Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек
Доскажет быль афонскую,
Как турка взбунтовавшихся
Монахов в море гнал,
Как шли покорно иноки
И погибали сотнями —
Услышишь шепот ужаса,
Увидишь
ряд испуганных,
Слезами полных глаз!
Когда я выезжал из города
в окрестности, откуда-то взялась и поехала, то обгоняя нас, то отставая, коляска;
в ней на первых местах сидел августинец с умным лицом, черными, очень выразительными глазами, с выбритой маковкой, без шляпы,
в белой полотняной или коленкоровой широкой одежде; это бы ничего: «On ne voit que зa», — говорит француженка; но
рядом с
монахом сидел китаец — и это не редкость
в Маниле.
В почти совершенно еще темном храме Вихров застал казначея, служившего заутреню, несколько стариков-монахов и старика Захаревского. Вскоре после того пришла и Юлия. Она стала
рядом с отцом и заметно была как бы чем-то недовольна Вихровым. Живин проспал и пришел уж к концу заутрени. Когда наши путники, отслушав службу, отправились домой, солнце уже взошло, и мельница со своими амбарами, гатью и берегами реки, на которых гуляли монастырские коровы и лошади, как бы тонула
в тумане росы.
Один старик, которого сын и теперь еще жив, рассказывал, что однажды зимою, отыскивая медвежий след, он заплутался и
в самую полночь забрел на пустынь; он божился, что своими глазами видел, как целый
ряд монахов,
в черных рясах, со свечами
в руках, тянулся вдоль ограды и, обойдя кругом всей пустыни, пропал над самым тем местом, где и до сих пор видны могилы.
— Хоть бы бог привел съездить на Афонские горы [Афонские горы —
в Греции район сосредоточения
ряда монастырей и скитов, одно из «святых мест» православной церкви, когда-то усердно посещаемое богомольцами из России.], — сказала Маремьяша. — Когда мы с Аделаидой Ивановной жили еще
в деревне, к нам заезжал один греческий
монах и рассказывал, как там
в монастырях-то хорошо!
Без клобука на лысой голове
монах стал меньше, шире, его заплесневелое лицо казалось детским; он держал
в руке стакан, а на скамье,
рядом с ним, стояла бутылка кваса.
По лавам он перешел на тот берег. Там, где
в прошлом году была рожь, теперь лежал
в рядах скошенный овес. Солнце уже зашло, и на горизонте пылало широкое красное зарево, предвещавшее на завтра ветреную погоду. Было тихо. Всматриваясь по тому направлению, где
в прошлом году показался впервые черный
монах, Коврин постоял минут двадцать, пока не начала тускнеть вечерняя заря…
Чтобы показать, как нелепо и наобум составлено это перечисление, не нужно никаких замечаний: мы приведем его, только поставивши
в скобках годы путешествий, поставленных
рядом у г. Жеребцова. «Путешествия по святым местам: Трифона Коробейникова (1583), Василия Гагары (1634), Ионы (1651), Арсения Лелунского (никогда такого не бывало), Антония архиепископа (1200),
монаха Льва (мы не знаем такого), Стефана Новгородца (1350), диакона Игнатия» (1389) (том I, стр. 449).
Но вот обедня отошла;
Гудят, ревут колокола;
Вот слышно пенье — из дверей
Мелькает длинный
ряд свечей;
Вослед игумену-отцу
Монахи сходят по крыльцу
И прямо
в трапезу идут:
Там грозный суд, последний суд
Произнесет отец святой
Над бедной грешной головой!
Набеги разбойников и нередко бунтовавших инородцев, нескончаемые поземельные тяжбы, а больше всего непорядки, возникшие с тех пор, как люди из хороших родов перестали сидеть
в настоятелях обители Всемилостивого Спаса, а
в монахи начали поступать лишь поповичи да отчасти крестьяне, отъем населенных не одною тысячью крестьян имений — довели строенье князя Хабарова до оскуденья; затем
в продолжение многих десятков лет следовал длинный
ряд игумнов из поповичей, как всегда и повсюду, мало радевших о монастырских пользах и много о собственной мамоне и кармане.
В церкви все носило тот же пошиб, было так же незатейливо и своеобычно. У правого клироса сидел худощавый
монах. Он предложил ему осмотреть убежище митрополита Филарета.
Ряд комнат,
в дереве, открывался из двери, выходившей прямо
в церковь… Можно было видеть убранство и расположение тесноватых чистых покоев. Он отказался пройтись по ним, не хотел нарушать своего настроения.
Новость и неизвестность его положения, огромный храм с иконостасом, украшенный щедро золотом и драгоценными каменьями, на которых играл свет восковых свечей и лампад, поражающее пение, стройный
ряд монахов в черной одежде, торжественное спокойствие, с каким они молились Богу — словом, вся святость места ясно говорила за себя и невольно заставляла пасть во прах и молиться усердно. Несмотря на то, что вечерня продолжалась часа три, Михаил Андреевич не почувствовал ни утомления, ни усталости.
Грубер пригласил
монаха в кабинет, находившийся
рядом с приемной. Старик довольно твердою походкой прошел вслед за хозяином.