Неточные совпадения
— В-вывезли
в лес, раздели догола, привязали
руки, ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да хозяин с зятем, насупротив, водочку пьют, табачок покуривают, издеваются над моей наготой, ох,
изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят, кровь мою пьют, слезы пьют. Муравьи-то — вы подумайте! — ведь они и
в ноздри и везде ползут, а я и ноги крепко-то зажать не могу, привязаны ноги так, что не сожмешь, — вот ведь что!
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил
в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему
извергать звонкие словечки, и можно было думать, что пища, попадая
в его желудок, тотчас же переваривается
в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув
руки в карманы брюк, он говорил...
— Сатана, изыди, сатана, изыди! — повторял он с каждым крестом. —
Извергая извергну! — возопил он опять. Был он
в своей грубой рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его, обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только стал он махать
руками, стали сотрясаться и звенеть жестокие вериги, которые носил он под рясой. Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и стал пред ним
в ожидании.
— Подлец, подлец,
изверг! — и с этим
в лицо мне плюнул и ребенка бросил, а уже только эту барыньку увлекает, а она
в отчаянии прежалобно вопит и, насильно влекома, за ним хотя следует, но глаза и
руки сюда ко мне и к дите простирает… и вот вижу я и чувствую, как она, точно живая, пополам рвется, половина к нему, половина к дитяти… А
в эту самую минуту от города, вдруг вижу, бегит мой барин, у которого я служу, и уже
в руках пистолет, и он все стреляет из того пистолета да кричит...
И долго рассказывал о том, что не знает русский человек меры во власти и что ежели мученому дать
в руки власть, так он немедля сам всех мучить начнет,
извергом людям будет. Говорил про Ивана Грозного, про Аввакума-протопопа, Аракчеева и про других людодёров. С плачем, со слезами — мучили.
— Ну, вот я освободился на часок! — радостно объявил Яков, входя и запирая дверь на крючок. — Чаю хочешь? Хорошо… Ива-ан, — чаю! — Он крикнул, закашлялся и кашлял долго, упираясь
рукой в стену, наклонив голову и так выгибая спину, точно хотел
извергнуть из груди своей что-то.
Остальное сказал ее взор. Ты помнишь, как он ясен? Но не думай, что Я ответил поспешным согласием. Как саламандра
в огне, Я быстро прошел все цвета пламени, и Я не повторю тебе тех огненных слов, которые
извергла моя раскаленная преисподняя: Я забыл их. Но ты помнишь, как ясен взор Марии? И, целуя
руку ее, Я сказал покорно...
Он должен будет, пожалуй, даже присутствовать на их свадьбе, под
руку с ненавистной женой, с этим «
извергом в юбке». Мстительная Ирена, конечно, настоит на этом. Она, «божественная Зина», будет
в объятиях другого, а он…
С год они из чужих краев вернулись, ну и
изверг же муж у ней, у несчастной, все как есть дочиста прожил, что за ней было, а денег была уйма — триста тысяч, сын у ней
в Париже воспитывается,
в чужие
руки басурманам его отдал, и с собой взять запретил, как назад
в Россию они ехали.