголем:
в синей тонкого сукна
сибирке, подпоясанной алым кушаком, посверх которой надет такой же
синий армяк; на ногах высокие смазные сапоги.
Идет навстречу
в потертой
синей сибирке молодой парень, плотный, высокий, здоровый, с красным лицом и подслеповатыми глазами. Несет баклагу со сбитнем, а сам резким голосом покрикивает...
Только что вышли гости, показался
в передней Василий Фадеев. Разрядился он
в длиннополую
сибирку тонкого
синего сукна, с мелкими борами назади, на шею повязал красный шелковый платок с голубыми разводами, вздел зеленые замшевые перчатки,
в одной руке пуховую шляпу держит,
в другой «лепортицу». Ровно гусь, вытянул он из двери длинную шею свою, зорко, но робко поглядывая на хозяина, пока Марко Данилыч не сказал ему...
Чинно, степенно, одетые
в темно-синие кафтаны и
сибирки с борами назади, ходом неспешным идут старики и пожилые люди.
Не
в истерзанном рубище, не с котомкой за плечьми явился он
в родном городе, а с возами дорогих товаров, с туго набитой мошной,
в синей тонкого сукна
сибирке,
в шелковой алой рубахе.
Рано утром, часу
в девятом,
в передней, на желтом ясеневом диване уже сидел, сгорбившись, остриженный
в скобку мужичок — приказчик Гордея Парамоныча. Его приняли бы за кучера или старшего дворника по короткой ваточной
сибирке из темно-синего сукна и смазным сапогам, пустившим дух по гостиной и столовой. Тулуп он оставил
в кухне, через которую и поднялся.
Молодцы
в черных и
синих сибирках, пропитавшихся той же острой и склизкой сыростью и плесенью, — одни сбегали
в подвал и приносили квас, другие — постарше — наливали его
в стаканчики-кружки, внизу пузатенькие и с вывернутыми краями.
Кучер,
в меховом кафтане, но еще
в летней шляпе, курил папиросу. За дышло держался одной рукой конюх
в короткой
синей сибирке, со щеткой
в другой руке. Они отрывочно разговаривали.