Неточные совпадения
В то время как они говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий голос одного господина, который с бокалом
в руке говорил речь добровольцам. «Послужить за веру, за
человечество, за братьев наших, — всё возвышая голос, говорил господин. — На великое дело благословляет вас матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
«Я видел
в приюте слепых, как ходят эти несчастные, вытянув
руки вперед, не зная, куда идти. Но все
человечество не есть ли такие же слепцы, не ходят ли они
в мире тоже ощупью?»
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами правой
руки по книжке, продолжал: — Эта книжка озаглавлена «Исповедь человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай
в самом себе лабораторию и разлагай
в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт прошлого». Он прочитал «Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все
человечество слепо.
–…второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли
в судьбах
человечества. Ввиду этого, может быть и справедливого, своего вывода господин Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься
руки и…
— Деятельной любви? Вот и опять вопрос, и такой вопрос, такой вопрос! Видите, я так люблю
человечество, что, верите ли, мечтаю иногда бросить все, все, что имею, оставить Lise и идти
в сестры милосердия. Я закрываю глаза, думаю и мечтаю, и
в эти минуты я чувствую
в себе непреодолимую силу. Никакие раны, никакие гнойные язвы не могли бы меня испугать. Я бы перевязывала и обмывала собственными
руками, я была бы сиделкой у этих страдальцев, я готова целовать эти язвы…
Обрати их
в хлебы, и за тобой побежит
человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь
руку свою и прекратятся им хлебы твои».
Тут нечего ссылаться на толпу; литература, образованные круги, судебные места, учебные заведения, правительства и революционеры поддерживают наперерыв родовое безумие
человечества. И как семьдесят лет тому назад сухой деист Робеспьер казнил Анахарсиса Клоца, так какие-нибудь Вагнеры отдали бы сегодня Фогта
в руки палача.
Человечество вступило
в возраст, когда
в религии элемент устрашающий и грозящий жестокими карами оказывается лишь на
руку воинствующему безбожию.
Причудливая диалектика истории передала идею прогресса
в руки нового
человечества, настроенного гуманистически и рационалистически, отпавшего от христианской религии, принявшего веру атеистическую.
— Я, как анархист, отчасти понимаю тебя, — сказал задумчиво Лихонин. Он как будто бы слушал и не слушал репортера. Какая-то мысль тяжело,
в первый раз, рождалась у него
в уме. — Но одного не постигаю. Если уж так тебе осмердело
человечество, то как ты терпишь, да еще так долго, вот это все, — Лихонин обвел стол круглым движением
руки, — самое подлое, что могло придумать
человечество?
Он бежал веселых игр за радостным столом и очутился один
в своей комнате, наедине с собой, с забытыми книгами. Но книга вываливалась из
рук, перо не слушалось вдохновения. Шиллер, Гете, Байрон являли ему мрачную сторону
человечества — светлой он не замечал: ему было не до нее.
Минуя разговоры — потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих пор тридцать лет, — я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь, состоящий
в сочинении социальных романов и
в канцелярском предрешении судеб человеческих на тысячи лет вперед на бумаге, тогда как деспотизм тем временем будет глотать жареные куски, которые вам сами
в рот летят и которые вы мимо рта пропускаете, или вы держитесь решения скорого,
в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет
руки и даст
человечеству на просторе самому социально устроиться, и уже на деле, а не на бумаге?
История
человечества наполнена доказательствами того, что физическое насилие не содействует нравственному возрождению, и что греховные наклонности человека могут быть подавлены лишь любовью, что зло может быть уничтожено только добром, что не должно надеяться на силу
руки, чтоб защищать себя от зла, что настоящая безопасность для людей находится
в доброте, долготерпении и милосердии, что лишь кроткие наследуют землю, а поднявшие меч от меча погибнут.
Сии любимцы Неба, рассеянные
в пространствах времен, подобны солнцам, влекущим за собою планетные системы: они решают судьбу
человечества, определяют путь его; неизъяснимою силою влекут миллионы людей к некоторой угодной Провидению цели; творят и разрушают царства; образуют эпохи, которых все другие бывают только следствием; они, так сказать, составляют цепь
в необозримости веков, подают
руку один другому, и жизнь их есть История народов.
Белинской. Ах, как я рад, что могу теперь купить эту деревню! Как я рад! впервые мне удается облегчать страждущее
человечество! Так: это доброе дело. Несчастные мужики! Что за жизнь, когда я каждую минуту
в опасности потерять всё, что имею, и попасть
в руки палачей!
Они существуют
в этом мире, за них надо сражаться и бороться, чтобы вырвать их из цепких
рук природы, как были вырваны
в прошлом все наши успехи, наша цивилизация работою коллективного мозга
человечества, направляющего и умножающего ничтожную силу отдельного человека».
Если бы ты и хотел этого, ты не можешь отделить свою жизнь от
человечества. Ты живешь
в нем, им и для него. Живя среди людей, ты не можешь не отрекаться от себя, потому что мы все сотворены для взаимодействия, как ноги,
руки, глаза, а взаимодействие невозможно без самоотречения.
Можно с полною уверенностью утверждать, что ни одно из произведений самых величайших гениев
человечества не удостоилось чести побывать
в руках своего творца с такою роскошною внешностью, как произведения князя Сапово-Неплохово.
Лишь
в исключительные моменты становится ощутительно зрима
рука Промысла
в личной и исторической жизни
человечества, хотя для просветленного ока святых мир есть такое непрерывно совершающееся чудо.
И вот между этикой, выработанной войной и воинами, когда борьба с оружием
в руках была самым благородным занятием, этикой, распространенной на всю благородную породу
человечества, и этикой евангельской, христианской существует глубочайшее противоположение и конфликт, который должен был бы переживаться мучительно и трагически христианами, если бы личное сознание и личная совесть были
в них сильнее и острее и не подавлялись родовыми инстинктами.
— Здорово, Вася! — начал он, садясь. — Я за тобой… Едем!
В Выборгской покушение на убийство, строк на тридцать… Какая-то шельма резала и не дорезала. Резал бы уж на целых сто строк, подлец! Часто, брат, я думаю и даже хочу об этом писать: если бы
человечество было гуманно и знало, как нам жрать хочется, то оно вешалось бы, горело и судилось во сто раз чаще. Ба! Это что такое? — развел он
руками, увидев веревку. — Уж не вешаться ли вздумал?
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка,
в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против
человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень
в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот
в каком виде вышел Владимир с мызы господина Блументроста и прошел пустыню юго-восточной части Лифляндии.
Исполинские четвероугольные столбы из огромных камней, истесанных, источенных ржавчиною веков, окрапленных плеснею времени, наваленных
в дивном, гармоническом беспорядке, казалось, складены были всемогущею
рукою природы, а не смертного; из сводов, согласного размера со столбами, грозно выглядывали каменные гиганты и готовы были задавить вас; молитвенный стон должен был отдаваться под этими сводами, как вздох из чахлой груди не одного человека, а целого
человечества.
Обрати их
в хлеба, и за Тобой побежит
человечество, как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь
руку Твою и прекратятся им хлеба Твои».
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений
в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшею властью, и потому возможностью сделать благо своих народов,
в то время как Наполеон
в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил
человечество, еслиб имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе
руку Божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее
в руки презираемых им и презренных людей, и говорит только...